Ковен отверженных - Айви Эшер
Опускаюсь на колени и открываю кедровую шкатулку. Достаю пакетик с прахом и… замираю. Как сказать Лайкен последнее «прощай»? Я много раз представляла этот момент, но теперь, когда я наконец-то нашла идеальное место, как нельзя лучше подходящее для нее, я не знаю, с чего мне начать.
– Когда Лайкен родилась, Бет не разрешала мне к ней прикасаться, – говорю я ребятам. Почему-то говорить о ней оказывается проще, чем говорить с ней. – Она была такой нежной и хрупкой. Я надеялась, что малышка никогда не увидит всех тех ужасов, что творила Бет. Однажды ночью Лайкен не переставала плакать, и Бет пришла ко мне в комнату, оставила ее и ушла, чтобы поспать. Мне было пять, и я совершенно не понимала, что с ней делать. Я подумала, что, быть может, ей грустно, потому что ей, как и мне, нужен друг. Положила ее на свое одеяло, на полу, и сама свернулась рядом. Я ей тогда пообещала, что всегда буду ее другом и прослежу за тем, чтобы все плохое, что происходит со мной, не затронуло ее. Я пообещала, что, если Бет однажды уличит ее в чем-то, я сделаю так, чтобы повода для разборок не было. Лайкен срыгнула и успокоилась, и пятилетняя я решила, что это был знак нашей вечной дружбы.
Вспоминая те времена, я улыбаюсь. Чтобы помочь Лайкен заснуть, я часто сочиняла всякие истории. Мы распевали глупые песенки и смеялись, смеялись, пока не напарывались на неприятности. Лайкен тайком приносила мне еду, когда я была наказана, а, став постарше, уже сама стала рассказывать мне сказки и утешала, когда мне было слишком больно после избиений Бет. Не думаю, что мне удалось бы сохранить себя, если б не эта маленькая девчушка.
Открываю пакет, иду по траве и медленно высыпаю прах, наблюдая за тем, как он оседает на белых цветах, проглядывающих сквозь траву.
– Я люблю тебя, Лайк. Я всегда буду тебя любить, и даже бесконечность для меня не предел. – Замолкаю, когда из меня вырывается всхлип. – Я виновата, что подвела тебя. Я никогда не перестану сожалеть о том, что не смогла найти тебя. И не смогла защитить.
По моим щекам текут слезы, но я не вытираю их. Когда я плачу, мне легче.
– Ты всегда будешь моим лучшим другом, и я всегда буду помнить, что ты была первым человеком, который полюбил меня и знал, что во мне нет ничего плохого.
Пакетик пустеет, ветер уносит частички Лайкен к деревьям на краю поляны. Ей бы здесь понравилось. И хотя мне больно думать о потере и о том, как много она значила для меня, я все же нахожу утешение в том, что теперь смогу приходить сюда. Это место успокаивает мою душу, и я не сомневаюсь, что успокоит и ее душу тоже.
Делаю глубокий вдох, возвращаюсь к рюкзаку и вытаскиваю зеленую коробочку Талона. Кладу ее рядом с кедровой шкатулкой, снимаю крышку и достаю пакет. Какое-то время смотрю на него, потом поворачиваюсь к ребятам.
– Лайкен была первым человеком, который помог мне поверить в то, что во мне нет ничего плохого, а Талон стал первым, кто показал, что во мне есть. Он был жестким, но благодаря этому я узнала, что способна на гораздо большее, чем думала. Талон научил меня балансу. Он не мешал мне буйствовать, когда это было единственным способом изгнать из моей души скверну, оставленную там Бет, но он же показал, как обрести мир, покой и скрытую в них силу.
Мой взгляд останавливается на Ноксе, и я замечаю, как он вытирает слезу.
– Он, правда, был мудаком. – Я делаю паузу, и мои губы приподнимаются в грустной улыбке, после чего из груди вновь вырывается всхлип. – Я не знаю, почему он не рассказал мне обо всем раньше. Уверена, тому есть миллион объяснений, но копаться в этом нет смысла. Я не хочу злиться на Талона за то, что он молчал. И не хочу злиться за то, что он покинул меня. В конце концов, он этого не хотел. Поэтому вместо того чтобы думать о том, что он сделал неправильно, я предпочту сфокусироваться на том, что он сделал правильно.
Мой взгляд падает на пакетик.
– Можете считать его мудаком, но все же я хочу, чтобы вы понимали: если бы не он, я бы сейчас перед вами не стояла. Все, чем я являюсь, все то, что, по вашим словам, во мне достойно, помог мне обрести Талон.
Я медленно иду к краю скалистого обрыва. Открываю пакет. Ветерок подхватывает пепел и разносит над водой.
– Талон, нам удалось попрощаться, и хотя мне казалось, что мой мир рухнул, я всю жизнь буду благодарна высшим силам за то, что смогла посмотреть тебе в глаза и сказать, как много ты для меня значил. Ты был мудаком, но в каком-то смысле ты был моим мудаком, и я до конца своих дней буду скучать по тебе.
Опустевший пакет настолько тяжел, словно в нем заключен невероятный груз потери.
– Я убью Адриэля – за мою мать, за отца и за тебя, – обещаю я, и ветер навсегда уносит моего друга.
Меня обхватывают сильные руки, и я прижимаюсь к Валену. Мы стоим, молча наблюдая за тем, как опускается солнце. Боль от грустных воспоминаний становится чуть меньше. Я разворачиваюсь в объятиях Валена и смотрю в его прекрасное лицо.
– Спасибо, – шепчу я, благодаря за молчаливую поддержку.
Вален наклоняется и прижимается своим лбом к моему.
– Хотел бы я все это забрать, – шепчет он в ответ, и меня окутывает нежное чувство, вызывая улыбку.
– Без этого я бы не была собой.
– Я знаю, но это тяжело – видеть, как тебе больно, знать, через что ты уже прошла и через что тебе приходится проходить сейчас. Спасибо за то, что привела нас сюда и позволила разглядеть и понять тебя лучше.
Ветер развевает его волосы, и я приглаживаю их.
– Спасибо за то, что пришли и захотели разглядеть и понять меня.
Вален проводит большим пальцем по моей щеке, и его пронзительные глаза заглядывают в самую душу.
– Всегда, Винна. Мы всегда будем рядом; мы всегда будем хотеть разглядеть и понять тебя лучше. Я с тобой, мы с тобой. Мы всегда будем противостоять целому миру, и никто из нас не пожелал бы, чтобы было как-то иначе.
Все остальное, что Вален пытается сказать, растворяется в поцелуе, которым я накрываю его губы, вбирая
