Ковен отверженных - Айви Эшер
Нокс хихикает, но перестает, когда я бросаю на него строгий взгляд.
– В постели вы вкалывать не будете, пока не научитесь делать все то, что умею делать я… так же хорошо, как и я.
Это осознанный выбор. Мне нужно разобраться со своим посттравматическим синдромом на сексуальной почве, который я, по всей видимости, приобрела, став свидетельницей появления рун у Райкера и Нокса. Сабин не спешит с этим, но для Бастьена и Валена придется что-нибудь изобрести.
Мой взгляд сам собой падает на близнецов: они наблюдают за мной так, как будто читают мои мысли, как будто все, что я думаю, материализуется над моей головой. Я отворачиваюсь от них прежде, чем излишне наблюдательные ореховые глаза затянут меня в свой омут.
Нахальная улыбка Нокса тут же исчезает.
– Вау, Киллерша, а вот это не круто. Я тут целый день потел. Кто ж знает, сколько времени уйдет, чтобы достичь твоего уровня. Сама сказала, у тебя шесть лет преимущества.
– Тогда старайся лучше, бро. Или нападай – может, ты, как и я, лучше концентрируешься в драке?
– Не стану я с тобой драться, ты надерешь мне задницу. Да будь у меня такие же умения, я бы все равно ни разу тебя не стукнул. А о том, чтобы напасть на тебя с оружием, можешь и вовсе забыть – такого никогда не случится, – заявляет Нокс.
Я прожигаю его взглядом.
– Ты сможешь чему-то научиться, лишь сражаясь со мной. Я единственный учитель, который у тебя когда-либо будет, и тебе придется с этим смириться.
Он качает голову.
– Нет. Пока остальные не получат руны, я буду сражаться с Райкером. Затем мы будем тренироваться друг с другом. Можешь учить и поправлять нас, но драться с тобой не станет никто.
Нокс скрещивает руки на груди, словно говоря: это решение окончательное. Я оглядываюсь на ребят. На их лицах застыло похожее выражение, которое читается однозначно: вопрос можно считать закрытым.
– Что, вы все согласны? – удивленно спрашиваю я.
Они молчат, но отвечать и не требуется: я все вижу по их лицам и позам.
– Ладно, ну и пускай вас похитит или прикончит какой-нибудь чокнутый ламия – и все потому, что вы не захотели сражаться с девчонкой. Очень логичное решение. – Я вскидываю руки и разворачиваюсь, чтобы вернуться в дом.
– Не убегай только потому, что злишься. Я думал, у нас тренировка? – с вызовом говорит Нокс.
Я резко оборачиваюсь.
– Как мне, черт возьми, тренировать тебя, если ты уже решил, когда будешь меня слушать, а когда нет?
– Я не могу ранить тебя. Не смог бы я так поступить. А в подобных тренировках нет смысла! – восклицает Нокс.
– О, а вот я могу ранить тебя, и это нормально, потому что так ты станешь сильнее. Какое ты давеча использовал слово? А, точно: «Я закаляю вас».
– Это другое, Винна. Ты ведь не выжигаешь на нас руны. А ударить тебя или реально замахнуться на тебя ножом – это совершенно другое.
– Почему ты воспринимаешь мои руны как нечто хорошее, но не можешь увидеть в том же ключе тренировки со мной? Если ты ударишь меня, то я научусь делать так, чтобы впредь этого не повторилось. Не то чтобы у нас не было целителя. Ничто не вечно; это всего лишь боль, и боль временная!
– Ну не могу я, мать твою, сделать этого, Винна; зачем ты продолжаешь настаивать? Ты серьезно злишься из-за того, что никому из нас не нравится идея как-то зацепить тебя?
– Со мной тренировался Талон: огромной куче того, что я умею делать, я научилась, получая удары и снова и снова поднимаясь на ноги.
– Что ж, это неудивительно, учитывая, что Талон был мудаком!
Нокс произнес это в той же спокойной и убедительной манере, как и все остальное, но с тем же успехом он мог наорать на меня или ударить в живот, потому что ощущаются его слова именно так. Я жду, что на его лице появится виноватое выражение, когда он увидит, как сильно меня это задело, но оно так и не появляется.
– Нокс, – предостерегающе одергивает Вален.
– Эй, парни, вы ведь тоже так считаете, и даже не думайте это отрицать. Сколько времени у него было, чтобы рассказать Винне гребаную правду? Но он так и не сделал этого, пока его не заставили обстоятельства. – Нокс поворачивается ко мне. – Ты убивала ламий с четырнадцати лет; ты серьезно веришь, что он не знал об этом? Он научил тебя драться, но почему он не рассказал, против кого ты сражаешься и по какой причине? Не делай из него мученика: он им не был, Винна.
В словах Нокса слышится эхо моего собственного негодования, но из его уст все звучит злее, чем в моей голове. Он не знал Талона. Может, я тоже не знала до конца, но меня убивает, что эти парни так плохо о нем думают. Они понятия не имеют, от чего он меня спас и кем помог стать.
Мой взгляд падает на Сабина.
– Где прах Талона?
– Я оставил его в твоей комнате. Он в зеленой тканевой коробке, рядом с коробкой Лайкен.
Я киваю и разворачиваюсь, намереваясь уйти.
– Пожалуйста, идемте со мной, все вы, – зову я их через плечо, шагая к дому.
Зайдя в комнату, достаю из шкафа рюкзак и подхожу к полке, на которой стоят две коробочки. Сначала кладу коробку Талона, на нее водружаю шкатулку Лайкен, застегиваю рюкзак и надеваю его на спину.
Пришло время прощаться.
Глава 35
Грохот квадроциклов заглушает звуки природы, которыми я наслаждалась, когда впервые побывала здесь. Но россыпь маленьких белых цветочков в траве все так же радостно приветствует меня. Поляну окружают деревья, а впереди скала, под которой сверкает темное озеро. Картинка просто идеальная.
Глушу квадроцикл и слезаю с него; легкий ветерок треплет мои волосы. Засовываю карту, которую мне заботливо нарисовали сестрички, в задний карман, и наблюдаю за тем, как слезают со своих квадроциклов ребята. Открываю рюкзак и достаю шкатулку с прахом Лайкен. По дороге я окончательно решила, что моя сестричка должна обрести свое последнее пристанище здесь, среди диких цветов, от которых веет свободой и умиротворением. Ни того ни другого она не познала.
Мои Избранные держатся на расстоянии. Не сомневаюсь, что сейчас у них в голове крутятся слова Нокса. Наверное, они не знают, что сказать: а вдруг я не захочу услышать их слова? А может, они чувствуют,
