Когда не горят костры - Джезебел Морган
И застыл в восторге и ужасе, когда первый же, самый грубый тест, показал в её крови наличие антител, свойственных только станционникам.
* * *Конечно, он не успокоился, пока не провёл все тесты, которые только мог провести в полевых условиях. Результаты вышли… противоречивые. Одни чётко утверждали, что кровь Зимцерлы принадлежит станционникам, другие демонстрировали маркеры, характерные только для аборигенов. Может, из-за того, что она слишком долго живёт внизу?
Ивейн так и не пришёл к какому-то однозначному выводу и в результате так и уснул, сидя за столом, пытаясь обосновать столь странные результаты. Не сомневался он только в одном – Зимцерлу стоит забрать на станцию. Либо, как потерянного сородича, либо как феномен, доказывающий, что эволюционисты в корне неправы.
Разбудил его стук в дверь. Он встрепенулся, оглядел слипающимися глазами стол, заставленный разнообразными баночками и приборами – самыми простыми, но всё равно дикими и непонятными для аборигенов. Да, показывать это никому нельзя.
С трудом пригладив встопорщенные волосы, он выглянул за дверь.
– Доброго утра, Лесьяна, – улыбнулся он хозяйке. – Кто-то пришёл за помощью?
– Что ты, милый, – проворковала она, – ну кто сегодня придёт? Сегодня мы к Купале готовимся, нельзя нам сегодня о хворях и бедах помнить! Кто себя худо чувствовал, вчера пришёл. А сегодня радуйся вместе с нами!
Ивейн моргнул с недоумением. Откладывать лечение только из-за праздника? Вот уж действительно аборигены!
– А если что-то внезапное случится? Травма, например?
Хозяйка руками развела:
– Что ж, до рассвета ждать будет. А не доживёт – значит, судьбу ему такую боги сплели!
Ивейн покачал головой, едва удержав безучастное выражение на лице. В этот момент он, как никогда, хорошо понимал эволюционистов и их желание навсегда оборвать контакты с выжившими. Это уже не люди, а звери!
Нет, тут же он себя одёрнул, нельзя их судить за суеверия. Разве были бы они столь равнодушными и жестокими, если бы их воспитывали по законам станций?
И с холодком по спине он понял, что даже себе не может ответить на этот вопрос.
– Я что будить-то пришла тебя, милый, – спохватилась хозяйка. – День Купалы мы под небом проводим, за общим столом. Окажи нам честь, присоединись к нам!
– Непременно, – непослушными губами улыбнулся Ивейн.
Хозяйка ещё пару мгновений с улыбкой потопталась перед дверью и, видя, что лекарь не собирается выйти из горницы прямо сейчас, наконец ушла. Ивейн закрыл дверь и прижался к ней лбом.
Как он ждал этого первого самостоятельного путешествия в дикий мир! Как предвкушал, что поможет каждому на пути, каждую болезнь, каждую рану залечит! И как всё пошло наперекосяк с первого же дня. Он снова чувствовал себя неумелым, неуверенным учеником, и это ему не нравилось. Как говорил наставник? Пациент должен беспрекословно верить тебе, а как он сможет это сделать, если сам ты в себя не веришь?
Ивейн с усилием провёл ладонями по лицу и принялся прятать со стола следы ночных исследований. Может, праздник и впрямь ему на пользу пойдёт? Хоть понаблюдает за аборигенами в их привычной среде.
К моменту, когда он выбрался на площадь, солнце уже высоко поднялось над деревней и столы, выставленные по кругу, почти опустели. Вместо еды на них теперь стояли кувшины с водой и вином и пышные букеты полевых цветов. Ивейна заметила давешняя женщина, свекровь Ружаны, посочувствовала и вынесла ему пирожков, пусть уже остывших, но ещё очень вкусных, с кисло-сладкой ягодной начинкой. Она же и посоветовала сходить за околицу к реке, где уже собралась вся молодежь.
– А как празднуют те, кто старше? – спросил Ивейн и с наслаждением впился в пирожок. Он и сам до этого момента не понимал, насколько голоден.
– Не так весело, – рассмеялась женщина, почти сумилением наблюдая, как Ивейн уминает пирожки. – Те, кто в травах разбирается, ещё на рассвете встали их собирать, остальные – готовят, деревню украшают. Купала – праздник молодых.
Поблагодарив её за угощение, Ивейн спустился к реке. С этой стороны частокол был куда ниже, да и стоял не так уж и ровно. Видно было, что с реки незваных гостей не ждали. Ивейн хмыкнул тихо: речных созданий мутация после катаклизма тоже стороной не обошла, и некоторые рыбы в таких жутких тварей обратились, что не было ничего удивительного в том, что аборигены в «царство водяного» старались не соваться.
На склоне уже высились шалаши дров, которые в сумерках станут огромными кострами, пока же меж них тянулась пёстрая змейка хоровода. Прищурившись, Ивейн смог различить в центре одинокую фигуру. Танцовщицы, то одна, то другая, приближались к ней, обнимали, обменивались венками, но в общий хоровод затянуть не пытались. Что-то ритуальное, зловещее почудилось Ивейну в этом танце.
Когда хоровод распался и девицы маленькими стайками разбежались в разные стороны, та, что была в центре, осталась одна. Теперь, когда вокруг не мелькали пёстрые юбки и ленты, Ивейн узнал Зимцерлу. Она даже одета была отлично от остальных: в простое небелёное платье, подпоясанное тонким серо-голубым пояском. Словно не замечая, что все подруги бросили её одну, как ни в чем не бывало она принялась переплетать растрепавшуюся в танце косу.
Пока Ивейн рассматривал её, позади раздались торопливые шаги, а потом его окатило грязной холодной водой. Он вскрикнул, оборачиваясь, и успел заметить, как с хохотом убегают несколько парней, едва ли не моложе его самого.
– Эй! – гневно завопил он им вслед. – Что вы творите?!
Первым желанием было вернуться в дом хозяйки и переодеться, но солнце уже начинало жарко припекать, и меньше всего хотелось идти через всю деревню, у всех на глазах. Ивейн фыркнул, отбросил с лица мокрые пряди, с которых капала вода, и направился к Зимцерле. Может, она пояснит, что это сейчас было?
За его приближением она наблюдала всё с тем же непроницаемым спокойствием.
– Здравствуй, Зимцерла. – Ивейн постарался держаться уверенно, хотя мокрая одежда, облепившая тело, этому несколько мешала. – Праздник, вижу, уже в разгаре?
Она тихонько рассмеялась.
– Нет, это еще не праздник, лишь подготовка к нему. – Она перевела взгляд на речную гладь, едва подёрнутую мелкой рябью, сказала задумчиво, словно обращаясь только к себе самой: – Всё начнётся, когда стемнеет. Когда зажгут костры. Когда боги обратят к нам взоры.
Ивейну почудился тёмный, подспудный страх в её голосе, но она тут же встряхнулась и уже с лёгкой насмешкой снова обернулась к нему:
– Вижу, тебя уже поздравили. Не серчай на них, лекарь, в Купалу никому от такой чести не увернуться, даже старосте.
– Это традиция такая? – тут же заинтересовался Ивейн. – А в чём её смысл? То есть я могу понять, зачем обливать водой, но почему грязной?!
Зимцерла только плечами пожала:
– Чтобы ты искупался в чистой. В прошлом году дядьку Стояна так трижды обливали, и он бегал каждый раз в реку окунаться. К вечеру смеялся, что душа его чистой сделалась, как у младенца.
– Выходит, и мне окунуться надо? Что, прямо здесь?
Ивейн огляделся, только сейчас заметив, что разбежавшиеся девицы издали посматривают на него с явным интересом, словно забыв, что он лекарь, человек пришлый и вообще в представлении аборигенов недалеко от колдуна ушедший.
Заметив его порозовевшие щёки, Зимцерла понимающе усмехнулась и поманила за собой:
– Идём, я знаю заводь, укрытую ивами. Издали не подглядишь, а близко подходить ни одна из них не станет, чтоб её не засмеяли.
Ивейн доверчиво последовал за нею, чувствуя, как чужие любопытные, почти хищные взгляды жгут ему спину:
– А ты? Не боишься, что тебя потом засмеют? Или какие другие слухи пойдут?
Зимцерла коротко оглянулась на него и, помедлив, сухо ответила:
– Какое мне теперь дело до этого? Я жертва. И завтра их сплетни не смогут меня обидеть.
Она старалась говорить ровно и спокойно, но тоска и горечь всё равно явственно звучали в её дрожащем голосе.
– Подожди, – Ивейн нахмурился и остановился. – Как я понял из вчерашнего разговора, жертва – это только роль в празднике…
Она громко, чуть истерично рассмеялась.
– Ты, верно, услышал то, что хотел услышать. – Она покачала головой и повела его дальше. Чуть помолчав, пояснила, не оборачиваясь: – Мне рассказывали, что много лет то действительно была роль, красивая и почётная. Веди хоровод, первой отпускай венок, первой перепрыгивай через костёр… а потом проведи ночь на проклятой поляне, ожидая, что бог спустится к тебе на сияющей колеснице, а наутро вернись в деревню, к обычной жизни.
Она отвела в сторону густую поросль шиповника и легко протиснулась на едва заметную тропку. Ивейну сноровки не хватило,
