Вольфганг Хольбайн - Рыцарь Хаген
— Может быть, — отвечал Хаген. — Но мы все равно успеем. Придется Гунтеру немного подождать нас.
— Если валькирия не сразу перережет ему глотку, — мрачно заметил Арнульф, — Правда ли, что она убивает всякого, кто жаждет заполучить ее в жены?
— Кроме одного, — отвечал Хаген.
— Зигфрида.
— Да, Зигфрида. — Ему не хотелось продолжать разговор, но Арнульф не отставал:
— Так что же в истории о Зигфриде правда, а что — легенда?
— Откуда мне знать? Говорят, он первый из смертных, видевший валькирию и живым покинувший ее замок.
— Говорят еще, будто Зигфрид обещал на ней жениться.
Хаген удивленно поднял взгляд. Он был уверен, что эту подробность знали лишь немногие. Либо тайна Зигфрида хранилась не так тщательно, как желал бы Ксантенец, либо Арнульф знал куда больше, чем полагал Хаген.
— Расскажи, Хаген, — попросил Арнульф. Остальные тоже с интересом придвинулись к ним поближе.
Хаген помедлил.
— Почему бы и нет? — наконец сказал он, усаживаясь поудобнее и теснее закутываясь в меховой плащ. Костер жарко горел, лицо и руки Хагена уже едва не плавились, но спина все еще не отогрелась. Быть может, рассказ поможет ему забыть о боли, — Говорят, — начал он, — что Зигфрид из Ксантена явился в Исландию, одолев перед этим повелителя нибелунгов и объявив себя властителем их империи. Слава о прекрасной Брунгильде, последней из валькирий, не давала ему покоя, и юный необузданный принц возжелал взять ее в жены, хоть ни разу не видел богиню. — Хаген запнулся, внезапно сообразив, что вступление могло показаться слушателям сбивчивым и сумбурным. Интересно, как бы Фолькер повел рассказ о Зигфриде? Воспоминание о славном певце словно помогло ему направить речь в нужное русло, — Однажды король Дании пригласил Зигфрида в гости, — Хаген бросил взгляд на Арнульфа, тот согласно кивнул, — Праздник продолжался три дня и три ночи. Певцы и скоморохи славили мужество старых героев и красоту дам. И о Брунгильде услышал здесь Зигфрид, о валькирии, живущей в Исландии, огненном острове на краю света. Сам Один, отец богов, приговорил валькирию к вечному сну. Словно завороженный, Зигфрид внимал словам певца, рассказывавшего о Ваберлое, вечном огне, окружающем Изенштейн и испепеляющем каждого, кто рискнет туда проникнуть.
Но юный неукротимый герой воскликнул: «Я попаду в Изенштейн! Хочу взглянуть на красавицу Брунгильду! Дай мне быструю ладью, король, и отпусти в поход».
Но Людегаст, король данский, уговаривал его: «Не рискуй, мой друг, ведь ни одному смертному не преодолеть огненного кольца Одина, ты превратишься в пепел».
Принц же настаивал на своем. Разве не поработил он племя нибелунгов, не победил семерых великанов и страшного дракона и не омылся его кровью, сделавшей его кожу прочной, словно броня? И Людегаст сдался и предоставил ему лучший свой корабль и могучего жеребца Грани — самого быстрого во всей Дании. На другой день принц Ксантенский пустился в путь.
Свежий ветер раздувал паруса его ладьи, острый киль взрезал волны, и вот наконец взору Зигфрида предстали ледяные горы. Вершину самой высокой из них, Изенштейна, венчал замок Брунгильды, а вокруг пылало огненное кольцо, Ваберлое. Зигфрид ступил на остров, пришпорил коня — и вот он уже на вершине горы, перед огненной стеной. Целым и невредимым преодолел он огонь — ведь кожа его была неуязвимой. Только маленькое пятнышко на спине, где прилип листочек липы, когда он купался в крови дракона, оказалось обожженным.
Мертвая тишина царила в замке, когда Ксантенец вошел в тронный зал и увидел юношу, распростертого на ступенях, — спящего или мертвого. Опустившись на колени, Зигфрид снял с юноши шлем — силы небесные! Это была прекрасная девушка. Никогда еще он не видел такой красоты; не удержавшись, герой поцеловал ее в уста.
Но проклятие Одина сломить было не так-то просто. Девушка не шевелилась. Тут вспомнил Зигфрид об Андваранауте, кольце из сокровищницы нибелунгов. Он достал его и надел красавице на палец.
Чары рассеялись, девушка вздохнула и открыла глаза.
«Кто ты, посланник Божий? Послал ли тебя Один окончить мое наказание?»
«Не Один привел меня сюда, а зов моего сердца, — отвечал Зигфрид, потому как сердце его воспылало страстной любовью, — Я — Зигфрид, сын Зигмунда и Зиглинд, принц Ксантенский».
Тогда валькирия поднялась, и тут же замок наполнился голосами и юным смехом, потому что вместе с Брунгильдой пробудились и все ее девушки-прислужницы. Им принесли вина, и юная красавица вручила Зигфриду кубок со словами: «Слава тебе, Зигфрид, принц Ксантенский. Здрав будь, доблестный рыцарь!» Они выпили вина, взгляды их встретились. Поцелуй нибелунга все горел на устах Брунгильды. Зигфриду же не терпелось узнать, чем валькирия прогневила отца богов, и Брунгильда начала рассказ:
«Когда-то я была одной из валькирий, пробуждавших к жизни погибших героев и сопровождавших их в Вальгаллу. По воле Одина я стала властительницей этого огненного острова. В ту пору разгорелась ссора между двумя братьями-королями, Агнаром и Хельмгунтером. Один возжелал подарить победу Хельмгунтеру, мне же был люб нежный Агнар. Я ослушалась Одина и повернула длань судьбы против его воли — острый кинжал вонзился Хельмгунтеру в сердце. Один разгневался, я впала в немилость, и Слепнир, его жеребец, привез меня сюда. До сих пор приговор отца звучит в моих ушах: «Ты была валькирией, оживлявшей погибших рыцарей, но мыслила ты по-человечески и действовала как слабая женщина. Так оставайся же женщиной, смертной и беззащитной! Из племени Мидгарда явится однажды рыцарь, корона будет венчать его чело. Его и жди. И умри вместе с ним, как умирают люди!»
Но я взмолилась: «Позволь мне связать свою жизнь лишь с достойным меня мужем. Ведь я хоть и женщина, но была валькирией, и божественная кровь течет в моих жилах».
На сей раз Один смилостивился. Он уколол меня сонным шипом, глаза мои закрылись, и я уснула. Отец же разжег огонь Ваберлое, преодолеть который смог бы лишь истинный герой, достойный валькирии. А спала я, наверное, сотни лет».
Они вышли из замка; огонь потух. Над Изенштейном воссияло солнце, и долго они предавались любовным радостям.
Но Зигфриду не сиделось на месте, он жаждал битв и приключений, молодая кровь играла в жилах. Море и бури звали его, и, лежа в объятиях Брунгильды, герой мечтал о дальних странах и воинственных походах. Оставив на прощанье Брунгильде Андваранаут, кольцо нибелунгов, Зигфрид простился с ней.
Многие смельчаки являлись с тех пор в Изенштейн, равные Зигфриду по силе и красоте. Но Брунгильда заставляла выдержать их три испытания, потому что лишь тому обещала она отдать свою руку, кто превзойдет ее саму в силе и храбрости. Ни один из рыцарей не вернулся. Хоть и стала она смертной женщиной, кровь богов течет в жилах Брунгильды, и нет среди людей равных ей по силе.
