За что убивают Учителей - Корнева Наталья Сергеевна
Осознание этой власти неприятно щекотало нервы. Однако, против ожиданий, опасное прикосновение вытянуло не энергию, а угнездившуюся в переохлажденном теле слабость.
Немудрено, что ученик не попытался сразу установить пальцы, как положено: должно быть, ни секунды не сомневался, что Учитель будет защищаться до последнего, и хотел избежать нового конфликта. Элирий принял четко взвешенное решение не сопротивляться, но ситуация взбрызнула в кровь слишком много возбуждения и испуга. Он будто слегка опьянел от этого гремучего коктейля: сердцебиение ускорилось, кровь бушевала в жилах, и Элиар немедленно заметил столь сильную эмоцию.
– Я внушаю Учителю страх?
Да – внезапный приступ физического, почти животного страха перед учеником был так неодолим, так ошеломителен, что на некоторое время лишил способности трезво оценивать ситуацию. Однако, взяв себя в руки, Элирий подавил малодушные настроения, чтобы задуматься о возможных вариантах развития событий, которые бы его устроили.
– Ты и сам видишь это. – Он равнодушно пожал плечами.
Теперь пальцы Элиара по-хозяйски лежали на его горле, тесно прижимаясь к сонной артерии. От них не укрылось бы ни малейшее изменение в ритме и наполнении пульса, ни одно, даже самое крохотное движение сердца. Находясь под чутким контролем этих внимательных сильных пальцев, Элирий не мог солгать. Даже если губы его произнесут уверенную ложь, биение крови немедленно откроет правду, вступая в противоречие со словами.
– Давайте поговорим, – мягко предложил Элиар, пытаясь преодолеть возникшую эмоциональную дистанцию. – Кажется, пришло время для откровенности. Но, прошу, вы не должны решительно ничего скрывать от меня, ваша светлость.
Элирий мысленно усмехнулся: если бы он мог! Увы, кровь не вода – она никогда не лжет.
Конечно, можно было что-то придумать, что-то предпринять, но Красный Феникс осознанно не делал попыток так или иначе помешать ученику прослушивать его кровь. Сложившееся положение, мягко говоря, не располагало к бунту. Элирий не знал, возможно ли быть более беспомощным и униженным. И не желал проверять.
– Учитель согласится покориться мне добровольно?
– В этом нет необходимости, – спустя мгновение тишины глухо отозвался Совершенный. – Моя непокорность не сможет остановить тебя.
Элирий сделал глубокий вдох. Звереныш еще не убрал руку с горла, а он уже чувствовал, как успокаивается взбесившийся пульс, как страх покидает тело, оставляя его совершенно пустым – и равнодушным. Бежать некуда, бежать невозможно, а значит, страх бесполезен.
– Учитель думает, я оскорблю его насилием? – От заметного нервного напряжения ученик умудрился задать этот простой вопрос очень грубо и властно.
– Я не знаю. – Элирий желчно рассмеялся. – Так или иначе, ты сделаешь все, что захочешь. Наслаждайся, волчонок: ничто не сможет помешать тебе… как и в прошлый раз.
Элиар вздрогнул. Пальцы чуть сжались на незащищенном горле Учителя.
Красный Феникс рефлекторно задержал дыхание, ожидая немедленного наказания за свои слова, которые, кажется, проникли глубоко в сердце и достали его ученика.
Волк играет с ним тяжелыми жесткими лапами, и лучше не заводить эту игру слишком далеко. Он замер, словно жертва, примеряющаяся под рваные движения насильника, чтобы не разозлить того и не вызвать еще большей жестокости. Делано смирившись со своей слабостью – в надежде на снисхождение.
Кажется, Второму ученику тоже пришли на ум такие нелестные параллели, и лицо его потемнело.
– Не бойтесь, – устало бросил волчонок. – Я не сделаю того, что причинит вред Учителю… больше не сделаю. Каждый ваш вдох важен для меня – больше, чем мой собственный.
Он медленно отнял пальцы.
– Я заслужил каждую каплю вашего гнева. Вы ненавидите меня, не так ли?
– Нет. – Элирий медленно покачал головой и, заметив слабую надежду, мелькнувшую в глазах ученика, холодно закончил: – Я ничего не чувствую по отношению к тебе.
Элиар вздрогнул и отвел взгляд, а Красный Феникс ощутил неожиданное мстительное удовлетворение. Острые слова его достигли цели, подействовали прекрасно – лицо ученика на миг застыло в растерянности.
– Позвольте мне все объяснить…
– А этому может быть объяснение?
Сейчас Элирий никак не мог воздействовать на него, не мог приказать или заставить силой, как прежде. Он мог только ранить ученика словами. И без раздумий немедленно сделал это снова, гневно возвысив свой голос:
– Я взрастил твои таланты, а ты обратил их против меня. Ты отобрал у меня все и уничтожил меня дважды. Как еще хочешь ты унизить своего Учителя? Какие новые пытки ты для меня измыслил? Давай, пади на самое дно!
Некоторое время Элиар не отвечал. Конечно, он мечтал добиться прощения и понимания, но что мог сказать в свое оправдание предатель, отступник и убийца? Порой люди, которые значат для нас больше других, терпят от нас наибольшую несправедливость.
– Не думайте, что это далось мне легко. – На высоких скулах заходили желваки, давая понять, что Черный жрец не так спокоен, как хочет казаться. – Постоянные перепады между надеждой и отчаянием истощили мой разум… в бесконечных попытках вернуть мессира из небытия я добровольно погрузил свою душу во тьму. Но, наконец добившись успеха, я вынужден был принести вас в жертву небожителям, чтобы остановить начавшийся из-за моих действий черный мор. Не знаю, бывают ли шутки судьбы злее этих.
Элирий ничего не ответил. Воистину, нет никого опаснее безутешного и отчаявшегося человека, который залечил самые глубокие раны без помощи, в одиночку.
Сердце прошедшего столь трудный путь человека, отшлифованное чрезмерной болью, становится подобным драгоценному камню. Такое сердце способно на многое, но остается ли оно человеческим? Особенно погрузившись во тьму.
– Ты выучился жестокости.
«Правду ли говорят, что любовь – самое жестокое, что есть на свете?»
– Только искупительная жертва вашей крови могла остановить черный мор, – тихо сказал Элиар, с большой неловкостью выталкивая слова. – Я не должен был отнимать вашу жизнь. Но не смог найти другого способа. Мне не оставалось ничего, кроме как совершить грандиозное жертвоприношение… ради спасения человеческого рода. Я убил вас, чтобы спасти… всех. Я хотел бы, чтобы вы навсегда позабыли о прошлом, но, увы, это невозможно. Понимаю, скорее всего, вы не сможете простить столь серьезный грех.
– А у меня есть выбор?
Элиар снова вздохнул.
– Простите меня.
– Кажется, придется прощать за очень многое.
– Да. Возможно, это больше, чем можно простить. Но я буду просить вашего прощения до скончания моих дней, если необходимо. Если вы решите остаться в Бенну, вам ничто не будет грозить: я стану вашим защитником.
– Не бери на себя слишком много ответственности, глупый звереныш.
Элиар грустно улыбнулся.
– Я наполнил землю многими мертвецами, ушедшими до срока. Вот за что я устал нести ответственность.
Элирий нахмурился и неожиданно вспомнил кое-что, взволновавшее его.
– Твои шрамы… кто подарил их тебе? – непроизвольно спросил он и немедленно осекся.
Зачем спрашивать очевидное? Разве не одно-единственное духовное оружие способно нанести такие ужасные повреждения, незаживающие паутины шрамов, которые за столько лет не смог исцелить даже великий жрец. Судя по характерным следам, ему доставалось от Хвоста Феникса, и не раз.
Похоже, в прошлом он переходил границы, и ученики подвергались жестокому обращению.
– Тот человек научил меня терпеть боль и стойко переносить любые пытки, – кратко ответил Элиар. – Воспитание порой требует много строгости, – и в этом смысле вы были отменным воспитателем.
– Не надо, волчонок, – резко сказал Элирий. – Не будем об этом теперь.
Красный Феникс хотел бы спросить и еще кое-что, но совершенно утратил желание продолжать беседу: у него не было для ученика слов.
Большая печать Запертого Солнца, очевидно, была сломана еще при жизни Учителя и окончательно потеряла силу после его смерти. Тогда Элиар мог бы свести позорное клеймо со своего горла, но по какой-то причине не стал делать этого. Вероятно, он оставил клеймо как память обид, что затаил на него.
