Роман Суржиков. Сборник (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич
— То есть наша задача — нацелить корабль на некую точку времени, как направляем его на звезду?
— Примерно. Но как это сделать? В уравнения курса корабля входят пространственные углы и фактор сжатия, но не время! Как проложить курс так, чтобы он был нацелен на эту же точку пространства, но лежащую в прошлом?
— А есть гипотезы?
— Гипотезы есть всегда. Общепризнанная версия сейчас такова: звездолет должен двигаться по кругу. При этом он будет оставаться в прежней области пространства, но временное смещение станет накапливаться, и корабль начнет двигаться по оси t. Мешает одна глупая, но неразрешимая проблемка: при движении по кругу со скоростью света центробежная сила станет бесконечно большой и разорвет корабль.
— Разорвет на куски?
— Ага. Местами даже на атомы.
— А если корабль будет железо-бетонный, а внутри — крайне мускулистая горилла в рыцарском доспехе?
— Ну, разве что, — Ричард заулыбался и поднял биту. — Хватит рассиживаться! За мной реванш!
Шли дни. Недели. Месяцы.
Оба стали жить на «Эврике». Рич хотел сходить поглядеть на корабль Дугласа, но тот отговорил его: на борту нет совершенно ничего полезного, а идти очень далеко — Дуглас сумел найти дорогу только потому, что видел, как падала «Эврика» и хорошо запомнил направление.
Пищи из репродуктора вполне хватало на двоих, запасы чая и кофе были огромны. Друзья по несчастью проводили дни за городками или шахматами, а вечера — за беседами. Компьютерных игр Дуглас не любил, но иногда соглашался проиграть Ричу партию-другую в «Цивилизацию» или «Героев». Они попробовали гольф: высверлили лучеметом лунки и выбили шарики из гигантского подшипника киля «Эврики». Однако базальт никак не подходил на роль лужайки — мячики бессовестно отскакивали от него. Рич много рассказывал о своей жизни и о событиях в мире за последние двенадцать лет. Дуглас любил порассуждать о закономерностях истории, о человечестве, о людской психике. Частенько пересказывал сюжеты книг — оказалось, он был ходячей энциклопедией классической литературы. О себе же Дуглас почти не говорил — видимо, мало что из земной жизни сохранилось в его памяти.
Временами Ричард заговаривал о машине времени. Он частенько думал о своих исследованиях, но говорил о них, как правило, с пессимизмом и в сослагательном наклонении: «Если бы мы могли… Будь нам известна величина…» Дуглас мало что смыслил в физике, но терпеливо выслушивал друга и вставлял остроумные замечания.
Но однажды, во время очередной партии в городки, Ричарда Коннела осенило. После броска один из кольев подпрыгнул вверх, упал на камень и завертелся волчком. Рич остолбенело глядел на него. Подошел ближе, не отрывая взгляда. Когда колышек остановился, ученый вновь закрутил его и заорал:
— Эврика! Эврика, будь я проклят!
— Что случилось, старина?
— Я понял! Я все понял! Движок и сжиматель пространства должны быть направлены перпендикулярно! Тогда корабль закрутится на месте и ввинтится в четвертое измерение. Радиус круга будет нулевым, судно не разорвет центробежной силой!
Забыв обо всем, он бросился к компьютеру.
Было ясно, что один только вывод верной системы уравнений займет месяцы работы, и это наполняло Ричарда счастьем. Из предстоящих ему лет на Второй Дельты Цефея хотя бы месяцы пройдут не бесполезно!
Теперь их режим изменился. Рич проводил за расчетами по десять часов в сутки, отвлекаясь лишь на еду, чай и редкие партии в городки, чтобы дать голове отдохнуть. Но едва способность думать восстанавливалась, он возвращался за экран. Никогда в жизни Ричард Коннел — пьяница, бабник и прожигатель жизни — и близко не работал с таким упоением и остервенением.
А седой старина Дуглас почитывал книги из библиотеки «Эврики» и много в одиночестве гулял по каменной равнине. Он разделял радость открытия, вслух восхищался работой Рича, но с каждым днем им все больше овладевала тоска. Если бы внимания физика хватало на что-либо еще, кроме формул, он заметил бы ввалившиеся щеки друга, черные круги под глазами, частую болезненную дрожь в руках. Заметил бы и то, что седой англичанин совершенно перестал шутить.
Однажды ночью Дуглас умер.
Очень тихо. По-английски — не прощаясь. Когда боль стала нестерпимой, он добрался до аптечки и ввел двадцать кубов успокоительного. Ричард узнал об этом лишь на утро.
Запоздалое сканирование обнаружило опухоль в головном мозге Дугласа. Радиация Дельты Цефея оказалась все же не такой уж безвредной. И хотя со скупым запасом медикаментов, имеющимся на «Эврике», Ричард никак бы не смог помочь ему, но было невыносимо горько от того, что он даже не заметил страданий друга. Не попрощался. Не сказал — ни разу не сказал! — как бесконечно много сделал для него Дуглас!
Эхх… Рич Коннел похоронил тело, выжег на скале имя и отыскал в запасниках корабля бутылку скотча. В первый месяц одиночества, уничтожив все остальные запасы спиртного, он сохранил скотч «на самый черный день» — это помогало верить, что самый черный день еще не настал. Сейчас Рич откупорил бутылку и осушил до дна.
Ночью его выворачивало наизнанку, давило тисками, размазывало по земле. Под утро в совершенном изнеможении он отключился. А когда пришел в себя, выпил чашку крепкого кофе и взялся за вычисления. Теперь у него была цель.
Через два года после крушения Ричард Коннел окончил все расчеты. Он проверял их так тщательно, что сомнений в правильности уже не осталось. Однако, расчеты были лишь малой частью работы — предстояло создать установку!
Прежде Рич осознавал, что человечество никогда не узнает о его открытии, а стало быть, нет большого смысла строить саму машину времени. Для того, чтобы удовлетворить свои амбиции, вполне достаточно лишь создать проект. В конце концов, он ученый, а не инженер.
Однако после смерти друга ситуация изменилась. Теперь Ричу нужна была машина. Он вернется в прошлое, в тот день, когда он-молодой только встретил Дугласа, подойдет и скажет:
— Видишь, Рич, у тебя все получилось! Ты изобрел эту чертову машину! Мы с тобой кое-чего да стоим!
Затем повернется к Дугласу и добавит:
— У меня все получилось, дружище. Но получилось только благодаря тебе! В одиночестве я бы сдох.
Вот для этого ему нужна была установка.
На роль машины времени идеально подошла бы сама «Эврика» — она имела реактор, маршевый гипердвижок и сжиматель пространства. Разбитый корабль, однако, ремонту не подлежал.
Другой вариант — спасательный катер, пристыкованный к звездолету. Он уцелел. На катере нет реактора. Есть комплект ядерных аккумуляторов и линейный ускоритель, рассчитанный на один прыжок — в пределах светового месяца. Вектор сжатия не регулируется — это значит, установку нужно будет переделать вручную на земле, причем с идеальной точностью. Аккумуляторы разряжены наполовину, а энергии нужно под завязку, и даже этого может не хватить. Следовательно, придется заряжать их от двух киловаттных солнечных батарей. Только на заряд аккумуляторов уйдет девятнадцать месяцев.
Однако скучать Ричу теперь не приходилось. С помощью ремонтного автомата он резал жаропрочную сталь, варил, прикручивал, перепаивал. Огромный кожух с ускорителем весил больше трех тонн и держался на весу. Его предстояло повернуть с идеальной точностью на сорок пять градусов, при этом, если ускоритель оторвется от корпуса и упадет на землю, никакой реальной возможности поднять его уже не будет. Рич подваривал упоры и отрезал балки крепления по одной, пока кожух не начинал проворачиваться под собственным весом. Фиксировал его в новом положении и начинал процедуру заново. Сварочный аппарат был один, перегревать его нельзя ни в коем случае. Потому на одну жаропрочную балку уходило несколько суток, а на пять градусов поворота — три недели.
Затем — сжиматель. Необходимо настроить его на иную длину гравитационной волны, для этого — перепрограммировать сотню чипов, каждый из которых незаменим. Благо, в библиотеке были учебники по программированию и схемы электроники сжимателей пространства. На изучение уходили месяцы… а может, годы. Он давно уже не следил за временем.
