Победитель остается один - Яна Эдгаровна Ткачёва
Я исходила ужасом, а звон не смолкал. Мне не хотелось умирать, только не снова. В этот раз – то ли потому, что я вынырнула из тумана небытия, то ли по какой-то другой причине – чувства и эмоции были острыми, как в самых первых снах, а ужас – почти нестерпимым. Мне хотелось заорать на нее. Куда она снова побежала? Мы должны попробовать забраться к рыбакам. Крикнуть им, чтобы кто-то спустился и открыл проход на винтовую лестницу. На высоте должно быть безопаснее. Но девушка упрямо огибала маяк.
Я увидела, к чему она стремилась. С противоположной от моря стороны, в основании маяка, прямо в земле, виднелись распашные двери. Она знала, что они ведут в хранилище. Ее дед был смотрителем до самой смерти. Он умер семь лет назад, но вряд ли что-то поменялось с тех пор, как она маленькой девочкой излазила весь маяк от самой верхушки до подвала. Туда-то она и стремилась, потому что помнила дедовы страшные сказки. Он рассказывал, что во времена Старых богов моря ́ были такими большими, что звались океанами. И иногда, когда Стрибог бывал не в духе, он мог наслать на земли огромные волны, которые смывали целые поселения без следа.
– Как же спастись в такой большой волне, деда? – спросила она тогда.
– Нам такое не грозит, стрекоза, – скрипуче ответил он, натирая поручни смотровой площадки на маяке, пока она сидела, свесив ноги с высоты, и смотрела на море, что бывает так беспощадно.
– Ну скажи! – упрямо и любопытно попросила она.
Дед подбоченился и тоже глянул на воду.
– Я бы спрятался под землей, – наконец прокряхтел он. – Наше море небольшое. Р-р-раз – и смоет все домишки к Велесу. А хранилище в подвале плотно закрывается. Есть шанс пересидеть.
– Я бы влезла на маяк, деда, – упрямо заявила она. – Он ведь высоко, большая волна не достанет меня.
– Эх, стрекоза, – дед потрепал ее по макушке. – Маяки нынче не те, что во времена Старых богов. Так, одно название. Да и стекла, разбитые большой волной, пронзят тебя насквозь. А хранилище строили люди из Столицы, чтобы мы берегли там ежегодную подать. И внутри него уж точно больше шансов выжить. Хотя я бы в любом случае сильно губу не раскатывал.
* * *
Именно поэтому теперь она должна была проникнуть под землю, чтобы спастись. Подняв с песка увесистый камень, девушка со всего маху ударила по навесному замку. Я почувствовала, как ногти неприятно заскрежетали о шершавую поверхность булыжника. Перехватив камень поудобнее, она ударила еще раз. И била до тех пор, пока замок не упал, сломавшись.
С натугой девушка распахнула створки, ведущие в темноту погреба, и спрыгнула вниз, ободрав голые ступни о бетонный пол. И пока я мысленно морщилась от боли, она бросилась к двери из настоящего металла, которая была вмурована прямиком в каменный пол. В центре двери красовался круглый диск, похожий на поручень карусели в Городских садах. Той, на которой можно вращаться и закружить себя до тошноты. Этот диск, должно быть, открывал и закрывал дверь.
Я предположила, что здесь может быть погреб, как принято в наших домах, но дверь выглядела внушительно, словно скрывала за собой нечто большее. Убежище. Укрытие. Я почти поверила, что на этот раз нам удастся выжить.
Девушка налегла всем весом на металлический диск, но он встал намертво, отказывался проворачиваться. Мы тянули и так и эдак, девушка даже придумала использовать рычаг. Но ручка не двигалась.
– Закисла… Не мог же кто-то задраить ее изнутри… – кряхтела девушка, не оставляя попыток. Я впервые услышала ее голос. Он был не похож на мой. Гораздо ниже, словно она была сильно старше или редко говорила.
И только через мгновение до меня дошел смысл того, что она сказала. Тревожный звон в ушах вернулся, и следующие слова девушки я не расслышала. Но почувствовала, как в ней угасла надежда и осталась лишь пустота. Я попыталась передать ей весь свой ужас и страх, чтобы заставить что-то делать, спасаться, но наша связь была односторонней. Она не ощущала меня рядом.
Совершенно безжизненно, двигаясь механически, она выбралась из подвала и побрела по берегу. Звон в моих ушах никуда не делся, но немного стих, хотя оставался все таким же тревожным.
Она шла не вдоль полосы прибоя, а двинулась вслед за сбежавшим морем, к горизонту. Несколько раз присела, разглядывая коряги, подняла пару ракушек и ударила их друг о друга. Ей было страшно, но чувства притупились, выцвели. И лишь когда раздался рокот волны, девушка тряхнула головой, словно очнулась, и смело распрямилась. Гордо задрав подбородок, она смотрела на приближающуюся смерть.
Я же исходила от страха внутри нее. Как никогда мне хотелось смотреть со стороны, но я видела все ее глазами. В голове вновь возник зловещий, предвещающий смерть звон, и прежде, чем ее жизнь оборвалась, я увидела накатывающую толщу воды и ощутила одиночество. Но она была не одна. Я была здесь – вместе с ней.
Волна обрушилась на нашу голову в один миг, и в ее угасающем сознании начали всплывать одна за другой картинки с его лицом. Она всё вспомнила и заплакала. Но я не успела даже почувствовать слезы, струящиеся по ее щекам, потому что нас уничтожила сила стихии.
* * *
Я выбралась из этого сна, хватая ртом воздух. Тело болело, как если бы по нему потоптались кони, а легкие распирало. Я не могла надышаться. И еще теперь я точно знала, что мои сны – не фантазии и не выдумки, а реальные события. Большая волна уничтожила остров Стрибога и почти полностью разрушила Велесгород за год до моего рождения. Города только-только восстановились после небывалого бедствия.
Но как бы мне ни хотелось снова погрузиться в дымку полузабытья, прокручивая сон раз за разом в голове, ища подробности, я заставила себя прекратить.
Пропустив два года жизни, я собиралась составить план и следовать ему. Эти сны, чем бы они ни были, не должны руководить моей жизнью. Я и так потеряла из-за них слишком много: поддержку и понимание семьи, любой шанс на достойную жизнь, и саму жизнь чуть было не потеряла, постоянно ошиваясь у края мира.
Прямо со следующего дня я принялась за свой
