Джон Норман - Король
— Спасибо, госпожа, — произнесла блондинка.
Она не стала протестовать, поскольку стоял сильный мороз, на котором вскоре начинает чувствоваться голод, и ей придется просить, чтобы ее покормили. Поэтому она произнесла нужные слова, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучал не более, чем легчайший оттенок иронии. Однажды ее уже побили, и она не намеревалась повторять ошибки. Урок был хорошо усвоен.
— Пожалуйста, — равнодушно откликнулась рабыня. Огромные стальные ворота двора распахнулись, и первый бронированный вездеход с Лисисом в его кабине выкатился из них. Два катера поднялись среди мягких падающих хлопьев снега на двадцать-тридцать футов в воздух, отлетели в сторону и направились на юг. Первые сани медленно двинулись вслед за вездеходом, колокольчики позвякивали на их упряжи. За ними последовали вторые, окруженные с боков стражниками с винтовками. Почти все возницы саней шли рядом с лошадьми, направляя их ременными арапниками, но кое-кто стоял на полозьях саней впереди или под тентом. По пути все больше возниц карабкались на полозья или на козлы, пользуясь хлыстами различной длины, с жесткими наконечниками, или просто длинными, гибкими прутьями.
В веренице саней и машин сани, на которых сидела блондинка, оказались ближе к хвосту.
После упругого толчка ее сани сдвинулись с места. Они проскользили по чавкающей под ногами и копытами грязи в центре двора, с резким скрипом, удивившим блондинку, переехали полосу гравия и вскоре уже были за воротами, плавно катя по снегу. Вскоре они достигли проволочной ограды, которая служила городской стеной Вениции.
Корелий был капитаном одного катера, Ронисий — другого. Однако к этому времени катера уже скрылись из виду. Как только видимость ухудшится, они должны были присоединиться к колонне и опуститься на широкие, предназначенные для них сани. Скотник Квалий находился во втором вездеходе, замыкающим шеренгу.
Снег повалил сильнее.
Блондинка зашевелилась внутри мехового мешка. Он был мягким и теплым, в нем она чувствовала себя удобно, а снаружи, конечно, поскольку она была нагой и беспомощной, она вскоре испытала бы все ужасы тангарской зимы.
«Кто же будет моим союзником, — думала блондинка. — Почему до сих пор он не связался со мной? Находится ли он вообще на этой планете, а если нет, какие последствия это может иметь для меня?
Неужели произошла какая-то ужасная ошибка?
Я не смогу доказать то, что я свободная женщина, аристократка и патрицианка. — волновалась она. — Меня все будут принимать за рабыню. Меня могут подарить на какую-нибудь провинциальную планету, а могут и оставить здесь, отдав варварам».
Однако блондинка помнила: идеальным местом для выполнения ее поручения будет лагерь на безлюдной равнине, именно там, куда теперь везли ее.
Должно быть, эта поездка входит в план, но что, если это просто совпадение?
Разумеется, ее поручение нельзя было выполнить в Вениции, резиденции провинциального губернатора, где ее могли просто обвинить в убийстве и казнить, или же вернуть на Инез-IV с надежной охраной и сопроводительными документами, а там снять показания и опять-таки приговорить к казни. Нет, равнина — самое подходящее место для убийства, оттуда она сможет улизнуть без труда, вероятно, на одном из катеров или вездеходов, достичь шлюза, а уже оттуда попасть на «Наркону», находящуюся на орбите. А дальше — совсем просто: она достигнет цивилизованных планет, получит богатство, положение и власть.
Она услышала позвякивание сбруи справа и увидела, что едущий рядом солдат на мгновение придержал лошадь, вглядываясь в ее лицо.
Она подняла голову.
Как откровенно мужчины смотрят на женщин, которых считают рабынями, думала она.
Ее нежное, прелестное лицо было почти скрыто, окружено пышным мехом капюшона.
Солдат оказался симпатичным парнем. За последние несколько недель мужская привлекательность стала иметь для блондинки большое значение.
Она слегка заворочалась в мешке под двумя широкими кожаными ремнями — один из них проходил повыше ее колен, другой возле талии.
Солдат пришпорил лошадь.
— Ты быстро учишься, белобрысая тварь, — произнесла сидящая рядом девушка.
Блондинка смутилась, но тут же почтительно ответила:
— Да, госпожа.
— Будь осторожна, рабыня, — продолжала соседка. — Ты рабыня, и мужчины могут захотеть подразнить тебя и сделать все, что они только пожелают.
— Да, госпожа, — так же почтительно повторила блондинка.
Она вновь заворочалась в меховом мешке. Повертела головой, пытаясь стряхнуть налипший на ресницы снег о края капюшона. Она чувствовала свою наготу внутри мешка, которая могла бы возбудить мужчин, но блондинка не желала признаться самой себе, что она испытывает все большее возбуждение, которое охватывает ее, как пламя — лист бумаги, что она становится совершенно беспомощной, а ее страсть так сильна и неукротима, что отрицать или стараться скрыть ее совершенно невозможно.
Она решила, что испытывает такие же чувства, какие может ощущать рабыня, с мольбами ползущая к своему хозяину.
«Я куплю и продам их всех», — твердила себе блондинка.
Внутри мехового мешка она ощущала диск на цепи, висящий на ее шее. Она сдвинулась, и диск стукнул по цепи. Блондинка не могла даже дотянуться до него.
«Интересно, что это значит — на самом деле быть рабыней», — думала она.
Колонна продолжала двигаться своей дорогой. Небеса потемнели, с них по-прежнему валил густой снег.
Глава 29
— Мясо скоро будет готово, — сказал Ульрих, — и тогда начнется дележка.
Великан кивнул.
Под столом, слева от великана, послышалась еле заметная возня. Там, головой вниз, лежала маленькая, красиво сложенная рабыня, запястья которой были связаны за спиной, правое поверх левого, а веревка от них тянулась к скрещенным щиколоткам, перехватывая их. Связанную рабыню звали Ята.
Великан осторожно прикоснулся к ней.
Рабыня вздрогнула, как от испуга.
— Молчи, — приказал великан.
— Да, господин, — прошептала она.
Он убрал руку.
Он стал размышлять, почему рабыня так встревожена — вероятно, она лучше понимала суть этого пиршества.
Огонь в очаге, глубокой длинной яме в центре зала, теперь горел ярко и ровно.
Кабана медленно и плавно поворачивали на вертеле.
Соблазнительный аромат жареного мяса наполнял зал.
Но люди казались напряженными и хмурыми.
Будь сейчас другое время и происходи все в другом месте, думал великан, все они были бы гораздо более дружелюбными и веселыми.
