Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин
И да, я не совсем сволочь, поэтому работа на правое дело очень сильно гладит по моему чувству полноценности жизненного пути!
Остальным это всё, конечно, знать не положено.
Наконец, мужик не выдержал. Затряс щеками, запучил глаза, показавшиеся из-за запотевших очков, заявил, что я не хочу сотрудничать и он обо всём обязательно напишет, а потом еще и допишет, что я гадкий мальчишка с неявной формой социопатии, а возможно даже и психопатии. И что это обязательно скажется на моем будущем. От моего усталого заявления, что он далеко не первый, кто пытается сломать свою жизнь и карьеру о бедного мальчика Изотова, психолух возмутился еще сильнее, покраснел и запыхтел. А потом выгнал меня из кабинета.
Нет, ну на самом деле? Они же ко мне липнут именно потому, что я Мальчик-который-всех-задолбал. Каждый следующий думает, что обязательно добьется успеха с такой вот знаменитостью. Иди теперь студент, и думай — говно ты или медок? Мухи-то летят всю жизнь.
Дома было хорошо, там не было психолухов, хотя и пригодились бы. Янлинь с кем-то трахалась, от чего я моментально ощутил глубокую и негативную говну внутри себя. И пригорюнился. Мимо проходившая баба Цао посмотрела на это дело, утащила к себе на проходную, где и выдала большую чашку офигительно вкусного чая, выпнув меня затем вместе с ней. Присев с угощением на ступеньках «Жасминной тени», я стал наблюдать за полуголыми соседками, добирающими осеннего солнышка на покрывалах недалеко от входа.
Неприятно, да, очень. Вот всегда так было. Трахаешь кого-нибудь, но так, без чувств, без особой симпатии, просто потому что дают — и всё нормально. Пофигу тебе, пофигу ей, два взрослых человека хорошо проводят время. Утром они пойдут по своим делам, а потом, позже, может быть, спишутся, а может быть нет. И идешь ты себе спокойный, довольный и чхать тебе крупным планом, что у неё может быть другой или другие. А вот стоит только ощутить к девушке симпатию, ну… Салиновского понять можно. Сам-то я взрослый мужик, циничный как продавщица одежды с блошиного рынка, а всё равно душу что-то царапает, неправильность какая-то. Вот такие мы противоречивые существа.
Дальнейшую мыслю прервало прилетевшее в лицо покрывало. Хор раздраженных и возбужденных девичьих голосов поведал мне сквозь него, что некий товарищ Изотов — гад, козёл, вредитель, паразит и мерзавец, сломавший невинным девушкам всё удовольствие и наверняка наградивший их ночными кошмарами на неделю. Я смиренно сидел во тьме, умудрившись сохранить остатки чая непролитыми и даже с какими-то угрызениями совести слушал претензии. Мой косяк, что и говорить. Привык, что вызываю у народа подсознательное отвращение, вот и забил на это. А теперь не вызываю, но наружу рвутся кошмарики. Зато могу контролировать их явление. Расслабился? Изгадил девчонкам отдых.
Ладно, пойду куплю вкусняшек, закину каждой в качестве извинений.
Не все девушки, выразив своё возмущение, ушли. Одна осталась. Самая возмущенная, наверное. Содрав с лица покрывало, я тут же его лишился стараниями этой самой оставшейся. Посмотрел на неё. Обычная советская девчонка. Широкие крепкие бедра, хоть Тимура с его командой залпом рожай, грудь под чуть ли не рукодельным купальником висит себе мягкой двоечкой, лицо веснушчатое и круглое, Рязань гордится, радужка глаз, правда, ярко-желтая, но на этом всё. Волосики русые, нифига не пышные.
«Дарья Смолова. 19 лет», — всплыло в голове, — «Чрезвычайно обостряется паранойя в ночное время. Аудиокинетик, слабый металлофаг, нео-полиглот». Ничего особенного.
— Что, решил подождать?! — злобно выплюнула студентка, уперев руки в бока, — На крылечке?! Ненаглядную свою?! Авось обломится попозжее, да?! Все вы, козлы, одинаковы! А эта сучка и рада!
— Слышь, — угрюмо взглянул я на девчонку, — Я вам, конечно, поднасрал. И извиняюсь. Но нехрен гадости говорить. Янлинь вам ничего не сделала.
— Не сделала?!! — аж задохнулась на месте эта Дашка, — Не. Сделала?!
— Я чего-то не знаю? — хмыкнул я, отхлебывая чай, — Или ты на неё курвишься за то, что мужиков отбивает?
— Каких мужиков? — непонимающе захлопала глазами девушка, но тут же врубилась, причем с немалым удивлением, удивившим в свою очередь меня, — Вас, что ли? Изотов, ты про мужиков «жасминки» говоришь? Да? Да?!
— Ну да, — полез я в карман за сигаретами, — А че тут еще можно подумать?
— Ой дурааак…, — протянули мне в ответ, теряя половину запала от возмущения. Это меня заинтриговало и даже слегка напрягло. Соседка по общаге, несмотря на совершенно точное поначалу желание просто наговорить мне гадостей, теперь смотрела на меня с жалостью, пусть и насмешливой.
— Ну так просвети меня, — выдул я толстую струю дыма, — Так даже приятнее будет, да? Когда человек сам чувствует, что дебил? А я тебе тортик принесу.
— Засунь свой тортик себе в жопу, пугало ходячее…, — задумчиво среагировала Дарья, напрашиваясь на хороший такой подзатыльник. Или по пресловутой пятой точке. Пока я решал, девчонка продолжила с жалостью, — Вы, местные, никому из нас даром не нужны! И с приплатой не нужны! Изотов, вы же ко-мор-ски-е! Ты еще не понял, свеженький? Это диагноз. Д-и-а-г-н-о-з! Вам ничего не светит! Никому не нужны уроды!
— Как будто вы лучше, — оторопело отреагировал я, не понимая, как тот самый «коморский» может чморить «коморского» за то, что тот — «коморский». В голове не укладывалось.
— Тупица, — охарактеризовали мою голову нелестно, а затем вредная и некрасивая Смолова наклонилась ко мне поближе и мстительно проговорила, — Если есть п***а и рот, значит баба — не урод! А вот вам только с этой дрянью чпокаться, понял?! Или найдете себе какую-нибудь отбитую кретинку! Нормальные девки на вас во всем Стакомске не посмотрят! Живи теперь с этим!
Обиду от соплячки я проглотил, информация важнее. Ну а манера её подачи далеко не самый важный критерий. Чувствуя, что сейчас от распаленной девки могу узнать кое-что важное, я нарочито безразличным тоном проговорил:
— Суду всё ясно, что ничего не ясно. Если вам, девчонкам, на местных пацанов чхать, то чего вы тогда на Янлинь как на врага народа смотрите?
