Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова
В толпе простолюдинов послышался сдержанный ропот. Бельтрес повернул голову — вельможи тоже шептались. Только делали они это чинно склонив головы.
«Какая разница, с каким приличиями разносятся сплетни, ежели итог один?» — подумалось Бельтресу, у него возникло острое желание сбросить с себя плащ раньше времени.
— Лорд Дамиан Бордовей, старший сын почтенного лорда Уолгота Бордовея, хранителя центральных земель и дубовых рощ, утверждаешь ли ты, что очи королевского лекаря сира Туруна Хардрока подвели, когда тот не нашел под доспехами Фолкмара Упрямого того, что полагается иметь чудовищу?
— Некоторые чудовища искусно притворяются людьми. Так вещают метрополы Идущего по Небу.
— Утверждаешь ли ты, что очи нашего светлейшего Величества Реборна Блэквуда и ее Величества Исбэль Блэквуд их подвели?
На этот раз Дориан Бордовей не сказал ничего, нервно поджав тонкие губы. Лицо Его Величества оставалось невозмутимым под натиском отблесков пламени. Ни единого члена тела не двинулось у короля Реборна Блэквуда, даже не дрогнуло веко, когда сотни пар глаз вперились в него.
— Наш король прозорлив, — громко объявил Верховный оторн, — Двадцать вёсен назад он одолел Безумного и его чудовищ. Не поэтому ли мы все собрались здесь? Если взгляд сира Туруна Хардрока мог его подвести, то взгляд Его Величества остр и не совершает ошибок. Он зрел чудовищ, прежде чем уничтожить их, узрел бы и сейчас. Но этого не случилось. Это всего лишь старик.
Реборн Блэквуд легонько кивнул, соглашаясь со словами верховного оторна.
— Последнее слово за Воином, — объявил Бельтрес, — Тебе назначен соперник. Если он одержит победу, ты либо попросишь пощады, лишившись титула рыцаря, либо умрешь с почестями. Ежели одержишь победу, услышав слова мольбы, сохранишь и титул, и жизнь. Считаешь ли ты это справедливым?
— Считаю, — с готовностью подтвердил Дамиан, вздернув подбородок.
Бельтрес смотрел на Дамиана бесцветными глазами из-под дряблых век: тот вел себя нагло и уверенно, как и полагается избалованным смельчакам. А ведь он мог лишиться титула рыцаря, если проиграет. Но его будто бы это не заботило. Бельтрес испытал гнев при этой мысли. Только южане не держатся за то, за что следовало бы держаться в первую очередь. Для Дамиана все это было показушничеством, демонстрацией блестящих доспехов, которые никто бы и не надел в настоящем бою. Где это видано — узоры на стали? Видать, он пришел сюда танцевать, а не биться на мечах.
«Нет, просто жизнь ему дороже, чём титул рыцаря», — при этой мысли в оторне вскипела ярость. Дамиан знал, что не одолеет того, кто выбран ему в соперники. Трудно победить опытного вороненого рыцаря северных земель, для которого меч — вся его жизнь.
Он заранее решил сдаться. А эти разукрашенные доспехи, дерзкий взгляд и гордо выпяченная грудь… Дамиан всем своим видом показывал, что стоит на своем.
Южный дурак.
«А я дурак северный», — решил Бельтрес.
Дамиан зарубит его, зарубит, видят боги, но перед своей смертью верховный оторн Бельтрес хорошенько отделает этого задиру. Так, что он не сможет сесть на коня, чтобы ездишь к распутным девкам пристраивать свой хрен. Не много чести быть зарубленным южаниным, но этот Дамиан дышал на тридцать вёсен меньше, и ноги его были крепки, и бегали, а не ковыляли. Бельтрес отдаст ему победу и сохранит титул рыцаря, а Дамиан подарит ему славную смерть. Справедливый обмен.
«Верховный оторн всю жизнь пил вино, допившись до подагры, но умер как истинный воин. С мечом и топором в руках, защищая справедливый суд», — от этих мыслей у Бельтреса сердце билось чаще и нога, вроде как, болела меньше. Он уже чувствовал жар погребального костра, что объял его тело на закате дня, и в костях его потеплело. Больная нога сделала уверенный шаг вперёд.
— Прими своего соперника, — твердо объявил верховный оторн, скидывая с плеч грубый шерстяной плащ. Взорам простонародья, рыцарям, лордам и леди, страже и королю предстала плотная кираса из вареной кожи со стальными вставками, защищающую грудь. На толстом кожаном поясе Бельтреса висело оружие: прямой меч по правую руку и топор по левую, с лезвием острым, что мог до костей разрезать сам воздух и обухом таким тяжёлым, что мог эти самые кости раздробить. Ноги оторна были защищены сталью, но левая только наполовину. Ниже колена сталь причиняла невыносимую боль его подагре, так что болезнь позволила натянуть только сапог из мягкой кожи и штанину лёгкой ткани.
Толпа ахнула, ропот нарастал пчелиным жужжанием, готовый лопнуть упавшим наземь ульем, окончательно выпустив гулкий рой. Только король не поменял своего положения, как не поменял и выражения лица. Но если бы кто подобрался к Реборну Блэквуду, так близко, как это могла сделать только королева, уловил бы на его лице лёгкую улыбку, с едва приподнятыми уголками губ. Король одобрительно кивнул.
— Дуэль допускается только между соперниками тридцати вёсен разницы, не более. Мне пятьдесят пять, Дамиану Бордовею — двадцать пять. Через четырнадцать лун мы не сможем быть соперниками, но сейчас чисты перед взором богов. Шлем мне! — приказал оторн и молодой оруженосец подал ему шлем.
Вогнав голову в сталь одним непримиримым движением, оторн все же нашел мгновение, чтобы поправить сбившуюся ткань подшлемника:
— Бой проходит до смерти либо до мольбы о пощаде. Но ежели какой соперник принимает только один исход, его право оставить за собой смерть. Таковы правила, таковы слова Воина, — произнес оторн громко, чтобы слышали все, — Другой обязан подчиниться этому решению. Я отвергаю мольбы о жизни, сражение будет проходить до смерти. Моей, — Бельтрес ударил в грудь топором, — Либо твоей, — оторн указал оружием на Дамиана, — Другого не дано. Согласен ли ты с решением твоего противника?
С огромным удовлетворением, сравнимым раз что с радостью дракона, поглотившего надоедливого странника, Бельтрес наблюдал метания в надменном взгляде лордика.
«Знает, что не может не согласиться и трясется, как
