Юрий Никитин - Откровение
— Что успеть?
— Не понял? — удивился Олег. — Какой же из тебя король, ежели коварства в тебе меньше, чем на жабе перьев? Тот, главный, явится добить нашего пленника. Того, в перьях. Пока мы не успели узнать имя главаря.
Томас с осуждением покачал головой:
— До какой подлости додумался, надо же... И пленника добил, и новую добычу на дохлого живца ловить хочешь. Думаешь, этот горбатый такой дурак?
— А что делать, если мы двое такие умные?
— Умные? — удивился Томас.
— А разве не мы сами полезли в ад? — в свою очередь удивился Олег. — Это ж какими умными надо быть! Тихо, кажется, развязался... Дурак, еще и выжидает. У меня уже шея затекла отворачиваться.
Он с усилием выломал голыми руками острый выступ, подкинул камень в руке. Голос был довольный и громкий:
— Вот этим я сейчас вспорю ему брюхо... Люблю кишки наматывать на свой посох!
За их спиной послышался вскрик, шорох камешков, топот ног. Томас обернулся, засвистел как гончим псам, заорал:
— Лови!... Стреляй!.. Выпускай собак!.. Цербера!
— Куси! — вскричал Олег.
Топот ног стал таким частым, словно по камням застучал град, и тут же утих, быстрая тень мелькнула в остатках лунного света вдали на перевале. Томас не поверил глазам:
— Чтоб так бегать... Как же он свою жалкую жизнь ценит!
— И простолюдины жить хотят, — пояснил Олег. — Чудно, да?
Когда в ночи послышались шаги, Томас запоздало потянулся к мечу. По последней минуты не верил, что калике удастся его дикая затея, рассчитанная разве что на последнего дурака. Успел подумать смятенно, что и здесь хватает олухов, не только в Британии.
Ночь была черна как деготь, глаза трещали от напряжения, Томас вглядывался в темень так, что глазные яблоки вылезли вперед как у рака. Единственный свет, багровый и почти затухающий, шел от углей костра. Разглядеть удавалось только на два шага от костра, и Томас едва не проглядел, как из темноты высунулась длинная рука. В ней блеснуло, проступала темная фигура, что осторожно наклонилась над грудой камней, заботливо прикрытой нижней рубашкой Томаса. Нож быстро опустился. Звякнуло. Фигура быстро выпрямилась. Похоже, неизвестный мгновенно все понял, со сдавленным криком прыгнул обратно в темноту.
Томас преодолел оцепенение. Метнулся прямо через горящие уголья следом. Вломился во тьму, наткнулся на живое, ухватил в железные объятия, тут же в ухо проревел задыхающийся голос:
— Кого... давишь?
— Олег, — воскликнул Томас. — А где... это?
— Подо мной...
Томас выволок слабо сопротивляющееся тело, для верности ударил железным кулаком, а когда притащил к костру, тот уже полыхал ярко, калика еще и еще подбрасывал заготовленные черные камни. Яркий пурпурный свет упал на лицо пленника. Томас едва не выпустил из рук.
На земле лежала, со страхом глядя в его грозное лицо, миловидная женщина. Даже красавица, хотя из-под иссиня черных волос выступали короткие кокетливые рожки. Лицо было тонким и благородным, исполненным изящества, на удлиненной шее испуганно билась жилка. Из одежды лишь широкий пояс и короткая юбочка, но из-за красного цвета кожи не выглядела обнаженной, к тому же от шеи через грудь шли синие полосы цветной глины, исчезали под поясом, чтобы вынырнуть уже на длинных стройных ногах, где красиво выпячивались продолговатые мышцы.
Калика грубо повернул ее, женщина вскрикнула от боли. Томас хотел было вмешаться, рыцарь обязан защищать женщин, но умолк в затруднении, видя как отшельник деловито наматывает на кулак длинный гибкий хвост.
Затрещала кожа, женщина снова вскрикнула. Ее круглые от ужаса глаза обратились умоляюще к Томасу. Он кашлянул, сказал в нерешительности:
— Неужто она... гм... была послана? Может быть, просто случайно наткнулась...
— На цыпочках, с ножом к руке, — согласился Олег. — Видать, здесь все ходят по ночам. Кстати, почему по ночам? Здесь тоже ночью спят.
Женщина все еще продолжала смотреть умоляюще. Томас начал отодвигаться в тень:
— Надеюсь, ты... будешь.... Как-то не слишком?
— Что ты, — изумился Олег, — только шкуру сдеру, глаза выколю, кости переломаю, и жилы повытягиваю... но убивать не буду, нет!... По крайней мере, сразу. Разве что попозже, но и тогда медленно, я ж не зверь! — если еще будет жива...
Томас сказал зябким голосом:
— Я пошел собирать уголь.
— Давай, — поощрил Олег, — ее ж надо будет на чем-то поджаривать.
Томас скрылся с поспешностью, а Олег повернулся к пленнице. Его зеленые глаза сузились, верхняя губа зло изогнулась:
— Ну?
Она прошептала в страхе:
— Что ты хочешь?
— Имя, — потребовал он.
— Ченнир, — прошептала она. — Он могучий маг! Его нельзя ослушаться.
— Верю, — согласился он. Его зеленые глаза ловили малейшие изменения в ее лице, трепет ресниц, застывающие на миг жилки, трепещущие ноздри. — Где он?
Она прошептала:
— Вам до него не добраться.
Он сильнее намотал хвост, наступил на спину, потянул:
— Уверена?
Затрещало, она вскрикнула:
— Доберетесь, доберетесь!.. Он близко, совсем рядом! Если пройдете вдоль этой стены, там будет спуск... А внизу нужно отыскать щель, из которой идет желтый дым. Он там, внутри...
— Все-таки женщины понятливее, — сообщил ей Олег.
Когда Томас вернулся, калика сидел у костра, задумчиво смотрел в уголья. На Томаса поднял печальные глаза:
— Хворост принес?
— Какой хворост, — огрызнулся Томас. — Ты ж сам говорил, что здесь только уголь!
Он вывалил возле костра груду черных камней. Глаза ищуще пробежали по россыпи багровых углей, калика жарил ломти странно белесого мяса, прислушался. Олег наколол ножом ломоть мяса:
— На. Очень вкусно.
Томас отшатнулся:
— Ни за что!
— Тю на тебя, — удивился Олег. — Ну, как хошь... Я думал, у тебя от голода уже бабочки в глазах порхают.
Он преспокойно съел и этот ломоть, остальное мясо присыпал пеплом:
— Пойдем. Надо отыскать спуск, а потом щель, откуда желтый дым.
Они отошли на несколько шагов, когда Томас не утерпел:
— И как она...
— Не знаю, — отмахнулся Олег. Наконец, поняв беспокойство рыцаря, буркнул. — Там вблизи яма. Я связал, заткнул рот и спихнул. Развяжется не раньше, чем через пару дней, а мы будем уже далеко...
Они прошли еще с сотню шагов, когда Томас спросил замедленно:
— А мясо... чье мясо ел?
— Ящерицу прибил, — ответил Олег равнодушно. — А что? Я ж не рыцарь, чтобы перебирать... Я все ем. А ее мясо прямо нежнейшее, сочное. Твари всюду приучились жить, даже здесь. Только у здешних ящерок мясо белее. Что значит, солнца не видели...
Томас поперхнулся слюной. Сожалеюще оглянулся на оставленный костер. Угли приглашающе багровели под серым пеплом, но калика, сытый и освеженный, шел быстро, почти бежал, и Томас лишь покрепче стиснул зубы.
