Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями - Олег Владимирович Фурашов
– …Предположим, мы не договоримся, – первым опомнился от невиданного нахальства Лонской. – Ну, не станешь…Ну, не станете же вы, Григорий Иванович, в самом деле, держать нас…кхе…взаперти?
– Стану! – жёстко возразил ему глава КГБ. – Ещё как стану. В вашем распоряжении два часа. Уже заряжены материалы для подачи в Интернет, во все три высокоскоростных информационных кольца, в крупнейшие отечественные и зарубежные теле- и радиокомпании, в редакции газет. Нажатие кнопки – и весь компромат СМИ выльют на головы граждан. Вслед за этим, как минимум, на ваших политических карьерах можно будет ставить крест. А кто-то не избежит и суда.
– Неужели…вы способны…? – поражённо проронил Зарукин.
– Ещё как! – характерно придавил ладонями кипу бумаг, лежащую перед ним на столе, комитетчик. – Однако крайне не хотелось бы…И знаете, почему?
– Почему?
– Потому, что России не нужны великие потрясения. При нынешней обстановке раскачать лодку ничего не стоит. И политическую надстройку сметёт махом. А что дальше?…Но и терпеть дальше ваши, извините, художества – только отсрочить смуту.
– Допустим, мы находим консенсус, то…что с компроматом? – вкрадчиво вклинился в диалог хитроумный Рокецкий.
– Мы его условно отложим в долгий-долгий ящик, а когда выправим крен – уничтожим за ненадобностью. Подумайте.
И Крутов, убрав материалы в сейф, вышел из кабинета, демонстративно закрыв дверь на ключ. И в очередной раз в кабинете зависла гнетущая наэлектризованная атмосфера раздумий.
Выдержав паузу, Рокецкий достал из нагрудного кармана пиджака миниатюрную трубочку, нажал тумблер на ней и посмотрел на индикатор прибора.
– Х-хи, – хихикнул он. – Прослушки, как будто, нет, – и многозначительно умолк.
– Крутов, конечно, хам, но…по сути прав, – проронил Зарукин, метнув взгляд на Лонского.
– Если не совершим перестроечку мы, то быдло это сделает за нас, – натужно, но сделал подачу для переговоров Рокецкий.
– …Кхэ-кхэ…Позавчера мне Геннадий Петрович предложил один проект, – принимая подачу, вступил в переговоры и Лонской, по-прежнему ни на кого не глядя. – Суть его в том, чтобы портфельно поделить меж нами весь энергетический и сырьевой бизнес. Но увязать этот передел с нашими прочими корпоративными делами…Вадим Юрьевич, – с трудом преодолевая неприязнь, впервые за много-много лет обратился он непосредственно к своему врагу, да ещё и назвал его по имени-отчеству. – Признаться, я отверг это. Вместе с тем…Вместе с тем, принимая во внимание…кха-кха…вновь открывшиеся обстоятельства, я официально делаю вам такое предложение.
– …Упс! – вырвалось у Сладенького Мерзавчика. – Навскидку мне сложно оценить проект в деталях, – заёрзал он в кресле щекотливым седалищем, – но предложение заманчивое…Зама-а-анчивое…
– Лев Максимович упустил один…нюансик, – забеспокоился Зарукин. – При принятии экономической стороны нашего проекта, мы хотели бы иметь гарантии того, что премьер-министром стану я. Взамен мы бы дали гарантии, что последующие пять лет премьер-министром будете вы, Вадим Юрьевич.
– Вы знаете, уважаемый Геннадий Петрович и уважаемый Лев Максимович…, – оживился Рокецкий. – В общем, я тут экспромтом прикинул…И, пожалуй, согласился бы…
– Стало быть, начнём выруливать?
– Придётся выруливать…
И Лонской с Рокецким наперебой загалдели, профессионально оценивая открывающиеся перспективы. А в конце даже принялись «подводить черту»:
– И, представляется, нелегальные сношеньица с…господами из-за бугра надо завязывать…Утомили…
– Да если у нас будет суперэнергия…Сами приползут! И уже мы их поучать будем…
– Господа! – остановил единомышленников Зарукин, воспользовавшись заминкой. – Всё так. И с Крутовым мы разберёмся в своё время…Через Совет Федерации протащим вопрос. Но остаётся мелочь, что способна спутать все карты – Павлов!
– …М-да…, – будто споткнувшись, промычал Лонской. – Мелочь, но малоуправляемая…
И они с премьер-министром ненавязчиво и исподлобья метнули выжидательные взгляды на Рокецкого.
– А что Па-а-авлов? – заговорщицки протянул Метросексуал, вспомнив о спятившем шахтёре. – Найдётся и на него управа. Есть подходец. Посему, коли мы договариваемся на берегу о будущем мироустройстве…Люди-то все свои…Помеха оч-чень скоро исчезнет. Будьте покойны.
– Исчезнет?
– Будьте покойны!
И троица экспромтом и разом, по-купечески потёрла ладони перед предстоящей сделкой.
– Короче, – всё более осваиваясь, уже почти по-хозяйски подытожил Лонской, – революции задумывают романтики, совершают прагматики, а их плодами пользуются проходимцы. Так наша задача – не попасть в первые две категории!
И хозяева жизни дружно расхохотались.
2
В середине сентября выдался погожий денёк, и Милена Кузовлёва с удовольствием прогуливалась возле здания клиники Института нейрофизиологии мозга. Перед собой она катила детскую коляску, в которой тихонечко сопел носиком во сне её сынишка – радость, гордость, надежда и смысл жизни.
Роды Милены протекали чрезвычайно тяжело, но силы добра одолели силы зла, и она, пусть и многотрудно, но разрешилась. Зато мальчик, вопреки всем предыдущим переживаниям, треволнениям и испытаниям, родился здоровым.
Молодая мама второй месяц наведывалась в сквер клиники. И из раза в раз Милена сталкивалась с женщиной, которая столь же упорно приходила сюда. Нынче она была с мальчуганом лет восьми. Сидя на лавочке, женщина плакала, а мальчуган её утешал и просил: «Не надо, мамочка! Не надо…»
Милена не выдержала и, приблизившись к ним, спросила:
– Простите, пожалуйста, что-то случилось? Может, я чем-то смогу вам помочь?
– Что? – спросила незнакомка, подняв голову. – А-а-а…Нет-нет, спасибо, девушка, всё хорошо…
– А то я вижу, вы плачете…
– Это я от счастья, милая, – поделилась с Кузовлёвой чувствами незнакомка, промокая платочком глаза. – Муж у меня три года был в ступоре, а сегодня признал меня. Посмотрел и сказал: «Оля!»…Ольга Николаевна Капличная, – назвалась она.
– Меня зовут Милена, – в свою очередь представилась Кузовлёва. – Очень рада за вас!
– Спасибо! – поблагодарила её Капличная. – Сейчас прямо отсюда поеду с Егоркой в церковь и закажу молебен за здоровье мужа и за здоровье этого…Листратова…
– Листратова?!
– Да. Этот самый Листратов изобрёл какой-то аппарат. Благодаря ему Женя и…вернулся.
Услышав фамилию покойного мужа, Кузовлёва вздрогнула, а на глаза у неё тоже навернулись слёзы: каков бы ни был Георгий, но
слишком многое с ним было связано…
– Ну вот, – огорчилась Капличная. – Теперь вы заплакали. Я давно вас приметила. А у вас здесь что? Или кто?
– Я очень…Я очень рада за…за вас…, – роняла наземь слезинку за слезинкой Милена. – А у меня…А у меня…здесь…горе…
– А вы поделитесь, поделитесь…, – проговорила Ольга Николаевна, усаживая её на лавочку подле себя. – Что у вас такое?
– Здесь…В больнице…лежит…очень дорогой…мне… человек…, – с трудом унимая рыдания и проглатывая ком в горле, ответила Милена. – Он…Он мне как младший брат…Он спас меня…Меня и моего Тишеньку…Если бы… Если бы не он, то…то и Тишки бы не было…А он лежит…лежит в коме уже третий месяц…Его бандит по голове топором…И надежды…И надежды ма-а-ало…
И Милена снова горько и безутешно зарыдала.
Капличная принялась её успокаивать и говорить, что всегда надо верить в лучшее, что она верила в лучшее каждую минуту из тягостных лет.
Так они и проговорили, пока не проснулся маленький Тихон.
При расставании Капличная и Кузовлёва обменялись телефонами и договорились встречаться. Когда Ольга Николаевна и Егорка ушли, Милена сменила двухмесячному Тишке памперс, дала ему грудь, а сама стала покрывать его личико поцелуями.
Постепенно она успокоилась, и ей
