Екатерина Соболь - Короли будущего
– Видишь, почему я так с ним носился? – Освальд повернулся к Джоанне, и она медленно, будто через силу кивнула.
– Я только одного не понимаю, – снова заговорил Генри. – Кажется, я тебе не слишком нравлюсь, так зачем ты в первый день меня спасла?
– Из-за Эдварда, – нехотя сказала Джоанна, глядя на Генри оценивающим, выжидательным взглядом. – Чем больше у человека сердце, тем больше духов вражды он может создать. Когда-то я постаралась, чтобы и он сам, и все вокруг решили, будто Роберт погиб из-за него, но даже не думала, насколько сильно он поверит. Этот болван десять лет ненавидел себя так, что раскормил духов вражды не хуже меня. А когда появился ты…
Она остановилась, глядя на Генри так, будто ждала, что он продолжит вместо нее, будто хотела проверить, насколько он умен, – и он решил ее не подводить.
– Если бы меня сразу посадили в Цитадель, было бы неинтересно, – ответил Генри. – Ты ведь уже знала предсказание отца. Знала, что, раз уж я переступил порог дворца, то начну искать корону и постепенно мы с вами втроем окажемся вот здесь. Эдвард меня терпеть не может, и ты подумала, что чем дольше мы с ним будем рядом, тем больше духов вражды он создаст. Ну, и еще ты хоть немного надеялась, что я приведу вас с отцом прямо к короне.
Джоанна кивнула, и ее губы вдруг тронула слабая улыбка.
– Неплохо. И теперь ты, конечно, думаешь, что я скажу «он такой душка, не буду его убивать»?
– Звучит хорошо, – кивнул Генри, и Джоанна улыбнулась шире.
– Ты кое о чем забыл. Мы на четвертом этаже, корона на пятом. И что-то мне говорит, что из оставшихся двух претендентов в дверь должен зайти один.
– Вы оба тоже кое о чем забыли, – пожал плечами Генри. – План был в том, чтобы новый король пришел на руинах старого мира, тогда все волей-неволей согласятся хоть на Освальда, если он сможет остановить духов вражды. Но что-то руин становится слишком много, а, отец?
Освальд сжал губы. Генри, видимо, попал по больному месту.
– Ты думала, духи вражды будут тебе подчиняться, но все вышло из-под контроля, – сказал Генри, торжествующе глядя на Джоанну. – Они – чистое зло, а ты развела их столько, что уже не можешь ими управлять. Вам нечем будет править. Замок рухнет, в городе все друг друга перебьют, духи будут становиться только сильнее и рано или поздно захватят все королевство. Вы и сами не знаете, как их остановить, верно?
– А ты знаешь? – поинтересовался Освальд.
– Пока нет. Но я все еще избранный, и Барс уж точно не захочет, чтобы все его королевство погибло. А без меня он вам помогать не будет. Так что я вам нужен. – Генри развел руками. Он понятия не имел, что будет делать дальше, но сейчас готов был сказать что угодно, лишь бы выжить.
Джоанна долго смотрела на него, а Освальд – на нее, и по лицу отца Генри видел: он будет только рад, если его предсказание не сбудется.
– Ладно, – наконец сказала Джоанна. – Уговорил, малыш. Твоя взяла. Ты избранный, с этим надо считаться. Все, дыши глубже. Пойдемте наверх, проверим, на месте ли корона, а там разберемся.
Генри медленно выдохнул. Получилось. Дальше он что-нибудь придумает, но главное, он не останется в этой комнате, он сегодня не…
В следующую секунду Джоанна исчезла, а потом возникла перед ним так близко, что ее волосы коснулись его лица. Она коротко отвела руку назад, и Генри почувствовал невыносимую, разрывающую боль под ребрами, а Джоанна, спокойно глядя ему в глаза, вогнала нож еще глубже и повернула. Генри, захлебываясь криком, уцепился за ее руку, попытался оттолкнуть, но она только притянула его ближе, так, что он уперся лбом ей в плечо.
– Я пошутила, – шепнула она ему на ухо. – Так мило, что ты считаешь себя незаменимым.
Она выкрутила нож снова, и на этот раз он повернулся легко – все ткани вокруг раны были уже разорваны, и Генри завыл, жалко, на одной ноте. Он прекрасно разбирался в ранах. Джоанна не хотела, чтобы он умер сразу. Она хотела, чтобы он умирал.
– Папа, – простонал Генри, он чувствовал, что слезы заливаются ему в рот, боль была такая, что он не мог дышать, но продолжал повторять одно это слово, скулил его снова и снова, сам себя едва слыша. А отец стоял и смотрел, и на его лице была печаль, настоящая, огромная, но он не сдвинулся с места.
Джоанна еще раз повернула нож, а потом оттолкнула Генри от себя, и он завалился назад, ударившись спиной о каменный пол.
– Он устроил неплохое представление, но сам знаешь, его судьба – умереть здесь, – легким голосом сказала Освальду Джоанна. – Ты это видел много раз. Пойдем, дорогой. Нам пора.
Генри будто издалека слышал отрывистые звуки, звериные, мокрые, он даже поверить не мог, что издает их сам, а лицо Джоанны, невозмутимое и бледное, висело над ним, как луна. Все ее платье, аккуратное голубое платье придворной дамы, было некрасиво измазано его кровью.
И он закрыл глаза. Мимо простучали сначала легкие шаги Джоанны, потом тяжелые – отца. А потом все стихло. Он остался один.
Глава 15
Дарители
Потолок в этом зале был таким же золотистым и светящимся, как стены, а в центре его был нарисован Барс – снежно-белый зверь в зеленом лесу. Генри заметил рисунок только потому, что лежал прямо под этой неподвижной, суровой мордой, и отвернулся, чтобы не смотреть. Он знал, что Барс не придет ему на помощь, да и никто не придет. Освальд, может быть, прямо сейчас берет в руки корону, и они с Джоанной будут править вечно. Настоящий король наверняка погиб, духи вражды не дали бы ему продержаться так долго, да и Джетту тоже. Дворец рухнет, похоронив Агату, Розу и принца. Генри закусил губу, чтобы унять подвывающие звуки, рвущиеся изо рта. Кровь, густо текущая из раны, пахла железом и смертью. Он никого не спас. Все закончилось.
«Не смей, – шептали голоса в его голове, его собственный, отца, Джетта, Розы, Тиса. – Не смей сдаваться».
Нарисованный Барс по-прежнему нависал сверху, он смотрел так, будто спрашивал: «Ну и что ты теперь будешь делать?» – и Генри хрипло вдохнул. Он снова вспомнил, что сказал ему Пал, прежде чем из дворца налетел черный ветер: «Настоящий герой – тот, кто может сделать героями других».
Герои этого королевства умирают, но всегда приходят другие. История не заканчивается, просто действующие лица меняются. Сивард просил Барса дать шанс такому же, как он, и подарил Генри лучшие на свете три недели, которые сейчас казались ему длиннее, чем вся его жизнь. А теперь его очередь поверить в того, кому это нужно больше всех. В того, от кого никто, кажется, давно ничего не ждет.
Разговаривать с рисунком было глупо, но Генри за последнее время твердо усвоил, что в волшебном королевстве тебя постоянно кто-нибудь да слышит.
– Спаси принца, – без голоса выдохнул Генри. У него так онемело лицо, что он едва шевелил губами. – Помоги ему все исправить.
Боль грызла его так, словно зверь пытался вырвать у него кусок мяса, но она не имела значения, будто Генри был больше ее, больше себя самого, больше всего, что он когда-либо знал. Внутри у него все разрывалось от тоски, надежды и страха, это чувство горело всеми возможными несочетаемыми оттенками, и Генри казалось, что сердце распухло у него в груди, потому что не могло всего этого вместить.
А потом он услышал торопливые шаги, но не оттуда, где скрылись Освальд с Джоанной, а с другой стороны, с лестницы, ведущей вниз. Они стихли рядом с ним, и Генри с трудом повернул голову.
«Страж правосудия держит человека, пока тот не будет готов жить дальше» – вот что сказал отец, и сейчас, глядя на принца, Генри видел, что это правда. Раньше с лица принца не сходило напряженное выражение, будто ему свело мышцы так давно, что он уже и сам этого не замечал, – а теперь оно исчезло. Одну руку он прижимал к животу, и Генри вспомнил: ну конечно, он же чувствует отголоски боли всех вокруг.
– Все-таки Уилфред, – выдавил принц. Он смотрел на живот Генри так, что сразу было ясно: он никогда не видел серьезных ран. – Лицемерный старый урод. Все кончено, да? Он взял корону, а мы с тобой оба проиграли. Даже смешно.
Генри из последних сил приоткрыл рот и заговорил таким жалким, свистящим шепотом, что принц нагнулся к нему:
– Не Уилфред. Освальд. И волшебница. Вместе.
– Они наверху? – звонким, отрывистым голосом спросил принц. – Я пошел.
– У тебя оружия нет, – прохрипел Генри.
Месяц назад он верил, что умирать лучше всего в одиночестве, как делают звери, но встреча с миром людей определенно не прошла даром. Ему хотелось, чтобы принц остался, пока он не перестанет дышать, – вдвоем не так страшно. И Генри, собрав остаток воли в кулак, зацепился пальцами за его штанину.
– Сердце в озере, – пробормотал он. – Чудовище отдаст тебе. Ничего не потеряно. У всех есть дары.
Он мучительно закашлялся, переоценив свою способность говорить, и выражение на лице принца изменилось снова, будто ему в голову пришла огромная, невероятная мысль, затопившая его целиком.
