Зеленая жемчужина. Мэдук - Джек Холбрук Вэнс
По мере того как луна поднималась по небосклону, колонны всадников, лучников и пехоты одна за другой покидали Дун-Даррик. Эйлас намеревался двигаться к цели под прикрытием ночи – лунного света было достаточно, чтобы не сбиться с дороги; кроме того, высланные вперед лазутчики предупреждали о болотах, обвалах и прочих опасностях. Днем войска скрывались в густом лесу или в малоприметной глубокой ложбине, каких было много на горных лугах. По расчетам Эйласа, в отсутствие неожиданного выступления противника наперехват и других непредвиденных затруднений, после четырех ночных переходов его отряды должны были оказаться под стенами Санка. Продвигаясь по опустошенной, разграбленной территории, ульфы и тройсы не встречали никого, кроме нескольких мелких фермеров и скотоводов, а тем не было никакого дела до солдат, маршировавших ночью, – постольку, поскольку солдаты их не трогали. У Эйласа были основания надеяться, что прибытие его экспедиции к замку Санк станет неожиданностью для его защитников.
К утру третьего дня лазутчики вывели отряды на главную дорогу, спускавшуюся к морю от старых оловянных рудников. Пользуясь этой дорогой, ска время от времени совершали вылазки в Южную Ульфляндию; по той же дороге Эйласа, с веревочной петлей на шее, когда-то вели в рабство.
Войска отдыхали весь день в лесу и продолжили путь после захода солнца. До сих пор им не попадались ни разрозненные банды, ни более крупные формирования ска.
Незадолго до рассвета издали послышался странный певуче-визжащий звук. Эйлас тут же распознал его – так шумела лесопилка, где тяжелые десятифутовые стальные полотна, размеренно поднимавшиеся и опускавшиеся, приводились в движение водяным колесом и распиливали сосновые и кедровые стволы, привезенные дровосеками на телегах с верховьев Тих-так-Тиха.
Замок Санк был уже близко. Эйлас предпочел бы, чтобы бойцы передохнули после ночного марш-броска, но в округе не было подходящих укрытий. Продолжая двигаться вперед, они прибывали к Санку в тот сонливый предрассветный час, когда кровь медленно течет по жилам и реакция противника обещает быть замедленной.
Сердца разгоряченных бойцов южноульфляндской армии бились часто и тяжело. Они спешили по дороге; всадники пришпорили лошадей – копыта поднимали пыль, упряжь и оружие позвякивали, темные фигуры горбились в седлах на фоне сереющего предрассветного неба.
Впереди высилась громада замка Санк, с одной огромной башней над центральной крепостью.
– Поспешите! – закричал Эйлас. – Внутрь, пока не закрыли наружные ворота!
Полсотни всадников пустились вперед тяжеловесным галопом, пехотинцы бежали вслед за ними. Самонадеянные ска не позаботились опустить окованные железом деревянные ворота наружных стен – ульфские войска ворвались на обширный промежуточный двор, не встретив сопротивления.
Перед ними открылся арочный вход во внутреннюю цитадель – здесь тоже пренебрегли закрыть ворота на ночь; но часовые, сбросив первоначальное оцепенение, засуетились, и опускная решетка с грохотом упала перед лицом атакующих.
Из бараков выбежала дюжина воинов-ска, полуодетых и не успевших толком вооружиться, – их уложили на месте, и битва – если это можно было назвать битвой – закончилась.
На стенах цитадели показались лучники, но лучники-ульфы, уже забравшиеся на наружные стены, убили нескольких самых неосторожных и ранили десяток других, заставив остальных срочно искать укрытия.
Из окна цитадели на крышу спрыгнул человек – пригнувшись, он пробежал к конюшням, вскочил на лошадь и поскакал прочь по каменистой пустоши. Эйлас приказал преследовать его:
– Гонитесь за ним пару миль, не больше – если не догоните, черт с ним. Тристано! Где Тристано?
– Здесь, ваше величество! – Сэр Тристано был назначен заместителем главнокомандующего.
– Соберите большой отряд и отправляйтесь к лесопилке. Убейте ска и всех, кто окажет сопротивление. Сожгите склады, сломайте водяное колесо, но не трогайте пилы – в свое время они нам пригодятся. Не задерживайтесь, времени нет; работников-скалингов приведите с собой назад. Флевс! Разошлите лазутчиков во все стороны, чтобы нас тоже не застали врасплох.
Пристройки, склады и навесы, окружавшие замок Санк, объяло бушующее пламя. Лошадей вывели из конюшен, после чего конюшни тоже сожгли. Собак-ищеек перестреляли из луков, псарню тоже предали огню. Из дортуара за кухонным огородом вышли несколько человек – замковая прислуга; дортуар сожгли.
Домашних рабов привели к Эйласу. Король переводил взгляд с одного лица на другое. Вот он: высокий плешивый субъект с коварной желтоватой физиономией и болезненно полуопущенными веками – мажордом Имбоден. А вот и другой: мелковатый тип приятной наружности с неопределенно-изменчивым выражением лица и преждевременными сединами – Киприан, начальник замковых рабов. Эйлас хорошо знал обоих подхалимов – они умели ловко использовать свое положение за счет подчиненных.
Король подозвал их поближе:
– Имбоден, Киприан! Рад вас видеть! Вы меня помните?
Имбоден не проронил ни слова – он знал, что слова бесполезны, кем бы ни был обращавшийся к нему человек; мажордом смотрел куда-то в небо, словно происходящее ему давно наскучило. Киприан оказался общительнее. Внимательно посмотрев на Эйласа, он весело воскликнул:
– Хорошо тебя помню! Только позабыл, признаться, как тебя звали. Зачем ты вернулся? Тебе жить надоело?
– Давно мечтал сюда вернуться, и мои надежды сбылись! – заверил его Эйлас. – Помнишь Каргуса, твоего повара? А Ейна – он работал в прачечной? Они тоже не прочь были бы с тобой поболтать – но, увы, теперь они важные и занятые люди, тройские графы, представляешь?
Улыбаясь без малейшего смущения, Киприан отозвался:
– Могу представить себе, как тебя обрадовал успешный побег! Мы все, в той или иной степени, разделяем твою радость! Ура! Теперь мы вольные люди!
– Боюсь, что для Имбодена и для тебя пребывание на воле будет непродолжительным и неприятным.
– Что вы, сударь! – отчаянно возопил Киприан; слезы навернулись на его большие серые глаза. – Разве мы не старые друзья?
– Не стал бы называть наши отношения дружбой, – возразил Эйлас. – Помню, что постоянно опасался предательства с твоей стороны. Сколько добрых людей погибли потому, что ты на них донес? Никто никогда не узнáет. Но даже одного достаточно. Флевс, прикажите сколотить виселицу – пусть из цитадели будет хорошо видно, как болтается эта парочка!
Имбоден встретил смерть безмолвно и сумел своим поведением продемонстрировать безразличное презрение к окружающим. Киприан, однако, заливался слезами и жалобно кричал:
– Это несправедливо, это бесчестно! Я славился добротой – чем я заслужил такую жестокость? Сжальтесь! Проявите сострадание! Вспомните, сколько поблажек я вам сделал, какое покровительство оказывал…
Стоявшие
