Победитель остается один - Яна Эдгаровна Ткачёва
Я был у ее жилища около полуночи. Через пять часов она должна была отправиться в леса (судя по всему, распорядок дня матери был четким и выверенным).
Как только мои наручные часы показали пять утра, дверь хижины отворилась, и легкой тенью из нее выбежала мать. В рассветных лучах я видел, что она очень молода. Скорее всего, не старше двадцати сезонов. Она была тонкой до худобы, и лишь большой живот нарушал изящный силуэт. Но бремя не сделало ее движения неловкими или скованными. Она бежала быстро, одета была легко – в брюки и тонкую рубаху, но я заметил, что живот поддерживает какой-то лоскут ткани наподобие пояса. Ее ноги в тонких кожаных сапогах ступали бесшумно, а лук, закинутый на плечо, бился о спину ритмично, в такт небольшой косице, выбившейся из тяжелого узла на ее голове. Я еле поспевал. Конечно, столько лет не тренировался вовсе, а только пьянствовал по мирам. Следить за детьми – не такая уж непосильная задача, нет необходимости держать себя в тонусе.
Периодически мать останавливалась и приседала, проверяя силки, которые, очевидно, расставила ранее. И именно в эти моменты, когда нужно было опуститься и встать, живот мешал ей больше всего, лишая природной грациозности. Увидев, как она неуклюже приподнялась в очередной раз, я понял, что моя рука дрогнула в попытке оказать ей помощь. Хотя я стоял далеко. Хотя я следил за ней, чтобы убить сущность. Хотя…
Я так опешил от этого глупого порыва, что упустил миг, когда она устремилась дальше. Шагов матери не было слышно, а лес встречал меня своими обычными звуками. Надо же, неужели выпал из реальности, предавшись думам? И сколько, интересно, времени я стоял здесь с глупым видом? Наверное, придется вернуться к хижине и дождаться мать с охоты, чтобы продолжить слежку.
– А теперь подними руки, – раздалось свистящее шипение у меня над ухом, и я почувствовал, как под подбородком кольнуло острие ножа.
– Спокойно-спокойно, – проговорил я на имперском, послушно выполняя приказ.
– Думал превратить охотника в добычу? – она продолжила зло шептать, обыскивая меня легкими хлопками по всему телу.
Я так и не видел ее, только чувствовал, как она быстро перемещает руки по моему телу, избавляя от личных вещей. Острие ее ножа следовало четко за хлопками. Укол в шею, в область сердца, пах и в спину, прямо там, где располагались легкие. Конечно, преследовать ее, захлебываясь кровью, будет проблематично. Умная девушка. Я только сейчас понял, что для безумной она вела себя слишком осторожно и ловко, и односельчане оставили ее в живых не из жалости, а из-за ее талантов. Но кто пустил слух о безумии? Она сама, науськанная сущностью?
– Теперь говори.
Когда на мне осталась только одежда, девушка переместилась из-за моей спины молниеносно, и мы оказались лицом к лицу. Но я не успел рассмотреть ее – она отпрыгнула назад стремительно, меняя нож на лук с такой быстротой, которая мне и не снилась. Реакция охотницы. Я успел лишь сделать вздох, а в меня уже целился наконечник стрелы.
– Я оказался здесь случайно… – даже для меня самого такое заявление звучало неубедительно.
– Как же… – презрительно скривилась мать. – Я знаю тебя. И знаю, зачем ты здесь.
– Знаешь… знаешь меня? – я так удивился, что бросил потуги что-то изображать.
– Я видела. Она показала мне… – на секунду охотница сбилась, но тут же оборвала себя и рявкнула: – Случай на лодке, когда вы убили ее… вдвоем.
– Все было совсем не так…
– Заткнись, – грубо оборвала меня мать. – Убивать самому или помогать с убийством – разница небольшая.
О нет, разница есть, дорогая моя. Еще как есть. Я с сожалением понял, что мать отравлена сущностью. Сожаление… Такое старое и забытое чувство. Мне сложно было сказать, почему именно сегодня во мне пробудилось что-то. Виной тому моя трезвость, этот мир, ситуация, в которой я оказался, или… именно эта мать. Что такого необычного в охотнице? Я видел их сотню раз, видел тех, кто был глух к сущности, а также тех, кого сущность порабощала сразу. Но, наверное, впервые я встретил женщину, которая слышала сущность, но осталась собой. Я готовился увидеть сумасшедшую, обезумевшую от видений юродивую, а встретил ясный, словно наконечник стрелы, взгляд человека, который прекрасно понимает, что именно сейчас происходит.
И мне придется убить ее. Я видел, что она знает это.
– Послушай… – снова попытался я, стараясь вернуться в блаженное состояние бесчувственности.
– Это ты послушай, – оборвала меня мать, и в ее голосе было много презрения. – Я кину тебе веревку, ты свяжешь ею свои ноги. Крепко и хорошо. Я знаю, что Путешественники это умеют. Не пытайся меня обмануть.
– Куда мне до тебя по части обмана, – пробормотал я, намекая на то, как она сумела создать образ сумасшедшей среди соседей и покупателей.
Мать нахмурилась, очевидно, не разгадав мой намек. Прочная веревка крепилась на ее странном поясе вокруг выпуклого живота. Я ждал, что именно она полетит в меня секундой позже, но охотница медлила. Следовало воспользоваться заминкой, отчего бы она ни случилась, и обезоружить мать. Но взгляд против воли пополз вниз, туда, где между ног напряженной охотницы быстро расползалось мокрое пятно. В следующий миг она выронила лук и уперлась ладонями в колени, протяжно и утробно вскрикнув. Но тут же попыталась распрямиться. Безуспешно.
Я просто стоял и смотрел на нее. Лук валялся на расстоянии одного прыжка, но я не знал, что делать.
«Сейчас она беззащитна как никогда, – прогремел голос Верховного в моей голове. – Напади, напади и убей их разом».
Но… я просто не мог. Я упустил свой шанс, показал свою слабость, червоточину, которая была во мне всегда. Дал сомнениям склонить меня на свою сторону. Подскочив к охотнице, я осторожно подхватил ее и уложил прямо на мягкую землю.
– Не трогай… не прикасайся ко мне, – выдавила она между судорогами, которые скручивали ее тело.
– Я помогу тебе, – прошептал я, и мои дрожащие руки сделали наконец то, чего желали, – утешающе погладили длинную косичку, которая манила меня до этого.
Мать распахнула глаза. Там больше не было презрения, ненависти
