Азовский гамбит (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

– Это он? – спросил Попел.

– Да, – часто закивала девушка.

Появление моей армии под Азовом возымело в османской армии эффект разорвавшейся бомбы. Большая часть воинов тут же бросилась бежать и думать забыв о сопротивлении, и только скованные железной дисциплиной янычары организованно отступили в лагерь и попытались погрузиться на корабли, а остальные бросились бежать, как будто увидели перед собой выходцев из ада.

Проще всего было черкесам и кубанским татарам с ногайцами. Вскочив на коней, они побросали свои шатры вместе со всем имуществом и как ветер умчались прочь, не дожидаясь, пока на их сторону переправятся калмыки. Немногие уцелевшие к тому времени представители христианских народов предпочли не искушать судьбу и сложили оружие. Затем их примеру последовали остальные воины и только янычары продолжали отчаянно драться, пытаясь пробиться к морю.

Однако спасения не было и там. На кораблях турецкого флота уже заметили появление противника и пока на каторгах лихорадочно готовились к сражению, более мелкие суда, мобилизованные османским правительством для перевозки войск, без затей поднимали паруса и уходили прочь подальше от берегов, оказавшимися столь негостеприимными.

Всего под флагом Ибрагима-паши было девять больших галер. Не так уж мало, если учесть, что весь флот Блистательной порты в это время не превышал сорока таких вымпелов. Три из них мы захватили под стенами Азова, но шесть оставшихся являли собой все еще грозную силу, особенно если учесть, что наши экипажи состояли по большей части из новичков. И когда «Святая Елена», едва не сев на мель, таки выползла из устья Дона, ей навстречу выстроившись полумесяцем, уже двигались все шесть каторг, а за ними держались еще несколько судов поменьше.

– Твою ж мать! – мрачно выругался я, заметив, что за нами идут только четыре галеры, а остальные заняты, черт знает чем.

– Прикажете отступить, ваше величество? – не оборачиваясь, спросил стоящий у штурвала Петерсон.

– Чтобы эти сукины дети рассказывали, что прогнали Странника? – немного картинно заявил я, а, подойдя к шкиперу ближе, добавил, – к тому же мы не успеем. Ты посмотри, какие они быстрые!

– И маневренные! – кивнул норвежец. – Так что все надежды только на Провидение и ваших пушкарей.

– Боюсь, господу сегодня не до нас, – пробурчал я, в который раз остро пожалев, что не оставил мальчишек в Москве, или хотя бы не пересадил на какой-нибудь другой корабль.

– Отец, мы будем драться? – восторженно блестя глазами спросил Дмитрий.

– Да, а потому вам нужно одеть доспехи! Ступайте за господином Михальским, он даст вам кольчуги и шлемы…

– Что? – немного округлил глаза мой верный телохранитель.

– Корнилий не тупи! – буркнул я вполголоса. – Все доспехи в той каюте, где самый прочный засов!

– Да, государь, – сообразил, наконец, литвин и увел мальчишек за собой.

Основное вооружение галеаса находилось на батарейных палубах носовой и кормовой надстроек. Каждый из «грифонов» нижней и верхней деки превосходил по калибру любую из пушек турецких галер, беда была лишь в том, что перезаряжались они довольно долго и били не очень далеко. Так что отбиваться на дальней дистанции не выйдет, тут я с новоманерными орудиями перемудрил. Как это ни странно, турецкие пушки более дальнобойные. Но, во-первых, они об этом пока не знают, а во-вторых, вся их тактика построена на абордаже.

Помимо команды и гребцов на «Святой Елене» двести стрельцов и жильцов и это не считая головорезов Михальского, так что схватка накоротке тоже не приговор. Но до нее лучше не доводить. И еще один момент, пока мы шли по Дону навстречу ветру, приходилось обходиться веслами, а под ними наш галеас и тихоходный, и маломаневренный. Но теперь мы в море и можно поднять паруса. Если взять круче к ветру, то…

Вылетевшее из турецкой пушки ядро с противным звуком пронеслось над высоко поднятым полуютом, разом выгнав из головы все ненужные мысли. Началось!

Обстреляв нас из пушек две турецкие каторги резко прибавили ход, рассчитывая подойти с левого борта, пока остальные проделывали тоже самое с правого. Их много и они могут атаковать с разных сторон, чем и пользуются. Наша артиллерия пока молчит. Выстроенные на палубе стрельцы сжимают в руках мушкеты, чтобы разрядить их во врагов, как только они полезут к нам. Они уже близко, так что можно разглядеть их полные решимости усатые физиономии.

– Левым бортом, табань! – скомандовал Ян и галеас медленно и печально разворачивается в сторону противника орудийными портами.

Время течет так медленно, что кажется, будто между ударами сердца проходит вечность, но вот они уже совсем близко и я выдыхаю:

– Огонь!

Слитного залпа не получилось. Верхняя дека выпалила раньше нижней, да к тому же еще и в разнобой, но дело сделано и во врага летит целый рой из чугунных ядер и картечи. За какие-то мгновения палубы двух турецких каторг превращаются в филиал ада. Толпившиеся на них турецкие солдаты и моряки сметены, будто огненным смерчем. Кругом валяются трупы и разорванные части тел, деревянные доски залиты кровью и ошметками человеческой плоти, а над моей головой начинают хлопать полотняные полотнища.

Петерсон послал-таки матросов по мачтам и как только над «Святой Еленой» затрепетали полотнища парусов, он из грузной тихоходной баржи, на наших глазах превратился в режущий волны парусник. Гребцы тут же убрали весла, и мы на полном ходу прошли между двух турецких кораблей, один из которых, судя по всему, потерял управление. Впрочем, «на полном ходу», только звучит быстро, а на самом деле мы пережили несколько томительных минут, пока проходили совсем рядом с турками, а их уцелевшие после первого залпа воины, грозили нам саблями и стреляли из луков и ружей, а мы отвечали им тем же. Но стоило миновать их, как по врагу снова ударили наши «грифоны», теперь уже кормовые. Ядра и картечь еще раз прошлись по палубам и корпусам вражеских каторг, а мы, прорвавшись сквозь их строй, начали разворачиваться.

Тем временем, шедшие следом за нами галеры, сцепились с турками. Хотя, сцепились, это громко сказано. Сначала они попробовали друг друга на зуб, обменявшись залпами, затем турки отошли назад для перезарядки, а наши попробовали их догнать, но не слишком успешно. Как выяснилось, османы на голову превосходили моих неопытных моряков в скорости и умении маневрировать, но по счастью, настолько же уступали в огневой мощи.

Продлись бой несколько долее, турки наверняка сумели бы подловить их и взять на абордаж, но, к счастью, у нас с Петерсоном было на этот счет свое мнение. «Святая Елена» уже возвращалась к месту боя и османы на свою беду, оказались повернутыми к нам кормой. Их капитаны, или точнее реисы, конечно же, заметили новую опасность и попытались развернуться, но не успели. С одной стороны за ними гнались русские галеры, а с другой несся поймавший ветер галеас.

В Петерсона, казалось, вселился дух войны. Раз за разом он обрезал противнику корму и наши артиллеристы щедро поливали его палубы картечью, а потом он так же легко скользил в сторону, чтобы через некоторое время вернуться и снова атаковать.

Напрасно турки стреляли по мачтам из всего, что могло вести огонь. Хотя многие матросы были ранены, им так и не удалось сбить нам ход, зато нам удалось разбить румпель на одной из каторг и так повредить другую, что она, казалось, вот-вот, пойдет ко дну. На остальных уже сообразили, что нынешний противник им не по зубам и попытались ретироваться. Но не тут-то было. Из устья Дона уже выходили наши галеры, капитаны которых, хоть и с изрядным опозданием, все же сообразили, что негоже оставаться в стороне, пока царский флагман вместе с их более расторопными товарищами бьются с численно превосходящим противником.

Еще через полчаса все было кончено. Одной наименее поврежденной каторге удалось уйти, другая затонула, а четверо спустили флаг. Судя по всему, как минимум две из них уже не восстановить, но с этим будем разбираться позже. В конце концов, сегодня мой новорожденный флот одержал первую в своей истории победу!