Талигойская баллада - Вера Викторовна Камша
Алан видел, что жителям Кабитэлы доверять нельзя: Оллар перетянул их на свою сторону, а бродячие проповедники и вовсе вот-вот натравят горожан на Людей Чести. Пришла пора сказать, что ворота в Цитадель нужно держать закрытыми, а мост – поднятым. Даже в собственном дворце – и то стоит быть осторожнее. Придется уговорить сына расстаться с котенком. Звереныша лучше всего отнести к складам, там живет немало кошек, они сыты, и амбарщики их не трогают…
В дверь постучали; сидевший у входа оруженосец, повинуясь знаку господина, отодвинул засов и поклонился, приветствуя властителя Кэналлоа.
– Простите за вторжение, – южанин одарил хозяина белозубой улыбкой, – но мне надо поговорить с кем-то, кто думает о деле не меньше, чем об этой вашей Чести.
– Рад вас видеть, герцог. – Это не было простой вежливостью. Кто б еще весной сказал Повелителю Скал, что он будет рад визиту кэналлийского полукровки! – Вина?
– Не откажусь.
– Нед, подай кубки и можешь идти.
Оруженосец исполнил приказ и вышел, косясь на чужака, с которым оставался его эр. Окделл разлил вино. Протягивая кубок гостю, он с удивлением заметил, что котенок, о котором он только что думал, умудрился просочиться в комнату и взобраться кэналлийцу на колени. Рамиро рассмеялся, дерзко блеснув глазами, и погладил зверька.
– А вы еретик, эр Алан.
– А вы?
– Я? Безбожник, вестимо. Может, где-то кто-то и есть, только им нет дела до нас, а мне, соответственно, до них. Если б я ждал, когда кто-то явится и начнет всех спасать, я бы остался в Алвасете. Зачем делать то, что за тебя сделает другой, причем быстрее и лучше? – Кэналлиец вновь расхохотался и поднял кубок. – За кошек и их хозяев – или Повелителя?
Алан, сам не зная почему, тоже засмеялся и осушил кубок. Они все сходят с ума. От безнадежности, чужой ненависти, безделья. Отсюда и мерзкие сны, и нынешняя попойка. Повелитель Скал пьет за кошек с кэналлийским полукровкой? Ну и пьет, что им делать, если не пить?!
– Вы знакомы с Леворуким, Рамиро?
– Нет, к сожалению. – Гость пригубил вино, и Алан вспомнил, что Алва – хозяин лучших в мире виноградников, а привезенное из Горной марки белое было весьма посредственным.
– Я б не отказался с ним поговорить. – Рамиро поставил кубок. – Подчинить кошек трудней, чем людей. Кстати, раз уж зашла речь о демонах. Окделл, не будете ли вы любезны рассказать мне о Четверых и их наследстве?
Алан в недоумении воззрился на гостя. Рамиро – глава Дома Ветров, он должен знать все.
– Вы, я вижу, удивлены, но откуда морисскому отродью знать тайны Людей Чести? Дом Ветров вымер, Повелителями назвали нас, но ваши обряды, переходящие от отца к сыну, нам неведомы по-прежнему. Мы живем и воюем по собственному разумению, но раз уж меня принесло умирать за короля Ракана, поведайте, чем он отличается от того же Оллара.
Чем отличается? Чем они все отличаются от обычных людей? Пожалуй, что и ничем. Может, когда-то Люди Чести и впрямь повелевали стихиями, но теперь остались лишь гербы, медальоны со странными знаками да гордость, вернее гордыня. Тот же Рамиро умней и удачливей их всех, вместе взятых, да и Бездомный Король… Над ним можно сколько угодно смеяться, однако своего он не упустит.
Окделл сунул руку за пазуху и вытащил серебристый диск с гравировкой. Такие вместо святой эспе́ры[18] носили главы Великих домов, остальные Люди Чести довольствовались золотыми копиями. Агарис смотрел на эту традицию, мягко говоря, косо, но в Талигойе ей все еще следовали. Алан протянул вещицу собеседнику.
– Вот все, что уцелело от прошлого величия, если оно, разумеется, имелось. То есть власть, конечно, у нас была, а вот сила – вряд ли, хотя за три тысячи лет любая волшба выдохнется.
Алва задумчиво смотрел на слабо мерцающий на его ладони диск. Если б волосы кэналлийца стали золотыми, а глаза – зелеными, он вполне сошел бы за Повелителя Кошек.
– У вас должен быть такой же, Рамиро, но со знаком Ветров. Мы, Повелители Скал, дети Заката и Полуночи, стражи Северо-Запада. Вы рождены Восходом и Полуднем, повелеваете Ветрами и охраняете Юго-Восток, вернее, охраняли в Гальтарские времена. Неужели вы не знали и этого?
– Это, – Алва усмехнулся, – знают даже кошки, а медальон Повелителя и впрямь у меня. Алан, я хочу понять, есть ли правда в разговорах о старых силах и почему Эрнани Святой предал прежних богов. Не знаю, как вам, а по мне, гаже крыс со свечками ничего не придумаешь…
Странная ночь и странный разговор, хотя Рамиро можно понять. Он – Повелитель и имеет право на правду, пусть и никому больше не нужную. Но сколько правды в старых сказках, которыми кормили в детстве герцога Окделла?
– Рамиро, когда вам исполнилось шестнадцать, вы завещали свою душу Ветрам?
– А надо было? – поднял бровь кэналлиец. – Нет, я ничего такого со своей душой не делал.
Значит, о ритуале Алва не знает, что не мешает ему быть умней и удачливей Придда.
Золотое «вчера» Талигойи – блуждающие Башни, каменные кольца Гальта́ры, меч Раканов, Закон и Честь… Алан родился и вырос, когда все это стало легендой. С той поры как Эрнани Святой два Круга[19] назад внял увещеваниям эсператистов и перенес столицу из пропитанной демонопочитанием Гальтары в тогда совсем еще небольшую Кабитэлу, все связанное с Четырьмя старательно забывали. Но прошлое то и дело напоминало о себе то песнями, то выловленными из воды или найденными в земле древностями, то непонятными предсказаниями, то срывающимися с губ проклятьями…
– Странные вещи. – Кэналлиец вернул медальон хозяину. – Они что-нибудь дают?
– Я надел знак Скал в ночь, когда умер отец. Не знаю, сколько лет этому талисману. Считается, что он принадлежал первому из сыновей Полуночи и Заката и дает власть над скалами.
– И что, – не преминул уточнить Рамиро, – талисман Окделлов и вправду подчиняет камни?
– Нет, по крайней мере, я ни о чем таком не знаю. Мы зовемся Повелителями, бастард назвал себя Победителем Дракона… Когда я надел фамильный медальон, он еще хранил тепло отца, однако я не почувствовал ничего. Как и в ночь совершеннолетия, когда отвечал на Вопросы и произносил Клятву.
– Вопросы? Какие?
– В каждом Доме спрашивают о разном. – Алан невесело усмехнулся. – Шарло… герцог Эпинэ, так же как и я, не понимает ничего. Может, в этих словах и упрятан какой-то смысл, а может, и нет. Вы ничего не потеряли, Рамиро, от того, что не прошли посвящение и не носите амулета.
– Отчего же, – возразил кэналлиец, –
