Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Согласно его родным верованиям, воины, павшие в бою, занимали лучшие места на пиру Одина в Вальгалле. Те же, кто отошёл от военных дел и остепенился, вопреки слухам, тоже попадали на вечный пир. Места, правда, доставались попроще, что воина тоже устраивало.
Аркадия, убедившись, что Къелл и Богданка ушли, выжидательно посмотрела на ведьму. Она не боялась, что их подслушают. Къелл вряд ли что-то бы понял, вычленив из разговора только какие-то куски. Богданке про двоедушников она сама позже расскажет, но не сейчас.
Выгоняя их со своей кухни, она проявила своеобразную заботу об Агне. Просто потому, что у каждого двоедушника есть своя история, слишком интимная, чтобы поведать о ней. Как ни странно, чужому человеку открыться в таких вещах бывает легче, чем даже самым близким.
Агне сначала крепко задумалась, но затем начала говорить, сухо излагая факты. Сторонний наблюдатель не мог бы даже и предположить, что она говорит о событиях, которые хоть как-то её волнуют. И только видевшая подобное ранее Аркадия понимала, какая на самом деле боль прячется за этими словами.
Боль девочки, которая рано лишилась матери, которую никто никогда не любил – сначала за рано проявившийся дар, «глазливость», как говорили порой русичи. Потом, когда она подросла и вытянулась – за внешность. За ней пришла боль взрослой женщины, которой впервые подарили такое желанное чувство странной, да что и говорить, извращённой любви.
Аркадия слушала, не перебивая, давая Агне выговориться, а когда Агне закончила, тихо ответила ей:
– По первой будет больно. Очень. Но ты должна справиться. Ради Богданки. Девочка очень привязана к тебе, и кем бы она ни была – сейчас ей нужна твоя поддержка.
Агне медленно, даже заторможенно кивнула. Она слышала Аркадию словно издалека, погруженная в свои мысли. Ради Богданки она действительно готова пройти через любую боль.
– Сейчас мне нужно будет поговорить с ним. Через тебя. Ты в это время будешь спать и, возможно, видеть всё, что происходит. Так что не пугайся. Нам нужно убедить его уйти добровольно, так будет легче и тебе, и ему. Я не хочу его сразу отсекать от тебя – боль и без того будет нестерпимой.
Не дожидаясь ответа, Аркадия обошла сидящую на низкой скамье ведьму и положила растопыренную пятерню ей на затылок. Агне, будучи предупреждена о том, что обряд неприятный, ожидала боли, собственных криков, раздающихся словно со стороны. Но не почувствовала ничего. Только словно ветер подул у неё в голове. Холодный и влажный, он сметал всё на своем пути: все знания, мысли, эмоции, саму личность Агне, оставляя одну пустую оболочку.
Другого человека этот обряд мог бы если не убить, то выжечь душу, оставив лишь пустую оболочку. Но не двоедушника. Одна душа отошла в сторону, не в силах отправиться дальше в Навь, потому что накрепко спаяна со второй, которая поспешила занять её место.
Аркадия смотрела в водянисто-голубые глаза Агне до тех пор, пока в её взгляде не начала появляться осмысленность, и выражение этих глаз Яге очень не понравилось.
Обычная задумчивая, даже меланхоличная печаль, которая раньше плескалась где-то на дне этих зрачков, заставляя поёжиться от ноющей, почти болезненной тоски любого, кто заглянет в них достаточно внимательно, сменилась какой-то редкостной душевной мерзостью.
Пахнуло кладбищенской землёй и могильной гнилью, но лишь на мгновение.
– Звала меня? – Рой, управляющий телом Агне, усмехнулся.
– Не ёрничай, – отрезала Аркадия, сурово сведя брови на переносице. – Будто я не знаю, как ты бесновался давеча, пытаясь избежать встречи со мной.
– Вижу, зря боялся.
Агне презрительно фыркнула. Присутствие Роя в её теле придало выразительному от природы лицу какую-то загадочную чертовщинку. Это не делало Агне объективно красивее, но она стала однозначно привлекательнее. Все эти изменения рассудок Аркадии отметил отстраненно и холодно, она даже на мгновение допустила мысль, что можно оставить ведьме часть личности присосавшегося паразита, но сразу же с отвращением отмела эту идею.
– Ты знаешь, тебе идёт это тело, – совершенно искренне сказала она, доставая припасённое загодя маленькое и дико дорогое зеркальце на серебряной пластине, – вот, взгляни.
Рой послушался скорее на остатках рефлексов, оставшихся от живого человека, нежели по иной причине. Сначала на его лице появилось выражение крайнего удивления, а затем оно скривилось в гневной гримасе. Он попытался закрыть глаза руками, оставляя на лице кровавые борозды от собственных ногтей.
Аркадия поспешила схватить его за запястья, чтобы он не выцарапал Агне глаза, в то время как зеркало продолжало висеть в воздухе на уровне глаз ведьмы.
Возня продолжалась недолго, пока Рой не попытался смежить веки – оторвать взгляд от зеркала оказалось слишком сложно, но в какой-то момент у него всё-таки получилось.
– Агне, открой глаза!
Находившаяся до этого момента в бессознательном состоянии ведьма, пробудившись ото сна, широко распахнула глаза. Этого мгновения хватило для того, чтобы душа Роя попала в зеркальную ловушку, а Агне, лишённая сил, мешком упала на пол.
Аркадия, тяжело дыша, взяла зеркальце и повертела его в руках, опасаясь при этом заглядывать в его глубины.
– Примерно так и появляются проклятые предметы, – шёпотом сказала она сама себе, привыкая, что теперь ей придётся комментировать и пояснять каждое своё действие. – Избавиться бы от тебя, милый друг, да побыстрее. Жаль, пока нельзя.
Богданка долго крутилась в своей постели. Сон никак не шёл к ней. Впервые за долгие месяцы она вымылась в протопленной бане, спала на чистых, хрустящих простынях, постеленных на мягкую перину. Ей не хватало рядом костлявого бока Агне, её тихого, почти невесомого дыхания. Несмотря на плотный ужин и тёплую постель, девочка не могла уснуть – чувство всепоглощающего одиночества рвало душу на куски.
Она накрылась с головой тяжёлым пуховым одеялом, но уже через несколько мгновений под ним стало нечем дышать, и Богданка резко откинула его от себя. Она встала, накинула поверх ночной рубашки из выбеленного льна колючую шерстяную кофту.
Девочка шлёпала босыми ногами по чисто выметенным коридорам, изумляясь: изба Яги и снаружи не была маленькой, однако же внутри она оказалась настоящим лабиринтом из комнат и переходов.
Почти все комнаты были открыты для неё, кроме одной. Аркадия настрого запретила входить Богданке туда в одиночку, объяснив, что там хранятся опасные предметы, с которыми девочка всенепременно познакомится, но позже.
Но и без этой комнаты в доме было на что посмотреть. Многие помещения были обставлены предметами, предназначение которых оставалось для девочки загадкой: украшения, похожие на
