Вождь викингов - Александр Владимирович Мазин
* * *
Началось ритуальное действо в доме невесты. Допущенные к процессу построились, разобрались и приступили. Под руководством ответственных и компетентных. Три часа, как минимум. А-ахренеть! Даже я, выносливый боевой командир, — и то притомился. А уж Гудрун… Вытерпеть такое может только настоящая скандинавка. Или член женской олимпийской сборной по тяжелой атлетике.
Три часа обрядовой деятельности, причем без тренировок и репетиций. А зачем репетировать, если каждый жест предопределен и уходит своим происхождением в глубину веков?
Закончились предварительные родоплеменные действа торжественным прохождением невесты через трехметровую арку, «собранную» из сосновых ветвей. Скажете, ничего сложного? А вот и нет! Девушкам послабже даже и пробовать не советую. Но моя невестушка справилась. Всё сделала как надо под восторженные вопли участников.
На голове у Гудрун покоилась настоящая серебряная корона (семейная реликвия), увешанная всякими оберегами, которые непрерывно побрякивали, хотя невестушка моя двигалась очень осторожно. Оступись девушка, самостоятельно ей уже не подняться: надето и навешано столько, что впору с турнирным доспехом сравнить.
Тем не менее спинку моя красавица держала пряменько, а глазки сияли ну просто дивным неземным. В толпе подружек она выделялась, как бабочка среди мух.
А смотрела только на меня.
Наконец список мероприятий в родном доме невесты исчерпался, и мы всей шумной толпой отправились к святилищу богини Вар. Там, поднеся идолу на посошок, заручились поддержкой компетентных лиц, то есть жриц, которые засвидетельствовали официально факт бракосочетания. Но не сразу, а после получасового перечисления взаимных обязательств, которые огласили поочередно Стенульф и Свартхёвди. Очень торжественно огласили. Даже я впечатлился.
Наконец нас «зарегистрировали», и я закрепил «сделку», надев на руку Гудрун второй браслет. Первый, свадебный дар, уже красовался на ее левом запястье, но тот был залогом любви, который дарился невесте, а этот — залогом ее будущего материнства.
Думаете, на этом религиозная часть мероприятия закончилась? Как бы не так!
От святилища Вар мы двинулись к куда более солидному зданию: храму Тора.
Надо отметить, что датчане полагают именно Тора своим главным богом[39]. У каждого порядочного бонда имеется специальное святилище с идолом Тора в полном боевом. То, что, например, у Рунгерд вместо Тора место главного мужского бога занимал Один, так это потому, что муж ее покойный был берсерком. А берсерки — они исключительно Одиновы. Как, впрочем, и большая часть викингов.
Но вернемся к Тору. Этому деревянному парню мы подарили целого козла, причем бедное животное я прикончил собственноручно. Засим Стенульф вручил главному жрецу местного Громовержца три серебряных эйрира, а он в ответ надел на меня и на Гудрун обереги-Мьёльниры, золотые копии неотразимого молота Тора. Кстати, еще одна такая копия была настоящим золотом вышита на подоле свадебного платья Гудрун.
Впрочем, сами обереги были не жрецовы, а наши. Их ему вручили перед церемонией.
Подкормив Громорвежца, мы вновь сели на лошадок (девушки и дамы — на телеги) и отправились на морской брег, где в священной роще, под плетеным навесом, обитали еще два идола: Фрейр и Фрейя.
Эти двое считались в Асгарде эталонами красоты, но здесь, в Мидгарде, их копии явно подкачали. Хотя «оснастке» Фрейра позавидовал бы племенной жеребец.
Мы с Гудрун подошли к покровителям любовных дел рука об руку и вдвоем же вложили в разверстое чрево Фрейи хлебец в форме куклы. Мол, мы тебе — жорево, а ты нам — детишек. В брюхе у идола тут же что-то зашуршало. Окружающие сочли добрым знаком, а я — проявлением крысиной жизнедеятельности.
Тем не менее оставил свои мысли при себе и присоединился к общим бравурным кличам. Вот еще не хватало мне конфликтов на религиозной почве. Тем более что скандинавские боги — существа обидчивые, и я давно уже перестал считать их исключительно плодом воображения. Как шибануло меня разрядом с Одинова копья, так и перестал.
В общем, покричали и будя. Пора делом заниматься. Тем самым, ради которого браки и заключаются.
Заранее назначенные люди зажгли опять-таки заранее подготовленные факелы.
С этими факелами, окружив, нас с Гудрун восемь раз обвели вокруг святилища. Это тоже был сакральный акт. Мол, раньше, будучи женихом и невестой, мы любились исключительно под покровом темноты, а теперь наши отношения становятся общеизвестными. Так сказать, при свете дня и при всём честном народе. Последнее — отнюдь не фигура речи.
Теперь нам с Гудрун предстояло возлечь в тени на ложе из козьих шкур и ритуально совокупиться.
Подружки невесты, с жизнерадостным хихиканьем, помогли ей частично разоблачиться. Самой старшей, лет восемнадцати, досталось подержать корону с висюльками. Девица была счастлива. Как позже выяснилось, этот жест практически гарантировал ей скорое замужество.
В общем, зарылись мы поглубже в шкуры и сделали что от нас требовалось. А вокруг толпились гости и родичи, подбадривая нас и осыпая советами. Ух, я бы им ответил, дай мне волю!
Но воли мне никто не давал, потому что весь обряд был освящен веками и традициями, и от нас с Гудрун на этом этапе не зависело ровно ничего.
Впрочем, мы действительно любили друг друга, так что ухитрились на пару минут забыть обо всем, кроме нас самих.
Что хорошо, так это то, что никаких окровавленных простыней предъявлять обществу не потребовалось. По здешним законам жених и невеста могли наслаждаться друг другом сразу после принятия свадебного дара, так что о невинности в момент свадьбы речи не было. Хотя за «порченую» невесту ее родне полагалось выплачивать изрядную компенсацию. Если жених «предъявлял», разумеется.
Оделись и отправились дальше. На землю женихова рода. То есть в мой скромный гренд, который, впрочем, три дня назад расширился еще на пару квадратных километров. Я купил-таки у Полбочки ту самую землицу к северу от озера, объединив наши с Медвежонком земли в единое целое.
Глава тридцать первая
Свадьба (продолжение)
Для уважаемых гостей, коих числилось около пятидесяти, стол накрыли в доме. Остальные разместились во дворе. Первым подносили пиво, сваренное невестой лично, вторые надувались ординарным продуктом. Кухня, впрочем, для всех была одинаковая.
Было шумно, чадно и весело. Здравицы и пожелания многодетности перемешивались с неприличными предложениями и еще более неприличными советами.
Щеки Гудрун могли соперничать цветовой насыщенностью с вареными раками. Но не от скромности, а от жары. В такой одежке, как у нее, можно по морозцу гулять. Не говоря уже о драгметаллическом «обвесе».
Но красота требует жертв. Гудрун стойко несла бремя богатой невесты.
Впрочем, должен отметить, что в происходящее в доме было вполне
