Волкодав - Мария Васильевна Семенова
Пёс наконец выдавливает сквозь зубы:
«Порождением лужи ты меня уже называл…»
– Нет, я не удостоился облачения, – сказал Иригойен. – Я просто слагаю гимны и, как умею, славлю Луну.
Купец пожал плечами:
– Где же в этой глуши настоящего жреца взять? Да простится мне слово укоризны, они всё больше держатся по городам, возле процветающих храмов… Только знай твердят, как были когда-то для людей путеводными огоньками в ночи. Ты пой себе, сын Даари, а мы слушать станем. Глядишь, и на нас благочестие снизойдёт.
Иригойен перехватил взгляд Волкодава и улыбнулся – застенчиво и вместе с тем задорно. Теперь он был среди единоверцев, а значит, его дару было уготовано новое испытание. Венн поневоле вспомнил, как Иригойен не находил себе места, когда его – ещё не казавшегося таким больным – попросили восславить Луну дар-дзумские халисунцы. Выдержит ли теперь?
К урочному времени во дворе собрались все. Купец с причтом[84], зевающая стряпуха, даже кое-кто из деревни.
Луна показалась не сразу. Некоторое время серебряный лик перекрывали по-зимнему плотные тучи, обложившие окоём. Пока длилась темнота, неожиданно разошёлся и дохнул неживым холодом ветер. Перепрыгнув забор, через двор покатилось крупное взлохмаченное перекати-поле. Закрутилась, поднялась столбом пыль.
Бесшабашное, окаянное
Колесо родник расплескало…
По двору шла худая женщина в неподпоясанной вдовьей рубахе. Сухими серыми прядями играл ветер. Травяные шары подпрыгивали и крутились у ног. Вот она приблизилась к замершим от ужаса людям, стала заглядывать в лица – одному, другому, третьему…
Халисунцы никого и ничего не боятся так, как разгневанных мертвецов, вспомнилось Волкодаву.
Облака наконец расступились. Степь озарилась почти как днём, от каждой травинки и кочки протянулись кромешные тени.
Лунное Небо, пролей свой серебряный свет!
Блудному сыну подай материнский совет!
Голос Иригойена звучал на удивление чисто и сильно, он торжествовал и звенел, уносясь в синюю высоту. Страшная женщина оглянулась.
Шёл он, ликуя, плутая, дивясь и скорбя,
Думая лучше вглядеться в Тебя и в себя.
Много он встретил и добрых, и страшных чудес,
Видел и дикое поле, и северный лес,
Видел бурливые реки и горы в снегу
И улыбался, как другу, былому врагу.
Видел, как судьбы людей обращаются в прах,
Видел, как души коверкают жадность и страх.
И, размышляя о вечном, внезапно постиг,
Как в этой жизни бесценен единственный миг.
И, выпрядая доверия хрупкую нить,
Светоч надежды во тьме научился хранить…
Катим стояла неподвижно, опустив иссохшие руки, и смотрела на Иригойена.
Осень сменилась весною, а лето – зимой,
И возмужавший скиталец вернулся домой.
Вот перед ним вырастает громада стены,
Вот среди яблонь знакомые крыши видны,
Памятный с детства порог… Почему же теперь
Кажется узкой и низкой привычная дверь?
Даже божница как будто и та, и не та,
В тесных домашних покоях царит духота…
Несколько лет в этом доме помимо него
Жизнь протекала. И грустно ему оттого.
Как после битв и скитаний вернуться назад,
В дел каждодневность, в размеренный, мирный уклад?
Да и найдётся ли в городе место ему,
Раз уже взявшему в руки батог и суму?..
Может, поклоны родному отдав очагу,
Снова костёр развести на речном берегу?
Чтобы в заплечном мешке помещалось добро,
Чтоб каждый день – либо пир, либо нож под ребро?
Что потерять, что избрать на оставшийся век:
Звёздный шатёр – или тёплый, надёжный ночлег?
В тёмные воды ступаю, не ведая дна…
Так помоги, посоветуй, праматерь Луна!
Лунный лик ненадолго, как невеста фатой, укрылся проплывающим облаком. Прозрачные края вспыхнули в воцарившейся темноте. Когда свет вернулся, между входом в дом и навесом никого не было. Никто не шёл вдоль цепочки вросших в землю людей, вглядываясь в бледные лица. Только последнее перекати-поле выпрыгивало за забор.
– Кто она? – тихо спросила мать Кендарат.
Ответила стряпуха.
– Мы называем её Катим… – кое-как выговорила она. Неизменно бойкий язык женщины заплетался от пережитого страха. – Никто не знает, когда и где это случилось, только постигло её жестокое горе… Осталась она вдовой с маленьким сыном. И однажды… Кто говорит – хлопок собирала, кто – в доме возилась, а сыночек возле порога играл. На беду, ехал с ярмарки хмельной купец, гнал коней, вправо-влево не глядя… И не стало мальчонки, сшибло его бешеное колесо, а гостя удалого и след простыл, ускакал, даже не оглянулся. Прибежала Катим… и вскричала лютым криком, взывая к Лунному Небу о мести. И её молитва пустила корни, проросла и дала урожай, ведь не бывает такого, чтобы Луна отвернулась от материнской молитвы… Только у нас говорят: взявший месть складывает сразу два погребальных костра. Уже не первый век бродит Катим по степи, появляется то здесь, то там, смотрит в лица проезжим… Она непременно узнает злодея, если встретит его, но когда это будет?
Не его, а потомка, подумалось Волкодаву. Вот так-то: живи да помни, что правнукам отдуваться придётся!
– Люди встречают Катим, – продолжала стряпуха, – и самое страшное, что может сделать несведущий, – это предложить её подвезти или проводить.
– Почему? – спросила мать Кендарат.
– Потому, что тогда она будет следовать за тем человеком повсюду, куда бы он ни пошёл, до конца его жизни, и будет смотреть в лица всем, кого он встретит в дороге.
Пока Волкодав раздумывал, как с этим быть и надо ли сознаваться, что он предложил-таки проводить Катим, а значит, по недомыслию привёл страшную гостью в эту деревню, – Кан-Кендарат передёрнула плечами и потёрла ладони.
– Зябко-то как! – сказала она и выдохнула облачко пара. – Смотрите, солнце уже скоро взойдёт. Вставайте, почтенные, разведём пожарче огонь да съедим что-нибудь, прежде чем трогаться в путь!
Гарната-кат был похож на все большие города, разросшиеся из воинских поселений. В середине – крепость правителя. Вокруг – старый город, некогда прибежище мирного люда, спасавшегося от врагов, ныне – самая богатая и самая тесная часть столицы. В его стене несколько ворот, так что стража, досматривающая приезжих, раньше стояла именно там. Однако старый город давно оброс выселками и слободками, – огороды, плетни, зелень садов… Там, где дороги становятся улицами, расположены заставы. Обросшие травой земляные валы, решётчатые створки, сторожки для воинов.
