Когда тигр спустился с горы - Нги Во
– О! – воскликнула Синь Кам и в удивлении выпрямилась. – Именно! «Пучок костей, перевязанный кишками их обладателя» – это мы так говорим.
– Это тигриное выражение? – уточнили Тии. – Мне казалось, так расправляются призраки зала экзаменов с теми соискателями, которые нарушили правила обряда жертвоприношения…
– Нет, это наше, – любезно ответила Синь Лоан. – Так мы называем тех, кто обманул ожидания. Потому что именно в такой пучок костей мы их и превращаем. Прошу, продолжай.
– Разумеется.
– Сомневаюсь, что я уже готова, – возразила Дьеу. – Мне надо еще заучить наизусть малые хрестоматии, и, пожалуй, предстоит еще много работы со списком замеченных неточностей в больших. К тому же мой виньский все еще…
– Знание малых хрестоматий больше не проверяют, – с уверенностью заявил ее наставник, – и вообще, кто в наше время говорит на виньском?
– К примеру, виньцы…
– Я ничуть не сомневаюсь, что ты добьешься таких же успехов, каких ждали от твоего прадеда. Ты из хорошей семьи, ты упорна, обожаешь хитросплетения классических трудов и то, как они сводят весь мир к собранию законов, и в любом случае деньги кончились, вот и твоей учебе пришел конец.
По крайней мере это Дьеу поняла и удрученно кивнула, но не забыла выразить надлежащее уважение наставнику и поблагодарить его, прежде чем он отбыл в неизвестном направлении.
Затем она вернула ключи от домишки с боярышником в округе Хюэ потерявшему терпение домовладельцу, бросила последний продолжительный взгляд на город, который не покидала ни разу за всю свою жизнь, и пустилась в долгий путь на восток.
– О, а мы ничего этого о Дьеу не знали, – пробормотала Синь Кам, а Синь Лоан задумчиво кивнула. На их лицах отразилось схожее любопытство, которое странно было видеть и у женщины, и у тигрицы. Синь Хоа положила голову на огромные лапы и сонно моргала, глядя на огонь.
– Нет ничего удивительного в том, что им больше известно о книжнице Дьеу, – наконец заключила Синь Лоан, разглядывая свои аккуратно подпиленные ногти. – Ведь при всех ее достоинствах и красоте Дьеу была не кем иным, как человеком. А теперь говори о Хо Тхи Тхао.
Синь Лоан села прямо, напомнив своей позой кошку в тот момент, когда она аккуратно укладывает хвост вокруг лапок.
– Прошу, продолжай.
Тии сглотнули, напоминая себе, что улыбаться нельзя, и подчинились.
Глава 5
В те времена Ань был не великой империей, в какую превратился в дальнейшем, а одним из шестнадцати воюющих государств, каждое из которых объявило себя наследником могущественной и обреченной династии Гу. У одних имелись справедливые притязания, у других – многочисленное войско, и истинный наследник Гу стал известен лишь следующему поколению.
Через эти разоренные войной и оспариваемые территории и шла Дьеу и порой начинала утро на землях, которыми владел Ин, днем обходила стороной поле битвы между войсками Ин и Фулань, а вечером пила чай на берегу реки, принадлежавшей Винь.
Странствия давались ей легче, чем она думала, – по крайней мере ее не сожрали голодные призраки и ее череп не утащили лисы-оборотни. Шагая в гору, она часто останавливалась перевести дух, но еще в самом начале пути твердо усвоила, что нельзя проходить мимо жрицы или придорожного святилища, не оставив подношения, пусть даже всего лишь мелкой монеты, булочки или молитвы.
Вскоре после того, как Дьеу сделала крюк, огибая поле битвы при Киршане – то самое, где генерал Пэйжун был убит разъяренным быком, впоследствии оказавшимся правителем Киршаня, – за поворотом дороги она увидела маленькое святилище богини Сань-хуэй. Стоячий шкаф за железной решеткой содержал атрибуты богини – жезл и закупоренный горшочек с целебной мазью, а перед святилищем спала особа, меньше всего похожая на когда-либо виденных Дьеу жриц.
Это была коренастая и приземистая женщина, одетая в тунику-безрукавку, несмотря на поздний весенний снегопад, босая и вместо штанов облаченная в юбку из синевато-серой дубленой шкуры теленка. Ее распущенные волосы спутались, жрицу в ней выдавало лишь ожерелье из необработанного янтаря на шее, с которого свисала сама богиня Сань-хуэй, вырезанная из дерева.
– О! – воскликнула Синь Кам. – Это же Хо Тхи Тхао!
– Знаем, – терпеливо откликнулась Синь Лоан.
– А юбку из телячьей шкуры она носила потому, что украла у солнца одного из священных телят.
– Знаем, – повторила Синь Лоан, и Тии слегка выпрямились.
– Вообще-то это обстоятельство мне не было известно, – с намеком признались они.
– Зато теперь известно, – подхватила довольная Синь Кам.
Синь Лоан вздохнула, протянула руку и потрепала младшую сестру по ушам.
– Да, так она и сделала, – сказала царица. – Когда Хо Тхи Тхао была совсем маленькой, мать сказала, что ей суждено всю жизнь питаться объедками. И что Хо Тхи Тхао так мала, что не идет ни в какое сравнение даже с соснами, которые равнодушны ко всему, что приятно на вкус или быстро бегает.
– Какая жестокость со стороны матери, – не удержалась Сыюй, и вместо того, чтобы рассердиться, Синь Лоан наклонила гордую голову.
– Верно. И в доказательство, что ее почтенная мать ошибается, Тхи Тхао пробралась в поместье солнца, убила и съела двух спящих пастухов, а потом задрала и поглотила одного из самых любимых телят солнца. Потом она вернулась домой, съела все сосны в долине Чжо, всех людей, своих сестер и наконец свою мать.
– Ой… – тихонько выговорила Сыюй, а Синь Лоан, коротко улыбнувшись ей, перевела взгляд на Тии.
– Вот и пополнение для твоих книг, служитель. Запиши, чтобы его нашли после того, как мы тебя съедим. Прошу, продолжай.
Дьеу подошла, чтобы положить монету в миску, стоявшую у ног жрицы, та с ворчанием пробудилась и схватила Дьеу за руку, не дав закончить поклон.
– Что это ты делаешь, скажи на милость? – потребовала ответа жрица.
– Подношение, – ответила Дьеу и только теперь заметила то, что ускользало от ее взгляда раньше. Она увидела пятна засохшей крови на тунике жрицы и ее ногти – толстые и белые. Обычно от жриц пахло воздержанием и дешевыми благовониями, а не сырой землей и полным брюхом, и Дьеу стоило немалых усилий не пытаться высвободить руку из ее пальцев.
– Посмотрим, что у тебя за подношение, – сказала женщина и скривилась, увидев монетку. – А, так у него нет никаких достоинств.
– Это монетка… достоинством в один сэн, или четыре фи, – указала Дьеу, но ее собеседница покачала головой.
– Ничего она не стоит, – объявила она и шлепнула Дьеу по руке так, что монетка упала на землю и покатилась прочь. – Что ты мне дашь вместо нее?
– Эм-м… могу прочитать молитву о скорбящих и страждущих мира…
– Нет, не хочу. Что еще у тебя есть?
От женщины все еще пахло сытостью, но что-то в ее голосе указывало, что это временное состояние, а в ее глазах, круглых и очень красивых, вдруг отразился острый голод.
– У меня… у меня есть лепешки из рисовой пасты.
– О! – удивленно воскликнула женщина. – Тогда хорошо. Доставай их.
Только этими рисовыми лепешками Дьеу и предстояло питаться
