Время духов. Часть II - Галина Тевкин
— Я была в корсете, Эйк. Мои кости, мой скелет не выдерживали моей тяжести. Притяжение Терры…
Что-то произошло вовне… Ветер, зверь, птица, случайный камень… Одна из трещин на потолке устрашающим образом расширилась, соединилась с другой, и кусок потолка-сферы с грохотом обрушился на вздыбленный пол. До сидящих у стены Айрис и Эйка долетели лишь мелкие осколки разбившегося перекрытия.
— Это не камень, — когда они немного успокоились и сердце Айрис под его рукой начало биться более-менее спокойно, сказал Эйк.
— Посмотри.
Он бережно, чтобы не обидеть ее, высвободился из удерживавших его рук Айрис и принес небольшой отполированный фрагмент.
— Структура другая. Это искусственный материал.
— Как это может быть?
— Не знаю. Твой робот, Хлопотунья сказала что-то о компьютере. Возможно… Трудно сейчас сказать. Выберемся, все узнаем.
— Мы выберемся?
— Обязательно! Парни помогут.
— Ты уверен? А если они тоже в какой-то… как мы…
— Не страшно. Нас, нас всех станут искать. Я не отправил сообщение в Штаб. Ты не связалась ни с Серж-Симеоном, ни с этим твоим Чейоном.
— Ты и об этом знаешь?
— Я все о тебе знаю, Уважаемая Айрис. Наступит утро. И мы обязательно выберемся. Сами.
— Сами? — Ну да, Эйк импровизировал на ходу.
— Как раз через эту дыру в куполе. У меня есть веревки.
— Мне так страшно, Эйк. Никогда не было так страшно.
— Бедная ты моя девочка. Не бойся.
— Ты не понимаешь. Я родилась и выросла на космическом корабле, и там я знала все, ну, почти все, что может случиться плохого. И была готова к этому. А тут… Я думала: на планете так красиво. Здесь все мне пришлось по сердцу. Я не думала о безопасности. А оказывается… Тут еще Хлопотунья… Теперь — только ты. Я не знаю, чтобы делала без тебя.
— Ты храбрая девочка, Айрис. Очень отважная. И все будет хорошо. Обещаю тебе.
— А как же парни? Что с ними? Как ты думаешь?
О друзьях Эйк старался сейчас не думать. Любое предположение… Он ничем не мог им помочь. В данной ситуации.
— Уверен, что они, каждый из них, справятся. Ведь Следопыты и Рейнджеры самые лучшие!
— Вы лучшие?
— Конечно! После нашей подготовки-то! Да и попасть к нам на учебу, стать Следопытом не так просто. Все мы с университетским образованием. Ван Гутен — можешь представить — магистр.
— Магистр? Ван Гутен?
— Почему Ван Гутен не может получить высшее образование? Быть магистром?
— Да нет, наверное, может. Значит, и ты…
— Нет, я не магистр. Бакалавр, мэм. Если тебя это не устраивает, обязательно подучусь…
— Спасибо тебе. Пытаешься отвлечь меня… Но мы… мы не знаем, где они, твои самые лучшие в мире.
Браслеты — самое лучшее, что умели на момент старта Коло создавать на Земле, не работали. И даже личный, созданный Папой специально для Айрис, браслет «молчал».
— Видимо, здесь высокая защита. — Эйк вновь посмотрел на бесполезные сейчас браслеты. — Но мы не будем отчаиваться.
— Мы постараемся. — Айрис изо всех сил, она не могла себе позволить раскисать, старалась быть мужественной. — Мама, я тебе о ней расскажу обязательно, учила меня двум правилам. Первое — не сдаваться. И Второе — помнить о первом правиле.
— У тебя была мудрая мама.
— Спасибо тебе, Эйк. Хорошо, что ты меня больше не ненавидишь. Но я все время думаю и думаю… И о Хлопотунье… и обо всем. Мне так жаль, что мы только сейчас поговорили. Мне кажется, ты мог бы полюбить меня… Не так… для отношений, а так — чтобы Хлопотунья не поняла…
— Зачем? — продолжил за Айрис Эйк. Что сказать, что ответить… Это свалилось на него… ударом молнии, солнечной вспышкой… Именно сейчас, именно здесь…
Холодно… В горах холодно по ночам. А в их каменном мешке — особенно.
Эйк почувствовал, что замерзает. Айрис? Ей должно быть совсем холодно.
— Как ты?
Не дожидаясь ответа, потрогал совершенно холодные, ледяные руки, прикоснулся к будто алебастровым щекам.
— Так ты совсем замерзла! Надо что-то надеть.
И тут вспомнил: вещи Айрис всегда нес ее робот. Хлопотунья… У него в рюкзаке — как и положено Следопыту — была запасная пара носок, свитер. Не слушая возражений, Эйк снял ботинки и поверх ее носков надел на Айрис свои огромные, грубые, но очень теплые носки. Заставил надеть — он оказался ей ниже колен — свой свитер.
— Вот так-то лучше. Садись поближе.
Эйк подвинулся, освобождая место на скамье. Повозившись немного, Айрис пристроилась с ним рядом. Он совсем близко. Эйк обнял ее. Айрис чувствовала на себе его сильную, тяжелую руку. Ладонь была горячая, большая. Такая большая — как будто Айрис внутри нее. Она, крохотная, замерзшая, внутри теплой огромной ладони. И нет ничего кроме этого. И не страшно. И спокойно.
— Ты тоже отдохни… Ты устал.
— Не могу, дорогая. Сейчас моя вахта. А ты постарайся, усни.
— Я все время думаю… и мне… не так страшно.
Айрис, уже теплой — согретой его теплом — ладонью погладила Эйка по колючей, начавшей отрастать, щекотавшей щетине. Она еще сильнее прижалась к Эйку. Странное… состояние… Вот так, чувствуя его даже через оболочку одежды, она чувствует себя полностью защищенной. Теперь с ней никогда ничего — ничего плохого — не случится.
Теперь с ней никогда ничего плохого не случится — думал, был уверен Эйк. Командир, следопыт Эйк должен был думать о деле. О том, где его команда, как выбраться самому, как помочь товарищам. Но не мог. Женщина рядом с ним, та, которую он когда-то ненавидел, но, оказывается, именно ее ждал всю жизнь, — занимала все его мысли. Ни о ком, ни о чем, кроме нее, он думать не мог. Он вообще не мог думать. Он мог только смотреть, обнимать, заботиться о ней, охранять ее покой.
— Постарайся уснуть, дорогая.
Внутри кокона его свитера Айрис кивнула головой. Она бы уснула — она знает, как необходимы ей силы, как надо их беречь. Но… аромат… свитер пропитан его ароматом. И у нее кружится голова, горит ставшее податливо мягким тело…
Что же это такое… Зачем… Сейчас… Айрис высунула голову из толстой трубы ворота свитера Эйка. «Снизу» ей виден четкий абрис его подбородка, часть мощной шеи. Ничего прекраснее она не видела… Нет, нет… так нельзя… сейчас не время… Потом…
— Не получается. Не могу уснуть. Расскажи мне про кого-нибудь, про что-нибудь интересное. На Земле было много всего интересного. Папа всегда рассказывал.
— Рассказать?
— Да, о чуде чудном.
Эйк вспомнил, как засыпал ребенком
