Птицы - Владимир Торин
Финч заметил, что часть строк в списке приютского громилы вычеркнуты. Кажется, прямо сейчас вычеркивали и его. По крайней мере, мальчик чувствовал себя вычеркнутым. Прежняя жизнь закончилась – больше не будет дома № 17, не будет школы Фьорити, не будет дедушки, не будет… Арабеллы. Даже книг – и тех не будет.
– Кто там у нас следующий, Торкин? – спросила мадам Гриппен.
Всю поездку она почти не шевелилась, словно выжидая и подманивая жертву, как мухоловка в горшке, своим запахом. Финча уже просто тошнило от ее духов (он надеялся, что это всего лишь духи).
Торкин сверился с записями.
– Марго Уоллен, – прочитал он вслух. – Семь лет. Кружевной переулок, девять. Шелли. В приют сообщили неравнодушные соседи.
«Проклятые неравнодушные соседи, – гневно подумал Финч. – Вечно лезут со своим неравнодушием! Это все из-за них! Бедная Марго Уоллен. Бедный я!»
– Полагаю, с ней не будет хлопот, – заметила женщина.
– Уверяю вас, мадам: никаких.
Мадам Гриппен поглядела на Финча.
– Слушай меня внимательно, маленький уродец, – сказала она. – Когда мы приедем по означенному адресу, ты пойдешь вместе с нами. И будешь широко и радостно улыбаться. Ты будешь выглядеть так, будто все твои мечты совсем недавно осуществились и ты несказанно счастлив по этому поводу. Ты понял меня?
– Я не буду, – бесстрашно ответил Финч. – Я всем расскажу, какая вы злобная.
Она наделила мальчика самодовольной улыбкой, размахнулась и отвесила ему пощечину. Финч вскрикнул и схватился за щеку.
Подручные мадам Гриппен расхохотались.
– Ну давай, – проговорила она негромко, отцеживая слова, как яд. – Плачь. Мне так нравятся детские слезы…
– Не буду! – упрямо сказал Финч.
– Зато будешь знать, как дерзить мне.
Финч отвернулся.
Мадам Гриппен схватила его за подбородок и резко повернула к себе. Она была так близко, что он видел, как неровно покрыто пудрой ее лицо в попытках скрыть отвратительную желтушность кожи, как ее тонкие ноздри шевелятся, гневно раздуваясь. Он различил даже пару тонких волосков, уродливо торчащих из ее подбородка.
– Будешь отворачиваться, мерзкий маленький гремлин, когда я сама тебе позволю.
Финч уставился на нее с ненавистью. Мадам Гриппен злорадно улыбалась, наслаждаясь его бессилием. Наконец она разжала пальцы и сказала:
– Вот теперь можешь отворачиваться.
Что мальчик и поспешил сделать.
– Подумать только, – проговорил с переднего сиденья мистер Торкин. – Столько гонора и непослушания!
– Ничего, – проронила мадам Гриппен. – После первой же ночи в «Грауэнс» от них не останется и следа.
– Мадам, а что с третьей малявкой? – тем временем поинтересовался мистер Брэй. – Ну, которая у нас после той, что в Шелли. Она не влезет на заднее сиденье.
– Тогда поедет в багажном кофре.
Финч понял, что она не шутит. Мучения бедных детей начинались еще до того, как входные двери «Грауэнс» за ними закрывались. Приютские клерки были очень плохими людьми, но никого это не заботило. Мнимое неравнодушие взрослых заканчивалось, как только этот бордовый трофф отъезжал от дома. На самом деле взрослые испытывали облегчение. А также гордость за себя: еще бы, ведь они не бросили бедного, несчастного сиротку на произвол судьбы, а вверили его в надежные руки тех, кто о нем позаботится, кто точно не будет засовывать ребенка в багажный кофр, кто не станет кормить его похлебкой из тараканов и ни за что не будет заставлять его работать, пока он не оглохнет от гула и грохота механизмов в подвальных цехах, а «бу-у-у, бу-у-у» однажды не исчезнет совсем, оставив ребенка наедине с тишиной.
Финч не сразу понял, что гудок звучит не в его голове. Это мистер Брэй раз за разом неистово сжимал черную грушу клаксона: «Бу-у-у, бу-у-у…»
– Мадам! – воскликнул он, указывая на дорогу. – Там человек!
– Что еще за человек?
– Мужчина! Стоит прямо на мостовой! Он не реагирует на клаксон.
– Так дави его, делов-то! – равнодушно махнула рукой мадам Гриппен.
– Но, мэм…
– Дави! – велела женщина. – Будет знать, как мешать проезду. Рычаг вперед, Брэй!
– Да, мадам.
Финч вытянул шею и глянул в переднее окно. Улица пустовала – ни одного экипажа, кроме приютского троффа, на ней не было. Да и прохожие все куда-то подевались. А посреди мостовой и правда стоял мужчина, уставившись на фонари приближающегося бордового экипажа, словно загипнотизированный ими.
Трофф все сокращал расстояние до застывшей посреди улицы фигуры. А мужчина и не думал отойти в сторону – он просто стоял, будто ожидая, когда экипаж протаранит его.
«Ну, давай же! – Финч взволнованно глядел на незнакомца. – Давай же! Отойди прочь! Они ведь тебя задавят!»
Но незнакомец не спешил спасать свою жизнь. Когда троффу оставалось до него не больше дюжины ярдов, он резко вскинул руку в его направлении. В тот же миг раздался грохот, и экипаж дернулся, будто его пнули. Он качнулся в сторону и вильнул. Финч и мадам Гриппен натолкнулись друг на друга.
– Брэ-э-эй! – закричала женщина.
Мистер Брэй потянул рычаг на себя, но экипаж уже потерял управление. Издавая рев, по широкой дуге он обогнул стоявшего на мостовой незнакомца и вылетел на тротуар, а затем…
Удар.
Грохот.
Осколки стекол летят во все стороны.
Финч врезался плечом в спинку кресла мистера Брэя, отлетел от нее, как мячик, и стукнулся о дверцу.
Трофф замер. Экипаж погрузился в тучу дыма и пара, как казанок с кашей, забытый на огне. На его переднее окно наваливалась афишная тумба, в которую он врезался. Обрывки афиш свисали внутрь экипажа через пробитую раму лохмотьями. От «Гадкого жениха» даже сейчас было никуда не скрыться.
Механизмы экипажа натужно скрипели. Из перебитых трубок котла с шипением полз пар, наполняя салон. От столкновения топку затопило, и невероятно, до рези в глазах воняло промокшей химрастопкой. Внутри троффа, напоминающего сейчас примятую ногой бродяги консервную банку, раздавались хрипы и стоны.
Дверь справа со скрежетом распахнулась, и мадам Гриппен выползла из экипажа на четвереньках. Она потеряла шляпку, волосы ее были растрепаны. По скуле текла кровь.
– Брэй! – Голос мадам Гриппен сорвался на визг. – Что случилось? Мы пробили колесо?
– Он выстрелил! – вместо Брэя ответил Торкин, с трудом вылезая из троффа, как из ставшей внезапно слишком узкой жилетки. – Человек на мостовой!
Брэй открыл свою погнутую дверцу и вывалился наружу. Сорвав с рук перчатки, он взял пригоршню снега и потер им лицо.
Финч выбрался из экипажа последним и увидел, как мадам Гриппен, попытавшись подняться, пошатнулась и упала в обморок.
Он не стал бы ей помогать, даже если бы и хотел, поскольку сам был в каком-то мгновении от потери сознания. Голова кружилась. Ноги подкашивались. Финч не до конца понимал, что произошло.
Человек, ставший причиной аварии, подошел к троффу. Финч поглядел на него, пытаясь сфокусировать взгляд, но тот плыл, а с ним расплывался и незнакомец. Ощущение было сродни тому, какое он испытал от кофейного пунша, только в десять раз сильнее. И все же мальчику удалось кое-что разобрать. Незнакомец был одет в снежно-белый костюм. Пальто, цилиндр, даже туфли, шарф и перчатки были белыми.
А еще Финч разобрал лицо… его жуткое нечеловеческое лицо…
– Не-птица… – прохрипел мальчик.
Несмотря на то, что мужчина был одет совершенно иначе – не так, как при первой встрече, Финч узнал его. Перед ним стоял тот самый охотник и убийца Кэрри. И сейчас Кэрри глядел прямо на него своим чернильным взглядом. В одной руке он сжимал дымящийся револьвер.
– Ты! – рявкнул Кэрри и сделал шаг к мальчику.
– Нет! – Финч поднял руку, наивно пытаясь защититься ею от пули. – Не стреляйте!
Впрочем, выстрелить Кэрри не успел. Ему помешали весьма оскорбленные его поступком личности.
– Эй ты! – закричал мистер Брэй. – Ублюдок!
– Ты поплатишься за то, что сделал! – вторил ему мистер Торкин.
Подручные мадам Гриппен хоть пока и неровно, но уже стояли на ногах. У мистера Торкина из уха текла кровь, а у мистера Брэя был сломан нос. Их шляпы-котелки куда-то подевались, и снег падал на короткие ржавые волосы первого и на бритую, покрытую старыми шрамами голову второго. В руках у обоих были короткие дубинки – такие, какие используют полицейские.
Недолго думая, громилы бросились к Кэрри. Мистер Брэй попытался ударить его, но тот был быстрее. Не-птица так стремительно переместился в сторону, что ни сам Брэй, ни мальчик даже не поняли, как Кэрри это сделал.
Дубинка прошла по воздуху, мистер Брэй ухнул за ней, теряя равновесие, а в его затылок уже неслась рукоять револьвера Кэрри.
С глухим хрипом мистер Брэй грохнулся на тротуар как подкошенный.
Такая же участь ожидала и мистера Торкина, с той лишь разницей, что последний все же успел сделать два удара своей дубинкой. Все они, впрочем, также ушли в пустоту, рассекая лишь снег. Кулак Кэрри пришелся ему в скулу, и Финч услышал, как хрустнула кость.
Справедливо рассудив,
