Дым на солнце - Рене Ахдие
– Жаль, что пленник умер, не успев предложить какую-либо полезную информацию, – начал Року.
– Действительно, жаль.
– Полагаю, ты продолжишь свое расследование.
Райдэн склонил голову:
– Разумеется, мой повелитель.
– Не отступай, пока не узнаешь, куда Черный клан забрал Такэду Ранмару. Пока каждый из них – и всех членов их семей – не будет растянут на крепостных валах как предупреждение для тех, кто посмеет бросить мне вызов.
Райдэн снова кивнул.
Року отставил свою пиалу.
– Что ж, хватит на сегодня об этих нелицеприятных вещах. Сегодня твой первый день в качестве женатого мужчины. – Он нежно улыбнулся Райдэну, будто смотрел на заблудшего ребенка. – Скажи мне, брат… была ли дочь Хаттори Кано той, о чем клялась?
Райдэн не думал, что его брат будет столь прямолинеен в этом вопросе. Чувство беспокойства по этому поводу свернулось у него в горле, оставляя горький привкус на языке.
– Вы хотите, чтобы я обсудил мою брачную ночь с вами, мой повелитель?
– Верно. Важно знать, кому мы можем доверять, если они будут находиться в нашем внутреннем кругу. Можем ли мы доверять госпоже Марико? Осталась ли она нетронутой после того, как несколько недель жила рядом с этими предателями?
Райдэн выдохнул:
– Был бы я столь беззаботен, если бы это было не так?
– Это не ответ, брат, – сказал Року. Он снова потянулся за чаем. Сделал еще маленький глоток. – Или ты не возлег с ней, – его тон стал резким. – Возможно, если ты не в состоянии выполнить это задание, я могу помочь.
Беспокойство сменилось гневом. Тем самым, который кипел в желудке Райдэна.
– В этом нет необходимости.
– Значит, она была девой?
– Разумеется, – солгал Райдэн, не задумываясь. Он не был уверен, зачем так поступил. Никогда прежде он не лгал своему брату столь откровенно. Но он больше не мог выносить паранойю Року. Временами казалось, что император сделает все, чтобы обеспечить верность себе, даже если потребуется разрушить само основание, на котором она была построена.
Року наблюдал за лицом своего брата. Изучал его так, будто это была строфа из сложного стихотворения. Затем он снова улыбнулся:
– Рад это слышать.
Вернув брату улыбку, Райдэн молча принялся за еду. То самое беспокойство совсем испортило его аппетит. Он скучал по разговорам с матерью. Во второй раз после свадьбы он пожалел, что отверг ее советы из-за изменнических высказываний о Року.
Ему хотелось, чтобы в этот момент ее голос звучал у него в ушах.
Ему хотелось, чтобы она снова предложила ему свой совет.
* * *
Первое, что сделал Райдэн, вернувшись в свои пустые покои, – вытащил постельное белье из своего резного сундука тансу. Он развернул матрас. Затем – лишь на секунду поколебавшись – провел большим пальцем по лезвию своей катаны, нанеся неглубокий порез.
Райдэн позволил своей крови капнуть на центр матраса – доказательство того, что Марико потеряла свою невинность в первую брачную ночь. Этим действием он укрепил ложь, которую сказал своему брату, чтобы защитить свою жену.
Прошлой ночью он солгал, чтобы защитить мальчика.
Сегодня он солгал, чтобы защитить Марико.
Возможно, это все, что мог сделать Райдэн. Лгать. И защищать.
Море воспоминаний
В последний раз Оками видел дом своей матери, когда ему было не больше пяти лет. С того лета прошло тринадцать зим. Он задавался вопросом, узнает ли его сейчас. Росли ли на том участке земли все те же белые полевые цветы. По-прежнему ли пленили его воображение разбивающиеся волны – черта общая у них с матерью. Остались ли еще на столбе в дальнем левом углу конюшни те следы, которые он сделал на нем деревянным мечом, в год, когда его отец подарил ему эту игрушку.
Оками подъехал к низкой каменной стене, окружавшей границу владений его матери. Он резко остановился – его лошадь взбрыкнула, – когда он увидел ветхий барьер. Услышав стук копыт за спиной, он глянул через плечо. Движение заставило его поморщиться, несмотря на все попытки это скрыть. Прошло три ночи с прибытия Оками в новый лагерь Черного клана. За это время ему удалось восстановить большую часть своих сил, но он по-прежнему не мог избежать неприятных ощущений.
Цунэоки и Харуки остановили своих лошадей рядом с ним. Все трое замерли, осматривая бушующее море вдалеке и холмистую землю за полуразрушенной стеной.
– Чувствуете это? – спросил Оками, не оборачиваясь.
Харуки кивнул:
– Тут так было всегда? Будто воздух… полон духов?
– Насколько я помню. – Оками глубоко вдохнул. Запах морской воды, разнесшийся над тутовыми полями, глубоко всколыхнул его воспоминания.
– В детстве Оками любил рассказывать мне, что в доме его матери обитают призраки. – Цунэоки выровнял лошадь, когда она начала двигаться, словно услышала мысли наездника.
Оками перевел взгляд на своего лучшего друга. Он по-прежнему не понимал, почему Цунэоки попросил его приехать сюда. Что он хотел показать ему. Это место всколыхнуло слишком многое. Образы, которые давно стерлись из памяти.
Троица проехала мимо потрепанных ворот, через море колышущейся травы к основному зданию. Оками мало говорил, пока они путешествовали по отголоскам его детства, но он поразился про себя тому, насколько эффективно время забирало свое. Его беспокоило то, как некоторые искры воспоминаний вспыхивали перед его глазами и тут же исчезали в следующее мгновение. Спустя столько лет он уже толком не мог вспомнить лицо своей матери. Он мог лишь уловить вспышки чувств, рябь запаха, сильную руку, крепко стискивающую его, даже когда он пытался ее выдернуть.
Все что он знал, – что его мать была красива. Она любила море и все его трофеи. Она пела и рисовала. Она любила спорить с отцом, к их обоюдному удовольствию. Но все это Оками рассказали, когда он стал старше, и для маленьких сыновей считать своих матерей прекраснее всего на свете не было чем-то необычным.
С тех пор как гигантская волна поглотила его жену, отец Оками почти не говорил о ней. Пять дней и ночей рыбаки из близлежащей деревни пытались найти ее, но буря в тот день была дикой и скорой на расправу. Она застала ее врасплох. Теперь все, что осталось у него от матери, – это проблески воспоминаний Оками.
А Оками помнил так мало.
Ее звали Сэна. Тоётоми Сэна.
Когда Оками спешился со своей лошади, он увидел обрывки ткани, лежащие среди обломков. На некоторых еще можно было разглядеть выцветшие остатки герба Тоётоми – морского дракона,
