Проклятый оборотень. История одной потерянной души - Ирина Ивочкина
— Почему тебя постоянно обижают? Ты красивая, тихая. — спросил мальчик.
— У меня есть одна способность, и не всем она нравится, — ответила девочка, поднимая глаза и считывая его эмоции.
— И что же это за способность? — он отвлекся от шнурков, посмотрел на нее, улыбнулся. Она была так напряжена, будто он ее пытает. Смешная. Потянул за вторую ногу. — Ты умеешь читать мысли и всем рассказываешь самое сокровенное? — он усмехнулся и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Ты не поверишь, а только посмеешься, как все.
— Я хоть раз смеялся над тобой? — нахмурился и даже брови свел, но глаза не поднял, туже затянул шнурок.
— Нет. Я умею становиться невидимой. Ненадолго. — Она опустила глаза и даже, кажется, сжалась.
— Покажешь? — он удивленно на нее уставился и воодушевился.
— Правда? — Он только кивнул.
Соня закрыла глаза и растворилась прямо перед парнем, потом снова появилась и распахнула их.
— Потрясающе, — выдохнул Верн.
— Правда-правда?
Мальчик одобрительно кивнул.
— А другие говорят, что я просто стою за стеной и подслушиваю, а потом все рассказываю учителям. Они боятся меня, потому что я тихая и могу подкрасться незаметно, они не верят, что я умею скрываться. А мне неинтересно, что они говорят или делают, честно-честно.
— Ты сокровище, Сонька, ты даже не представляешь, насколько ты ценная и необыкновенная.
В обед, когда все дети сидели за столами и ели жуткую мешанину в тарелках, гремели ложками, Верн сидел рядом с Соней и неторопливо ел, поглядывая на других. Он подмечал их эмоции. Даже намерения некоторых сделать глупость и пристать к нему как к новичку.
— Эй, растрепа, ты снова села за этот стол, а я говорил, — к ним подошел рослый парень.
За его спиной стояли еще два мальчика. Они были старше, и их было больше. Но Верн не испугался, он поднялся из-за стола и выпрямился, запрокинул голову, потому что нападавший был выше.
— Тебе чего, урод? Ты что-то хотел сказать этой девочке? У тебя какие-то претензии? — спокойным тоном проронил Верн.
— У меня претензии к тебе! Чего встал? Сядь и ешь. Или отойди, — долговязый проигнорировал оскорбление и неуважительный тон. Протянул руку, чтобы схватить девочку за волосы. Но она в мгновение была остановлена и с силой вывернута из сустава, длинный взвыл от боли.
— Я что-то не расслышал. Повтори, пожалуйста. — Верн снова дернул парня за выкрученную руку и приблизился ближе к лицу корчившегося от боли. — Не понимаю, что ты говоришь?
Двое других отступили от них. И в столовую вошла главная надзирательница. Так Верн впервые попал к директору и получил выговор. Больше Соньку никто не трогал.
Время шло, медленно тянулись однообразные дни. Уроки, дополнительные занятия, спортивная секция по баскетболу — все это утомляло Верна, но он упорно трудился, чтобы не оказаться на улице и не потерять Соню. Хотя давалось все это тяжело, никто в детском доме так его и не принял. Верн вырос, возмужал. И в нем билась сила. Он чувствовал свою мощь. Гибрид требовал освобождения и оборота. Ему уже было почти семнадцать. Обычно гибриды оборачиваются раньше, лет в пять-семь.
Драки, постоянная ругань и стычки на уроках. Жесткий отпор, и снова встреча с директором. Его боялись и ненавидели все дети, обходили стороной. Только белокурая Соня держалась за его спиной и шла за ним.
В этот вечер ссора с учителем литературы и русского языка привела его в кабинет директора.
— А, Вениамин, — Евгений Петрович, седовласый сильный мужчина, сидел за массивным столом и что-то писал, когда Верн спокойно вошел в кабинет. — Проходи. Что на этот раз?
— Эта сухая селедка снова влепила мне пару за то, чего я не делал, — внешнее показное спокойствие не могло скрыть бурю внутри Верна. Хотелось разнести все вокруг к чертовой матери, но гибрид внутри выжидал.
Директор поднял глаза от своего документа и внимательно посмотрел на него, сведя густые лохматые брови.
— Для начала давай успокоимся? — Верн мотнул головой в знак отказа. — Хорошо, давай разберемся… — снова отказ. — Так чего же ты хочешь? Выйти отсюда на свободу? Может, выпустить тебя сейчас?
Если Верна выгонят, Соня останется здесь одна. Она младше и не сможет уйти вместе с ним. Испуг на лице или напряженное молчание заставили Евгения Петровича улыбнуться. Его светло-карие глаза лучились добротой, морщинки собрались на щеках, делая его еще старее. Хотя все и говорили, что такого жесткого и злого дядьку надо еще поискать, Верн видел его насквозь. Бывший военный просто не мог вести себя иначе, гордость и честь ему этого не позволяли.
— Давай так. Я отпущу тебя сейчас. На этот раз. Но чтобы в последний раз, понял? — даже палец вытянул и указал прямо в лицо парня.
Верн расслабился и улыбнулся. Кивнул. И так он получил очередной выговор и предупреждение, занесенное в дело.
Верн вышел на площадку. На корте бегали ребята, увидев его, они насторожились и затихли. Бесит. Сидеть на скамейке около здания детского дома перехотелось. Искать Соньку тоже. Решил пойти в парк. Это недалеко, да и голову проветрит.
Опавшие листья лежали вдоль дорожки, выложенной камнем. Он пнул один раз, другой, листья разлетелись в стороны. Что так злит его? Почему никак не успокоиться?
Верн опустился на скамейку и откинулся на спинку, запрокинул голову и уставился в вечернее небо.
Несколько минут он прислушивался к окружающему миру. Шуршали листья на ветру, и пели птицы. Все вокруг умиротворяющее жило. И только буря в душе не унималась. Он достал из внутреннего кармана припрятанную книжку из библиотеки. Книги выносить за пределы детского дома запрещалось. Но эта маленькая шалость так грела душу. Он раскрыл ее и заставил себя сосредоточиться на строчках, чтобы отвлечься от злобы, что кипела внутри.
— Ты слышишь меня? — женский голос был тихий и шипящий, девушка растягивала слоги и говорила нараспев. Он сглотнул, решив, что сошел с ума.
— Да! Ты слышишь меня! Я хочу тебе помочь выбраться отсюда. Ты готов изменить жизнь к лучшему? — волосы на затылке зашевелились, паника накрыла в мгновение. Забытые, но такие близкие ощущения снова вернулись. Словно где-то рядом, за спиной прошла тень матери и коснулась его спины. Верн кивнул и начал озираться по сторонам.
В парке никого, кроме него, не было. Он сидел на лавке под фонарем и читал книжку. Точнее, держал ее в руках и не мог сосредоточиться на буквах.