Вождь викингов - Александр Владимирович Мазин
А большой стол, за которым при желании можно разместить до полусотни человек, сдвинут к большому окну, затянутому шелковой кисеей. Зимой кисею можно снять и заменить свинцовой рамой с окошечками из зеленого стекла. Сейчас они хранятся на чердаке. А в случае опасности (Средневековье, как-никак) закрыть прочными ставнями с узкой прорезью бойницы.
— Разуйся!
Еще одно «Ой!».
— Он же теплый!
Так и есть. Я разрешил мастеру сделать и привычную ему византийскую систему обогрева. И попросил сегодня запустить для демонстрации. Печь для этого изыска расположена чуть ниже по склону и попутно обогревает баньку. Лишней не будет, а дрова я экономить не собираюсь. КПД у моей системы обогрева будет значительно выше, чем у открытой печи по-черному, которые стоят в «длинных» домах.
— Это — камин. Вот на этом вертеле можно жарить мясо.
При необходимости хоть целого кабана — глубина и ширина позволяют.
— А можно просто так сидеть и греться.
Что у меня еще недоработано, так это украшение стен в главном зале. Я планировал заполнить его традиционно: оружием и предметами искусства, но это — потом. Пока — голые доски, обошедшиеся, кстати, сравнительно недорого. Это для драккаров надо, чтобы каждая доска обшивки была буквально вырезана вручную, вдоль древесных волокон из правильно выросшего, правильно срубленного и правильно высушенного дерева, а тут достаточно любое прямое бревно пилами распустить.
— А кашу где сварить? — спросила практичная Гудрун.
— Пойдем, — прихватив одну из масляных ламп, я проводил ее на кухню.
Там всё сияло надраенной бронзой и медью и было оборудовано по лучшим средневековым стандартам. После наших грабительских походов недостатка в посуде и прочих кухонных штуках никто не испытывал. Весь рынок Роскилле был завален этим добром по оч-чень доступным ценам.
Само собой, и печь здесь была правильная: тут тебе и открытый огонь, и решетки, и даже большой вмонтированный котел. Объяснил, как пользоваться печкой, как чистить и прочее. Конечно, самой ей этим заниматься не придется (еще не хватало!), но теорию должна знать.
Потом повел в подсобные помещения…
Тут Гудрун застряла надолго. Даже об усталости забыла: планировала вслух, что, куда и как. Объемы и всякие приблуды вроде шкафов (я подсказал: наши столяры-плотники ни о чем таком не знали) восхитили ее куда больше теплых полов. О да, тут было где развернуться и куда складывать нажитое непосильным… хм, трудом.
А еще — деревянные двери с замками. И крепкие сундуки. Тоже с замками. Хотя главные запоры были установлены наверху. Там, где я оборудовал «сокровищницу», арсенал и, разумеется, спальню. Туда-то я мою прелесть и уволок, с невероятным трудом оторвав от детального исследования вспомогательных помещений.
Спальня была реализацией моей давнишней мечты. Кровать два на три, с балдахином. Маленький камин — с одной стороны, с другой — каменная стена-дымоход камина нижнего, большого. С третьей стороны — дымоход кухонной печи, а с четвертой — большое окно, обращенное к югу. Зимой здесь будет тоже стоять рама, только не со стеклами, а с тончайшими алебастровыми пластинами.
Под ногами густющая шкура белого медведя, у стен — две ширмы-гобелена французской работы…
— Не хочешь узнать, какая она мягкая? — спросил я, похлопав по кровати.
— Хочу!
И расстегнула пряжку моего боевого пояса. Но не раньше, чем я помог ей избавиться от свадебных нарядов.
Но даже после того, как на полу оказалось всё, что было на нас надето, на кровать мы не упали. Потому что я решил сначала показать любимой устроенную по другую сторону каминной стены ванную. Само собой, мы ее немедленно опробовали: влезли в здоровенное корыто, наполненное ароматной, горячей (как приказано) водой. Ароматы — из Византии, корыто — из французского монастыря. Свечи… О, я забыл о свечах! Они горели и в ванной, и в спальне. Мы ведь теперь — муж и жена, и нам не надо «прятаться» от чужих взглядов. Следовательно, я могу тобой любоваться ежесекундно. Переливами плоти под тонкой кожей, алой прикушенной губкой, трепещущей ямкой на горле…
Я вижу свои руки, загорелые до черноты, на — белой матовой коже. Твои бедра кажутся очень широкими — из-за тонкости талии. Мои пальцы, только что — ласковые, осторожные, сейчас оставляют на ней красные отметины. Тебе так хочется — чувствовать мою силу. Снаружи и внутри. Чтобы толчки бросали тебя вперед, как толкает драккар входящее в воду весло, а хватка моих рук не пускала, бросала назад, навстречу, с еще большей силой, поскольку то было наше общее движение… Ты кричишь, снова и снова, запрокидываясь и выгибаясь. Лоно твое сжимается и пульсирует… И вдруг, обмякнув, повисаешь на моих руках… А в следующий миг уже не бьешься, а лишь вздрагиваешь, постанывая, распластавшись ничком, лицом в простыни, и теперь двигаюсь лишь я один, мягко и неторопливо, совсем в другом ритме, смиряя себя, потому что ты вся сейчас — будто голый нерв, вдоль которого скользит моя плоть…
— Что ты так смотришь на меня? — спрашиваешь ты. — Я стала некрасивой?
— Ты прекрасна! — отвечаю я честно.
Так и есть. Полночи страстной любви изменили тебя, но мне это нравится. Я вижу тебя такой, какой ты будешь лет через пять. Не юной девушкой, а женщиной. Знающей цену и вкус настоящего чувства.
— Жарко! Хочешь воды? Я принесу.
Кожа твоя уже не белая — розовая. И на ней легко можно прочесть всё, что мы делали с тобой на этой постели.
Прежде, чем зачерпнуть воды, ты утираешься лоскутом льна. Чуть присев, отчего мускулы твоих стройных ног становятся рельефнее, а копна волос падает вниз, закрывая лицо.
Вода — с ягодной кислинкой. Ты поишь меня из собственных рук. Я опустошаю серебряную чашу, а потом поочередно целую твои пальцы. Твои руки дрожат.
— Хочешь еще? — спрашиваешь ты.
— А ты — хочешь?
— Муж мой, я говорю о воде, — ты улыбаешься и легонько треплешь мою бороду.
— А я — нет…
Утром я обнаружил под нашей кроватью здоровенный Мьёлльнир из отполированной бронзы. Кто подложил его туда? Понятия не имею. Зато знаю, зачем.
В очередной раз понимаю, что живу среди язычников. И тут же возникает мысль: а не попросить ли отца Бернара обвенчать нас по христианскому обряду? Потом, когда-нибудь…
Глава тридцать вторая
Свадьба продолжается. День четвертый
Ключ, которым било веселье уже четвертый день подряд, превратился в фонтан. Причем пивной. Никаких больше игр, викторин и
