Юрий Никитин - Придон
– Все равно они слабые, – прошептал он, – это слабый народ… Слабые и трусливые, если вот так… подло. Трусливо…
Глаза защипало сильнее. Дыхание обжигало горло, он чувствовал, как раскалились ноздри. Со сжатыми до хруста зубами повыше вскинул голову, но чуть опоздал: защекотало, по щеке побежала горячая капелька, словно раскаленный комочек металла. Она была такая крохотная, что не сорвалась под собственной тяжестью, а остановилась на полпути, не в силах ползти дальше.
Что ж ты меня позоришь, вскричал он в муке. Мужчина не должен плакать. Вождь на виду у своих воинов – тем более. Олекса видел кровавые сечи, в пожаре погибла его семья, он хоронил друзей, но я никогда не видел в его глазах постыдных слез! Но вот он сражен, он погиб по-артански, в бою, с топором в руке, это достойный конец пути артанина…
– Но дождя не будет, – сказал сбоку Крок. – Так, несколько капель просто сорвалось…
На щеках многих его людей, что собрались вокруг тела сраженного героя, тоже блестели эти… сорвавшиеся с облаков.
Придон с шумом выдохнул, двинулся через площадь, рассматривая убитых. Пошел пешком, конь почему-то не решается наступать на тела, пугается, трясется всем телом, словно здесь лежат колдуны или осталось сильное заклятие. Трупы нередко настыли горками, иногда образуя круговые валы, и Придон понимал, что здесь сражался кто-то из героев.
Послышался стон, Придон увидел раненого куявского воина. У него был распорот живот, куяв обеими руками старался удержать вылезающие наружу кишки. В глазах ужас, но куяв все не мог умереть, на лице животное желание жить, любой ценой жить. Рядом с ним еще один куяв в доспехах, у этого разрублена голова вместе со шлемом, а в двух шагах тот, кто сразил обоих, – мальчишка, совсем еще мальчишка, в руках залитый кровью топор с прилипшими к лезвию волосами.
Кровь медленно вытекала из трех глубоких ран: на груди, на плече и из длинного разруба на боку, откуда высунулись белые края перерубленных ребер.
Придон сказал ободряюще:
– У тебя целы руки и ноги. Раны заживут, ты снова будешь мчаться быстрее ветра!
Мальчишка молчал, бледный, со сцепленными зубами. Это из ран текла кровь, но в глазах было сухо. Он уже знал, что для артанцев слезы – дороже собственной крови. Так становятся мужчинами.
Придон кивнул, шагнул дальше. За спиной, он слышал, лекарь наклонился к молодому воину, что страшился сказать слово, дабы не вырвался позорящий артанина стон.
На востоке алела полоска рассвета, однако пламя пожаров освещало город страшным светом, было светло, как днем, только небо оставалось черным с редкими холодными звездами.
На ту сторону площади из дворца выводили людей со связанными руками. Распоряжался Вяземайт, что удивило Придона. Как и то, что не порубили сразу, ведь ворота не открыли, на двое суток задержали его продвижение к Итании. Значит, виноваты все.
Вяземайт оглянулся, лицо просветлело:
– А, это ты, Придон!.. Да, город ты захватил даже быстрее, чем я ожидал.
– Почему?
– А здесь два десятка чародеев и магов. Есть довольно умелые…
Придон оглядел их брезгливо, словно прокаженных.
– Колдуны? – переспросил он. – Так что ты хочешь? Срубить им головы – и все. Или развешай по деревьям, мне все равно. Нам артанские боги повелели очистить мир от чудовищ, драконов и колдунов. Мы это выполним!.. Хотя, вообще-то, погоди…
Колдуны смотрели с ужасом. При последних словах в их глазах зажглась надежда. Придон рассматривал их с высоты седла, они опустились на колени и смотрели, задрав головы.
– Я слышал, – сказал Придон, он чувствовал, как голос дрогнул, заставил себя перевести дух, чтобы звучало все так же властно и повелевающе, как надлежит из уст сокрушителя Куявии, – что существует заклятие… чтоб человека из камня вернуть обратно в человека. Кто-то из вас такое знает?
Колдуны переглянулись, он видел на их лицах непонимание, страх. Кивнул Вяземайту, тот взмахом руки послал свой десяток удальцов с веревками в руках. Колдунам быстро набрасывали петли на шею, тащили к деревьям. Один вдруг закричал:
– Я знаю!.. Я знаю!
Придон нахмурился.
– Говори, – велел он. – Но учти, я пойму, когда ты врешь.
– Я не вру, – сказал колдун торопливо. – Сам я не могу, это правда, но мой прошлый учитель знает, как это сделать.
– Где твой учитель?
– Остался в Родстане, – ответил колдун. – Это было давно… Я считал его слабым магом, ушел в Куябу, там нашел учителей именитых. Не скоро понял, что у столичных колдунов больше блеска, но мощи больше у колдунов из малых сел… Если оставишь мне жизнь, я помогу отыскать своего старого учителя.
Придон обернулся, поискал глазами Щецина.
– Послушай… Это не приказ, а просьба. Выдели своего старшего для одного дела… Аснерд никогда не скажет, для него Артания – превыше всего, но я-то помню, что его сын Тур погиб из-за меня. И потом еще спас меня уже после смерти…
Щецин оторопел, брови взлетели на середину лба.
– Как это?
– Долго рассказывать. Потом как-нибудь… Пошли своего старшего с этим вот колдунишкой. Надо отыскать его учителя, если тот еще жив, а потом то ли вызнать у него колдовство, то ли самого отвезти в Черные Пески, чтобы тот сам расколдовал Тура. Расколдует, я для него не знаю что сделаю. Не расколдует, я не только его самого, но и весь город сотру с лица земли.
– Но как это сделать? Ведь Родстан…
– …в глубине Куявии. Но колдун может изменить облик Верена. Или это сделает здесь Вяземайт. А эти пусть останутся здесь, как залог. Если сумеют Тура вернуть к жизни, выпустим их целыми и невредимыми.
Щецин оглядел молодого колдуна пронизывающим взором.
– Я по его роже вижу, что он сделает. Как только окажутся на землях, где куявские войска, тут же выдаст моего сына!
Колдун съежился, втянул голову в плечи.
– Он так и сделает, – согласился Придон. – Но тогда мы выпустим этих его дружков… в другом виде. Отрежем уши, носы, отрубим руки, выжжем глаза… нет, иначе не отыщут… словом, сделаем так, чтобы они его разыскали! И тогда он пожалеет о своем предательстве.
Куявские колдуны заволновались, наперебой кричали молодому колдуну, Придон уловил только угрозы, перехватил понимающий взгляд Вяземайта, старому волхву подвели коня, Вяземайт вскочил в седло, могучие руки подобрали повод.
– Спасибо, – произнес Вяземайт, – что вспомнил о Туре.
– Что значит вспомнил? – прорычал Придон. – Я о нем не забывал!
* * *Все, что могло выгореть, выгорело, но каменный город уцелел, разве что стены стали черными. Да еще оголился: сгорели все деревья, роскошные сады. Торчали только обугленные пни. По улицам везде зола и серый пепел, то и дело поднимаются дымки, под конскими копытами хрустят, рассыпаясь, угольки.
