Б-11 - Олег Юрьевич Рой
– Кстати, – сказал Генка, – чего там у вас с ней не срослось? Я, памятуя напутствие Волосатого, к ней и не пытался подкатить…
– Она нам сказала, что не по этим делам, – щеки Генки порозовели. – Ей девочки нравятся. Ну и Бог с ней. Может, найдет себе кого-то, кто ее переубедит. Или наоборот. Мне-то что, мало ли у меня девок было?
– Да уж, – вздохнул Генка. – У меня тоже… а вот одной-единственной так и не встретил. Многим интересно с мулатом, но так, на один раз. А чтобы всерьез…
– Та же песня, – усмехнулся Феликс. Генка непонимающе уставился на него:
– Чего? Ну, ладно, я, но ты-то красавчик, бабы липнуть должны были.
– Ага, – подтвердил Феликс, – именно что липли. А так, чтобы не ради мармызы и атлетического телосложения, а потому, что человек я в душе хороший… вот, как у Игоря с Таней… интересно, как они там?
– Ой, не спрашивай, – сказал Генка и сплюнул.
Они опять помолчали, докуривая сигареты.
– Так что делать все-таки будем? – спросил Феликс. – Я к тому, не сидеть же сиднем, дожидаясь, пока твари нами пообедают?
– Я так понял, у тебя уже есть какой-то план, – сказал Генка. – Ну, так жги, чего голову морочить?
– У нас еще ящик динамита остался, – сказал Феликс. – Я слыхал разговор Македонского с Макарычем. В общем, двигатель этой платформы – та еще машинерия. Пока в него не лезть, он работает нормально, но стоит немного порушить его работу – и он рванет, что твой Чернобыль.
– Каким боком он мой? – пожал плечами Генка. – Но идея мне нравится. Не просто уйти, а уйти красиво, забрав с собой побольше этой падали. Но есть одна загвоздка – в подвале кишмя кишит эта мразь. Боюсь, нас с нашим динамитом на лоскуты порежут еще до того…
– Не порежут, – Генка и Феликс разом обернулись к ящику, на котором лежал Волосатый. Тот, кого они уже списали со счетов, сидел на ящике и рылся в карманах. Выглядел Волосатый страшно – лысая голова вся в ссадинах и кровоподтёках, с одежды свисают фестоны паутины. – Их не для того сюда послали. Если бы они хотели нас убить – мы уже давно были бы мертвы. Но мы им нужны живыми.
– Зачем? – не понял Феликс. Волосатый пожал плечами, кривясь от боли:
– Судя по всему, в качестве инкубаторов.
– Откуда знаешь? – спросил Генка.
– Могу показать, – ответил Волосатый. – Только не палите в меня, я – это я. Может, я и стану кем-то еще, но не скоро. А вообще, надеюсь, что не успею.
– Темнишь ты что-то, – заметил Генка. Вместо ответа Волосатый с трудом встал и повернулся спиной к Генке и Феликсу.
С его спины, из ужасной раны свисали пучками душееды.
– Хрен его знает, сколько мне осталось, – глухо сказал Волосатый. – Точнее, нам: у вас, ребята, эти твари тоже внутри, я это чувствую. Так что давайте собирать барахлишко. Врываемся в подвал, крошим нечисть, сколько можем, а потом взрываем все к чертовой матери. И будь, что будет.
* * *
Повинуясь странному порыву, Даша, не дожидаясь, пока ее спутники выстроятся по кругу, стала спускаться к «арене».
– Эй, ты куда? – попытался остановить ее Бел Энграл.
– Нехай идет, Славик, – осадил его Макарыч, подкуривая. – Она куда надо идет.
– Ты бы в храме не курил, Макарыч, – заметил Македонский.
– Владычица никогда против табака не высказывалась, – заметил Макарыч. – Считайте, что это я ей фимиам курю.
– Фимиам так не воняет, – заметила Света.
– Фимиам в наших краях не водится, – парировал Макарыч.
Даша, тем временем, словно под гипнозом, ступила на сцену. В ее голове эхом отдавался голос: «Вы мне не нужны…. Я люблю, когда чьи-то действия вызывают хаос… Вы – семя, упавшее на каменистую почву… Ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа…» Даша даже не понимала, что повторяет последнюю фразу на незнакомом языке: ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа… ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа…
– Это тебе не поможет.
Голос был знаком, невозможно знаком. А внешность…
– А это не хамство – надевать личину той, кто дает тебе силу? – спросила Даша, глядя на бледную, темноволосую женщину у алтаря.
– Ты видишь меня такой, какой ты меня представляешь, – усмехнулась женщина. – И потом, я так долго служила ей, и неудивительно, что я стала похожей на нее.
– Но ты хочешь мое тело? – спросила Даша, повторяя уже про себя: ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа, и слыша, как эти слова эхом отзываются… где-то. Далеко – но очень близко.
– Да, – кивнула Белет Эршигаль. – Ты загнала меня в бездну, а теперь сама будешь моим трофеем.
– Ты сначала возьми этот трофей, – усмехнулась Даша…
* * *
Игорь смотрел на арену – это было страшно, пожалуй, страшнее, чем все, что он видел до этого. Когда Даша подошла к алтарю, из щели на нем поднялось… нечто. Это было похоже на саван мертвеца, наброшенный на пустоту – и под этим саваном копошились щупальца, лапы, руки, а главное, лица. Женские, прекрасные изначально, но все до единого исковерканные – одни гниющие, другие обожженные, третьи изрезанные…
А затем – между алтарем и партером словно опустилась полупрозрачная завеса из света.
– Это еще что? – встревожился Бел Энграл. – Раньше такого не было!
– Ну, все когда-то бывает впервые, – философски заметил Макарыч. – Раньше Владычица не возрождалась, или я что-то путаю?
Он щелчком отбросил папиросную гильзу, вызвав этим укоризненный взгляд Македонского, и широко улыбнулся:
– Радостно-то как! Петь хочется! Как там поется?
«Качнется купол неба,
Большой, и звездно-снежный,
Как здорово,
Что все мы здесь
Сегодня собрались…»
Как только Макарыч запел, Игорь полез под куртку, отбрасывая любопытных душеедов, свисавших вдоль его бронежилета, нащупал кнопку, от которой провода тянулись к детонаторам, и нажал ее.
Сначала ему показалось, что ничего не произошло…
* * *
С ног до головы покрытые кровью, слизью и копотью, утыканные иглами мантикор с ног до головы, Генка, Феликс и Волосатый сидели на ящике с пластитом, который они затащили в машинное отделение и поставили у кожуха, защищавшего машину, которую так хотел забрать Макс. Сам Макс был тут же – его истерзанное тело – без рук, ног, глаз, языка, со вспоротым животом, лежало поодаль. Когда они на него наткнулись, тело было еще живым. Они его добили.
– Ну, мужики, – сказал Генка, и замолчал, словно не знал, что сказать еще.
– У тебя со щеки червь свисает, – сообщил ему Феликс, вертя в здоровой руке зажигалку. Кисть другой руки Феликса превратилась в шар с торчащими во
