Пол Андерсон - Фантастическая сага
Он бросился на ложе и зарыдал.
Улыбнувшись чему-то своему, тайному, женщина легла подле Валгарда и поцеловала его. Губы ее жгли огнем, пьянили, как вино. Когда же он, молча, поднял на нее затуманенный взор, она нежно прошептала:
— Неужто я слышу такие речи от Валгарда Берсерка, величайшего из воинов, чье имя наводит ужас на всех прибрежных жителей от Ирландии до Гардарики? Мне думалось, ты обрадуешься тому, что узнал: ведь ты властен над своей судьбой и в силах, поработав своим могучим топором, переделать ее по своему вкусу. Тебе случалось жестоко мстить и за меньшие обиды, отчего же ты не желаешь расквитаться с теми, что лишили тебя твоего истинного естества, заключив в темницу, называемую жизнью смертного?
Валгард почувствовал, что душевные силы мало-помалу возвращаются к нему. Он стал ласкать женщину, а решимость билась в нем все сильнее, все яростнее, и вместе с ней рос гнев на все на свете, кроме его возлюбленной. Наконец он спросил:
— Но что я могу поделать? Как мне отомстить за себя? Эльфы-то с троллями скрыты от моих глаз, если только сами не пожелают мне показаться.
— Я могу многому научить тебя, — сказала женщина. — Обрести тайное зрение, какое от рождения дается Дивному народу, тебе будет совсем нетрудно. Потом, если пожелаешь, сможешь расквитаться с обидчиками, а когда станешь могущественней любого из государей рода человеческого, поверь, будешь смеяться над тем, что люди отвергли тебя, превратив в изгоя.
Валгардовы глаза сузились.
— Как это?
— Тролли готовятся к войне со своим давним недругом, эльфами. Вскоре Иллред поведет на Альфхейм войско, причем, скорее всего, первый удар нанесет по имрикову княжеству, расположенному здесь, в Англии. (Ведь, прежде чем двинуться дальше на юг, ему необходимо обезопасить себе тыл и правый фланг.) Среди имриковых лучших воинов будет его приемный сын Скафлок, которому не страшно ни железо, ни святая вода с освященной землей и который обладает огромной силой и великим магическим знанием. Так вот, Скафлок этот есть порождение ормова семени, он занял принадлежащее тебе по праву рождения место. Если ты, не мешкая, отправишься к Иллреду, сообщишь ему, кто твоя мать, одаришь богатыми дарами и предложишь свои услуги, которые будут для него тем более ценны, что ты обладаешь недоступными троллям возможностями, сходными с человеческими, то сможешь занять высокое положение в его войске. Когда же падет Эльфхолм, ты сможешь убить Имрика со Скафлоком, а потом Иллред, скорее всего, сделает тебя князем эльфийских земель на Британии. Потом, как постигнешь магическое знание, сумеешь возвыситься еще более, сумеешь даже побороть имриковы чары и превратиться в настоящего эльфа или тролля и жить себе, не старясь, пока стоит наш мир.
Валгард хохотнул. По звуку его смех более всего походил на рык идущего по следу добычи голодного волка.
— Я — убийца, изгой, нелюдь. Мне нечего терять, а приобрести я могу многое. Быть посему. Я встану на сторону сил хлада и тьмы, да не мечом только, но и сердцем. Может быть, в невиданных людьми битвах я сумею заглушить снедающего меня тоску. О, женщина, что ты сделала со мной? Ты сотворила зло, но я все равно благодарен тебе за это.
Он в исступлении бросился на нее, стал любить. Но потом, когда заговорил, голос его звучал холодно и деловито.
— Как мне добраться до Тролльхейма?
Женщина открыла ларец и достала оттуда завязанный кожаный мешок.
— Отплыть тебе следует в определенный день, я скажу когда. Как выйдешь в море, открой мешок этот. В нем ветер, который отгонит твои корабли куда нужно. Дано тебе будет и тайное зрение, чтобы увидеть тролльи твердыни.
— Но что станется с моими людьми?
— Они будут одним из твоих даров Иллреду. Тролли любят охотиться на людей. Своим особым чувством они узнают, что удальцы твои такие отпетые негодяи, что ни один бог не пожелает помочь им в беде.
Валгард пожал плечами.
— Раз уж мне суждено стать троллем, большой беды не будет, если я сравняюсь со своими предками в вероломстве. Но каким еще даром смогу я улестить Иллреда? Золота, каменьев и прочих сокровищ у него, небось, у самого пруд пруди.
— Подари ему то, что радует больше злата. Ормовы дочки хороши собой, тролли же сластолюбивы. Если ты свяжешь девчонок и заткнешь им рот, чтобы не смогли сотворить крестное знамение и произнести имя Иисуса…
— Нет, только не их, — ужаснувшись, воскликнул Валгард. — Я рос с ними вместе. Я и так уж причинил им довольно зла.
— Именно их, — сказала женщина. — Иллерд возьмет тебя на службу лишь, если убедится, что ты окончательно разорвал свои связи с миром людей.
Валгард никак не соглашался. Тогда она приникла к нему всем телом и, осыпая его поцелуями, принялась с заманчивыми подробностями рассказывать о том, какое великолепие ожидает его у троллей. Наконец, ей удалось его убедить.
— Как же я хочу узнать, кто ты, воплощение зла и красоты, — проговорил он.
Положив голову ему на грудь, она тихонько засмеялась.
— Ты меня позабудешь, когда изведаешь ласки эльфиек.
— Никогда, никогда не забуду я тебя, любимая. Ведь ты переломила весь ход моей жизни и меня самого сделала совсем другим, чем раньше.
Женщина задержала Валгарда у себя столько, сколько считала нужным. Она делала вид, что творит чары, чтобы вернуть ему тайное зрение, нарочито неспешно рассказывала гостю о Дивном народе. Впрочем, во всем этом не было особой нужды: ее красота и искусство сладострастия и так держали его крепче цепей.
Когда же наступили сумерки, она наконец сказала:
— Пора тебе отправляться.
— Нам, — ответил он. — Нам пора. Ты должна пойти со мной. Я не могу жить без тебя. Его здоровенные ручищи нежно ласкали ее. — Если не пойдешь добром, утащу тебя силой.
— Будь по-твоему, — вздохнула она. — Если только твое желание останется неизменным, когда дано тебе будет тайное зрение.
Она встала, посмотрела сверху вниз на него, сидящего, погладила его по лицу. Губы ее тронула немного грустная даже улыбка.
— Быть в плену у ненависти — тяжкое бремя. Я и не чаяла снова узнать радость, Валгард, не ждала, что разлука с тобой будет так горька. Удачи тебе, любимый. А теперь смотри!
При этих словах она коснулась его глаз кончиками пальцев.
И Валгард посмотрел.
Как дым на ветру в мгновение ока исчезли и уютный домик, и высокая красивая женщина. С ужасом увидел он истинную сущность окружающего, ведь зрение его не было уже затуманенным чарами зрением смертного.
Он сидел в безобразно захламленной костями, тряпьем и ржавыми колдовскими приборами глинобитной лачуге, освещенной лишь светом огня в очаге, где горел сушеный навоз. Подняв глаза, он встретил мутноватый взгляд жуткого вида старой карги, чье лицо походило на сморщенную маску, кое-как натянутую на беззубый череп. На увядшей груди старухи висела крыса.