Усы генералиссимуса - Игорь Саксин
– Защищала?
– Конечно. Аналитики предположили, что они состоят в близком родстве и тогда её поведение вполне объяснимо.
– И кем, по их мнению, она может ему приходиться?
– У меня нет подобного личного опыта, и всё же рискну предположить, что из всех человеческих инстинктов самым сильным является именно материнский инстинкт. Возможно, она защищала своего сына.
Я с сомнением покачал головой:
– Мне кажется, ты не обратила внимания на одну деталь, но я упомянул, что женщина была молода и в таком случае её описание больше соответствует статусу сестры или, скажем, жены.
– Я узнала об этом раньше, чем ты,– улыбнулась она,– и просто предлагаю свою версию, изображая бывшего члена аналитического отдела.
– А что ещё ты можешь предложить?
– Я бы задала коллегам простой вопрос: зачем ученику волхва, если он на самом деле им является, идти на верную гибель? Чтобы отпугнуть немцев и ценой собственной жизни спасти небольшое количество мирного населения?
– Действительно, рано или поздно командование всё равно погонит солдат в бой, а что касается мирных жителей, то таким образом всех не спасёшь, как ни старайся.
– Верно, Гоша, значит, дело совсем не в этом и непременно следует рассматривать иные варианты.
– Будь добра, назови хоть один.
– Пожалуйста, тем более что он очевиден,– она зябко поёжилась,– если Распутин получил формулу эликсира именно от волхва, можно смело предположить, что и сам волхв, и его ученик пользуются им, то есть, по сути, являются бессмертными. Разве не так?
– Предположим, так,– ответил я, не очень понимая, к чему она ведёт.
– В таком случае, мой дорогой, смерть ученика это не более чем эффектный трюк, постановка для посторонних глаз. Но в то же время этот человек хотел, чтобы его мнимая героическая смерть была зафиксирована многими свидетелями, выбрав для этого такой оригинальный способ.
– То есть он знал, что не умрёт по-настоящему,– я, наконец, понял, что она имеет в виду,– и таким образом оставлял для кого-то ниточку, за которую можно потянуть. Но для кого?
– Не знаю.
– Катя, ты гений! Тебе непременно нужно вернуться в аналитический отдел, а мне срочно увидеться с твоим отцом.
– Он всё равно не скажет тебе больше, чем уже сказал.
– Это ещё почему?
– Потому что лишняя информация может ещё больше запутать тебя, как запутала их всех.
– Сейчас ты почти один в один повторила слова моего наставника.
– Любой бы ответил тебе так, потому что ты сам должен докопаться до глубинной сути происходящего. Это твоя жизнь, тебе и разбираться в том, что с ней происходит. Пойдём, пора ехать в город,– потянула она меня за рукав,– а когда вернёмся, продолжим умничать.
Зайдя в дом, мы быстро переоделись, папа выгнал из гаража огромный «Патриот» и, сев в него, мы отправились в город.
Территория современной России, 988 лет до Рождества Христова
Еловые шишки в костре громко постреливали, разбрасывая вокруг яркие искры и, подтянув к костру несколько толстых брёвен, белобородый старик сел на одно из них, прикрыв глаза.
Где-то рядом ухнул филин.
– Тише ты,– поморщившись, он отыскал глазами птицу, сидящую на суку,– не разбуди мальчишку.
Филин в ответ ухнул ещё раз и сорвался с места, через мгновение, исчезнув в глубине тёмного леса.
Мальчик, лежащий рядом с костром, открыл глаза и присел, глядя на старика.
– Уже утро?– зевая, спросил он.
– Нет, поспи ещё немного, сегодня нам придётся долго идти.
– Не хочу, я выспался. Ты сам, почему не спишь?
– Птица кричала и разбудила меня,– солгал старик, протягивая мальчику глиняный кувшин с узким горлышком,– пей.
– Не хочу, твоё питьё горькое.
– Горькое,– согласился старик,– это оно из-за полыни-травки такое.
Сделав несколько глотков, мальчик скривился:
– Мёда бы туда добавить.
– Нельзя одно с другим перемешивать,– строго сказал старик,– ты человек, а не животное, чтобы в себя, что попало засовывать.
– И сколько мне его ещё пить надо?
– Да как в кувшине закончится, так и конец.
Приложив ухо к кувшину, мальчик с силой потряс его:
– Уже и нет почти ничего.
В этот момент, складывая в воздухе крылья, на траву приземлился филин, держащий в когтях небольшого мышонка.
Наклонив голову, он посмотрел на людей, а потом начал отрывать своим сильным клювом кусочки шкуры с ещё живого зверька.
Услышав жалобный писк, мальчик вскочил, поднял с земли большую палку и запустил ей в филина, который тот час взлетел и скрылся в лесу.
– Зачем он так, дедушка?– голос мальчика дрожал.
– Он просто не умеет по-другому,– старик знаком усадил мальчика рядом с собой.
– Ты говорил, что раньше было не так. Почему изменилось?
– Не знаю. Когда я появился на свет, уже было так. И при моём отце было так, и при деде тоже. Но одно дело, когда филин ловит мышонка или злой голодный медведь в лесу заваливает лося, и совсем другое, когда так поступает человек.
– Люди злые!– убеждённо сказал мальчик.– Почему они не любят нас?
Старик ласково погладил его по голове:
– Потому что мы не похожи на них, а непохожесть всегда пугает.
– А твой отец тоже убивал животных и ел их?
– Да. И дед. И дед деда. Все они ели животных и убивали чужаков.
– Зачем?
– Они как этот филин не умели по-другому.
– Их потом тоже убили?
Старик подкинул в костёр несколько шишек:
– Не знаю, надеюсь, что нет.
– Не знаешь? Разве ты не жил с ними?
– Очень недолго,– ответив, старик встал и начал тушить костёр,– нам пора, к обеду мы должны пройти весь лес.
– Дедушка, куда мы идём?
– Хочу тебя кое с кем познакомить.
Закидав угли землёй, он не оглядываясь, пошёл в ту сторону, куда улетел филин со своей добычей.
Солнце уже давно встало, но в лесу было темно и прохладно.
Тишину неожиданно нарушил громкий звук: высоко в кронах деревьев какая-то птица весело заливалась во весь голос.
Остановившись, мальчик поднял голову, пытаясь разглядеть невидимого певца.
– О чём она поёт?– спросил он.
Старик прислушался:
– О том, что филин спит, и опасности нет.
Он вдруг сложил губы трубочкой и засвистел, его свист был в точности такой, как у птицы.
Птица на миг замолчала, а потом разразилась в ответ долгой трелью, старик ей ответил, доведя свой свист до высокого протяжного звука, и вдруг вытянул руку.
Выпорхнув из листвы, небольшая серая птица села на его раскрытую ладонь.
Старик поднёс ладонь к глазам мальчика:
– Смотри каков, в этих местах его называют соловьём. Ни яркой
