Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко
– Не собираюсь ничего разбалтывать. – Страх Эмеральда сменился любопытством. – Не имею привычки.
– Ха! Знаю я вас, придворных. Впрочем, вспоминается мне, что и в прошлые времена Ирис отзывалась о тебе как о человеке молчаливом и сдержанном. А теперь еще и запуганном… – рассмеялся дракон.
– Мярр, не думайте, что…
– Я знаю, что ты видел самого Лелайкиса. Ты только не учел: он все равно живет по обычаям драконов, а я вне их.
– Значит, вы… – Эмеральд снова запнулся, правильные слова никак не подбирались.
– Да, я из тех, кого продают в рабство. По идее мне должны были обрезать крылья и хвост, а потом впрячь в плуг или оседлать. Только этого не произошло. – Мярр выдохнул несколько облачков пара и, уставившись в одну точку, быстро заговорил: – Я принадлежал бы одному из лучших семейств, если бы оказался первым детенышем, а не последствием случайной связи. Откуда я это знаю? Чешуя, окрас и, конечно, зрачки, у обычных драконов они квадратные. Хотя какое это имеет значение? Я все равно отношусь к рабам или иначе – никчемным, мусору. У каждого дракона может быть только один детеныш. Так заведено. Но как бы мы ни кичились своей выдержанностью, природа оказывается сильнее нас. Вот таким отблеском оказался я. До бойни яйцо со мной просто разбили бы и сбросили скорлупу с зародышем в море, но сейчас драконы добрее и расчетливее. Торговать гораздо выгоднее: никто не убит, а прибыль исправно поступает в казну. Что и говорить, некоторые так решают свои проблемы с системой. Не хочешь проблем – преподнеси в приемник яйцо с новым рабом. Ты наверняка и не слышал о таком. Верно? Драконы не любят этим кичиться, поскольку понимают, гордиться тут нечем. Согласись, парадоксально: биться веками, чтобы тебя не считали скотиной, чтобы оскотиниться самим. Это ведь еще больше развратило их противников… теперь деловых партнеров. Итак, я вылупился и был продан одному из бесчисленных торговцев. Вы, балтинцы, не любите мараться подобными рынками, предпочитая выписывать такой товар. Но ты наверняка бывал в похожем месте в Ферле. Именно там я и оказался. Обычно торговцы сразу отрубают крылья и хвосты детенышам, чтобы они вмиг отупели. Существует прямая связь между целостностью тела дракона и его умом. Конечно, чтобы дракон не смог трансформироваться в свой истинный размер, это необходимо сделать до тринадцати лет, но кому охота иметь так долго и так много разумных созданий. Мой торговец не стал так со мной поступать. Вовсе не потому, что пожалел. У него не было иного выбора. Он хотел продать меня целиком. Я ослаб. Обрубить меня означало убить, а целиком, даже полудохлого, меня можно было сбагрить какому-нибудь колдуну, и тогда бы мое истерзанное тельце принесло несчастье не только мне. Не смотри на меня так, торговцы драконами не задумываются о таких мелочах. Забавно: я, умирающий, и то стоил дороже моих здоровых собратьев по несчастью. Мне было десять лет – три года, и я взрослый дракон. Но об этом я совершенно не думал. Я лежал в клетке из толстых колючих прутьев, пропитанных специальным вязким составом, чтобы я не спалил их. Она была настолько тесна, что я не мог ни вытянуться во всю длину, ни даже просто по ней пройтись. Мое туловище почти онемело за все то время, что я там находился. Кой-какие кости повредились, искривились и потом долго не могли восстановиться, а в хвосте одна из них так и вовсе заменена на железную. В пасти у меня не хватает трех зубов. Торговец даже не додумался сделать для меня навес от дождя и солнца. Мой организм отказывался жить, а мой ум, который никто милостиво не загубил в зародыше, подсказывал мне то же самое. Я все понимал и не хотел чувствовать. Ибо там, где есть чувства, мне мерещился один обман. Мне казалось, что все изменится, и скоро ад закончится, но день шел за днем, и это оказывалось страшнейшей ложью. Миражом, за который приходилось расплачиваться. Представляешь, каково нищему каждый день расплачиваться, отдавая все собранное за день? Я лежал на сбившейся грязной подстилке. Сейчас, пытаясь понять, чем руководствовалась та мразь, я в тупике: кто купит разлагающийся труп? Он уже и на убой не пойдет. Я завидовал другим драконам, более удачливым. Они хотя бы пребывали в блаженном отупении. А я понимал, почему у меня начала опадать чешуя, как листья, которые устали зеленеть, и принимал это за неизбежность. На моем туловище появились огромные кровоточащие язвы, а из глаз непрестанно лился гной. Я стал любимцем всех мошек в округе. В тот день стояла отвратительная погода: ливень и палящее солнце сменяли друг друга. Ты опять спросишь меня, не знал ли я своего будущего? Мы не предсказатели. Мы только ощущаем. Мы не знаем сроки. Лишь то, что должно. Но повторюсь, я не верил к тому времени ничему, я разлагался. Нет, я не чувствовал. Я услышал звонкий девчачий голос. Десятилетняя девочка с темно-рыжими волосами подошла к моей клетке. Ее взгляд… Он очень пронзительный. В нем и тогда было столько силы. Я сразу понял, передо мной маленькая ведьма. Она смотрела на меня с такой жалостью и одновременно нежностью, а потом перевела взгляд на прутья… я попытался приподнять голову, чтобы получше ее разглядеть и запомнить на всю оставшуюся жизнь, но позвонки шеи настолько ослабли… Она коснулась своими детскими пальчиками прутьев, а потом брезгливо от них отстранилась и просто уставилась. Они начали рассыпаться. Я не шучу. Они начали хаотично рассыпаться, словно были сделаны из песка. Весь рынок всполошился. Торговец подскочил к маленькой ведьме, схватил за плечо, а она извернулась и закричала на него. Закатила самую настоящую истерику. Кто угодно счел бы это капризом дурно воспитанной девчонки, но с волшебницами так часто бывает, когда они переходят на… хм… новую ступень развития. Естественно, тотчас рядом оказались ее достопочтимые родители, да дарует им Создатель здоровья и многих радостей. Они отчитали дочку, но и торговцу не поздоровилось. Не помню суть перепалки, но клетку отворили, меня переложили в какую-то телегу, и в тот же день я оказался у них дома. Краем уха я слышал причитания ее мамы: дескать, мало того,
