Тьма в объятиях света - Елена Инспирати
– Специально для тебя разработали самое сильное средство, – прошипел Правитель с уверенностью, что даже сквозь собственный крик Брайен его прекрасно слышал. – Я хорошо знаю тебя, мой дорогой, ты кое-как сдерживался, чтобы не сорваться к ней. Ты все еще любишь эту белобрысую, а теперь к ней добавился ее поганый выродок.
Брайен то хватался за виски из-за чувства, что каждый капилляр лопается, то тер глаза, словно из них бегут кровавые слезы.
Ребекка в ужасе двинулась к другу, но тот подался вперед и упал прямо на колени, в это же время выплевав сгусток чего-то черного прямо ей под ноги. Правитель оттолкнул Ребекку в сторону и, схватив Брайена за подбородок, поднял его голову на себя.
Кожа преемника стала бледной и почти прозрачной, черные зрачки полностью заполнили радужку. Он делал каждый вдох с особым усилием и чувствовал, как силы постепенно покидают его.
– Ты прав, что агрессией здесь ничего не решить, хоть в этом наши с тобой мнения сходятся, – начал Правитель, довольно разглядывая результат действия нового препарата. – Это безобидное средство умерит твой пыл и сделает тебя покладистым. Мы явимся на суд, но не из-за того, что так положено. Нам надо вернуть то, что принадлежит темному миру. Ты будешь хорошо себя вести, Брайен?
– Конечно, – прокряхтел Брайен, не зная, верит ли все еще Правитель в иллюзию того, что преемника хотя бы немного удалось приручить.
– Отлично. Подготовьте его к суду, – обратился Правитель к подчиненным.
– Какой же ублюдок, – голос Ребекки, тихий и злобный, привлек внимание лидера темных.
Правитель повернулся к ней и усмехнулся, когда встретился с ее взглядом, которым она безуспешно пыталась испепелить его.
– Дочка, я же пытаюсь помочь вам спасти ту несчастную блондинку и ее кроху. Будь повежливее.
– Никогда.
– Я бы на твоем месте подумал над этим. Чем злее я, тем хуже твоему сыну, ты знала об этом? Кстати, мое предложение все еще в силе: ты можешь видеться с мальчиком, если будешь содействовать мне.
Вместо ответа Ребекка плюнула в Правителя. После этой выходки ее под руки вывели из кабинета, а следом вышел Брайен, покорно бредущий за мужчиной, в руках которого на всякий случай лежал шприц.
Холодно. Жарко.
Я слышала писк аппаратуры рядом и пыталась очнуться.
Как же душно. Хотелось пить. Губы иссохли.
Кое-как мне удалось разлепить веки и осознать, что произошло.
Я находилась в комнате, которую давно знала: все та же постель, те же стены и запах. Отвратительный запах медикаментов, тяжелый воздух, который я раньше вдыхала каждый день. На улице стояла ночь, поэтому я видела все лишь благодаря лунному свету, скудно пробивающемуся сквозь тюль.
В венах стояли катетеры, по тонким жгутам текла непонятная жидкость. Все руки усыпали синяки, из-за чего двигать ими было очень сложно. Но я все же выдернула жалкие иглы и попыталась сесть.
Меня остановила ноющая боль в животе.
Трясущимися руками я убрала с себя одеяло и нащупала большой пластырь с ватой на еще свежем шве.
Меня сильно дернуло, и вдох оказался слишком резким, он перерос в всхлип, который мне пришлось заглушить кулаком. Слезы потекли сами, но далеко не из-за боли.
Они отняли ее у меня! Мою дочку, которую я даже не видела. Сделали кесарево сечение, так как сама рожать я была не в состоянии. Меня не успели переложить на койку, когда я потеряла сознание.
Все, что я помнила, – это боль, страх и отчаяние.
Я не слышала ее крика, когда она появилась на свет, не видела ее первого вдоха и не держала ее на руках. Она родилась и сразу оказалась у тех, кто желал ей смерти.
А если она…
Из-за этой мысли я разрыдалась сильнее. Нет, этого просто не могло случиться. Что я за мать, если подвела своего ребенка, не смогла его защитить? А Брайен? Он ведь даже не знал о том, что произошло!
Теперь все ноющие, колющие ощущения стеклись к груди. Мне было сложно сдерживать эмоции, я давилась всхлипами, глотала собственные слезы. Вся кожа пульсировала, зудела и краснела, будто под ней ползали муравьи.
Я опустила босые ноги на холодный пол, а ладонью обхватила любезно оставленный для меня стакан с водой. Какая до одури невероятная забота! Судорожные всхлипы сходили на нет, и я пыталась успокоиться, выставив на первый план злость. Благодаря этому мне удалось услышать одинокие шаги за дверью.
Первым инстинктом было лечь обратно в постель и спрятаться под одеялом. Но агрессия раскалила меня до такой степени, что желания убегать от тварей, угрожающих ребенку, совершенно не возникло.
Я встала и на цыпочках последовала к выходу, одной рукой обнимая живот, а второй держа стакан, из которого выплескивалась вода. Спиной прислонилась к стене слева от двери и стала ждать.
Шаги остановились. Шторка, закрывающая окно в двери, поднялась, и в комнату пробился луч света. В освещенный участок попал кусок сброшенного одеяла. Видимо, это показалось странным, раз человек в коридоре решил навестить меня.
Он аккуратно, бесшумно открыл дверь и шагнул в палату. Спина, облаченная в белый халат, отливала теплым желтым цветом благодаря коридорному светильнику. Но для меня это было сродни красной тряпке.
Когда мужчина прошел в центр комнаты, я быстрым движением захлопнула за ним дверь и встала напротив единственного источника света для него. Уже пустой стакан в руке я сжала сильнее и замахнулась так, словно не чувствовала ломоты в теле. Только гремучую смесь того, что притупляло разум, но высвобождало новые возможности угнетенного организма.
Откуда во мне было столько силы и терпения, я не понимала. Не успел доктор испугаться, как я разбила об его голову стакан, и некоторые осколки впились в его кожу, как и в мою ладонь. Он упал на пол без сознания.
Адреналин лизнул каждую косточку и подействовал как обезболивающее. Безумие, смешанное со страхом, будто прошлось по шву новыми нитями, затянуло раны. Я вытерла руку о подол ночной сорочки, приложила к горящим щекам холодные ладони, чтобы унять жар, и медленно вышла в коридор, не издав ни звука. Не знала, куда идти, в какой стороне они держат мою дочь. Небольшие цифры на дверях палат подсказывали, что лучше идти по возрастающей, прямо в центр всего этого ада.
Опираясь на стену одной рукой, я делала максимально быстрые шаги
