Мийол-призыватель (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Невидимый разумный помощник (сообщник?), необнаружимая магия или не магический, но всё равно необнаружимый секрет? Молодой маг затруднился бы сходу сказать, какой из этих вариантов беспокоит его сильнее.

Всю дорогу не шибко ярко, но вполне достаточно, чтобы не спотыкаться, освещали мелкие магические светильники, налепленные на потолок и стены — явные одноразовые пилюли смешной, как для гномов, цены. А в самом конце пути четвёрку-и-зверя ждала дверь. Ловко притворяющаяся обычной, гладкой аж до лёгкого блеска, соломенно-жёлтой дверью пять на три локтя… без ручки. Белобровый склонился к укреплённой рядом с ней на стене штуковине, что-то с тихим щелчком зажал и произнёс чуть громче, чем надо бы:

— Дядюшка Гортун, я привёл гостей сверху. Вы примете их?

— Да, — прогудела штуковина после небольшой паузы. — Веди их… да, в зелёный.

— Слушаюсь, дядюшка. Сей миг оформим!

Самозваный котроне снова защёлкал чем-то там в настенной штуковине. А как-бы-совсем-обычная дверь без лишних звуков стала красной. А потом фиолетовой. А потом синей. Голубой. И, наконец, зелёной. После чего издала-таки звук вроде вздоха и… быстро втянулась в потолок.

Покои, скрывавшиеся за ней, оказались окрашены малахитовым, и изумрудным, и зелёным нефритовым, и хризопразовым, и зелёным турмалиновым, и берилловым, и ещё какими-то сложными зелёными оттенками, не исключая оттенков мха, травы, листвы и лишайников. Мийол, однако, не спешил разглядывать детали убранства, потому что всё его внимание приковал хозяин покоев — очевидно, тот самый искомый (и найденный в конце концов) Гортун. Который встретил «гостей сверху» на ногах, приветливо шагая навстречу, хотя совсем рядом находился своеобразно оформленный стол с несколькими простыми сиденьями и одним более монументальным, с очень высокой, почти как у трона, спинкой.

— Добро! Добро пожаловать! Как вас звать-величать?

— Меня зовут Хантер, — коротко поклонился маг. — Это Шак, моя ученица. Этот достойный молодой Охотник — Рикс. А вы, должно быть, добрый знакомый почтенного Чидвара, Гортун?

— Верно! Верно, я и есть Гортун Третий из Косиртолута. Очень! Очень приятно! Прошу вас вот сюда, сюда, вот так. Уж не побрезгуйте скромным угощением.

Стол, за который уселись все они (кроме белобрового, безмолвно принявшегося челночить туда-сюда, сервируя внезапный обед… и, конечно, призывного зверя), выглядел воистину своеобразно. И диссонансно. С виду — здоровенный, гигантский даже гриб на толстой ножке, весь из себя склизкий, с невероятно крупными росяными каплями тут и там, полосатой нефритовой окраски — по большей части зелёной, частично буро-чёрной и с рыже-жёлтыми пятнами там и тут. По факту же — каменный, сухой, тёплый и совершенно ровный, разве что с шершавинкой, чтобы тарелки с чашками и плошками не скользили. Окружающие «гриб» сиденья тоже выглядели, как грибы, просто поменьше. И ощущались каменными и тёплыми, но отполированными и не вполне ровными, а этак хитро выгнутыми — явно чтобы сидящим было удобнее. Устроившись рядом с Гортуном, по правую руку от него и его троноподобного сиденья, Мийол мысленно поколебался…

И снял, а потом положил на колени свою маску.

В конце концов, учитывая всё происшедшее, это стало лишь малым и скорее всего формальным жестом доверия. Шагом навстречу.

— О! О! — хозяин замер, разглядывая открывшееся ему лицо. — Ценю. Да, ценю. Но всё же сперва давайте откушаем, как боги заповедали. Особенно, особенно рекомендую вот это овощное рагу с грибной подливой и свежей, свежей зеленью.

— Свежей?

— Да! Только-только из бака достали, получаса не прошло. Нет, не прошло!

— А у вас зелень выращивают не на грядках?

— Нет! — Гортун отложил специальные щипцы (опять металлические! но гномы, похоже, не считали металлы такими ценными, как люди), которыми перенёс на свою тарелку вдобавок к им же рекомендованному рагу пару каких-то овальных штуковин — не то яиц, не то грибов, не то вовсе каких-то гигантских орехов. — Нет, знаете ли, грядки — это хлопотно. Хлопотно, увы. Потому добрые гномы, желающие рационально и сбалансировано — и вкусно, вкусно, конечно! — кушать, употребляют выращенное на многоярусных фермах. Либо влажных, либо сухих. Метода не новая, не новая, нет… насколько я знаю, в ваших Рубежных Городах тоже чем-то подобным пользуются. А иначе-то как? Вообще-то, — тут же сам себе возразил гном, — можно иначе. Иначе, да. Можно. Урожай с грядок собрать, засунуть его в пространственные короба, короба на летучие корабли загрузить — и в город… но это всё же риск. Риск! Надёжнее, когда продовольствие, потребляемое городом, на его же территории и растёт. Пусть даже не всё, но существенная — существенная! — его часть. Надёжнее это.

— Продовольственная безопасность, — кивнул маг, вворачивая мельком услышанные когда-то от Ригара слова. — Важнейшее дело, в чём-то даже важнее изготовления оружия.

— Приятно встретить у собеседника понимание. Понимание, да. А вы, если я не ошибаюсь, — Гортун прищурился, — рационалист?

Мийол-Хантер (он сам затруднился бы определить, от чьего имени говорит) хмыкнул.

— Не всё так просто, почтенный. Я полагаю, определять воззрения конкретного разумного одним словом и после этого претендовать на понимание — это примерно как прилепить на некое встреченное существо ярлычок самого общего вида, вроде «растение», или «зверь», или «птица» — и тем удовольствоваться. Но если вдуматься… позиция гуманистов, даже либеральных зелёных, вызывает у меня насмешку с налётом отвращения. Теургисты? Что ж, некоторые из них говорят вполне правильные вещи и даже, что куда важнее, делают правильные вещи. Но всё равно они в моих глазах подобны детям, что никак не могут и не хотят взрослеть, желая вечно пребывать в плотной опёке родителей. Нет, этот путь не для меня.

— А императисты?

— Отвратительны, — отрезал Мийол, нахмурившись. — Все, как один. Что явные, что скрытые, что умеренные, что — и особенно — радикальные.

— Почему?

— Если теургисты отводят разумным роль детей, императисты идут ещё дальше и превращают себя, а заодно и всех окружающих в оскаленных одиночек. Проще говоря, идеология императистов наиболее соответствует не разумным существам, а зверодемонам. Так что методом исключения выходит, что моя личная позиция ближе всего к позиции рационалистов, да.

— Интересно, — прожевав и проглотив, констатировал гном. — Интересно! А за что же вы бы стали доктрину рационалистов критиковать?

— За некоторые необоснованные и потому иррациональные утверждения. Например, догмат о разумности Творца.

— И что же с ним не так?

— То, что он превратился именно что в догмат. Поймите: я вполне допускаю, что вселенная была именно сотворена, что творил её кто-то один и что этот кто-то разумен. Но по-хорошему всё это требует доказательств… которых у нас в настоящий момент, прямо говоря, маловато. Да, есть масса косвенных свидетельств — например, регулярность смены циклов дня и ночи, регулярность смены погоды и климата на Поверхности, устройство тела и души и прочие подобные моменты. Но взгляните хотя бы на этот стол и скажите, что форма и сущность всегда соответствуют друг другу, что поверхностный взгляд на природу вещей не может ошибаться!

— Блестящий довод! А главное очень, очень наглядный.

— Именно из-за наглядности сложно не додуматься до такого. Но не могу не ответить, так сказать, зеркально: если бы свою жизненную философию пришлось формулировать в одно-два слова вам — это стали бы слова… — Мийол приподнял бровь, склоняя голову набок и принимаясь жевать овощное рагу (очень приятное, кстати, хотя и непривычное на вкус).

— Патриот, — сказал Гортун. — Патриот в первую очередь, но ещё… прогрессист.

Отхлебнув какой-то слегка мутной жёлто-зелёной жидкости из высокого стакана — кстати, ещё одно обыденное чудо, как и металлические столовые приборы: ранее Мийол только по рассказам приёмного отца знал о существовании настолько чистого стекла, а после визита в обитель Кортегано думал, что оно используется лишь для создания лабораторной посуды — гном тихо вздохнул и принялся за пояснения.