Когда не горят костры - Джезебел Морган
– Нет, я надолго останусь. – Ивейн подписал пробирки с кровью старосты, прежде чем их убрать. – Пока не помогу всем, кому нужно.
Жену старосты он осматривал под его пристальным взглядом: доверие доверием, а всё же честь супруги блюсти надо. Чтобы сильно не смущать женщину, Ивейн не стал прослушивать ей легкие, только кровь собрал: он уже сомневался, что обнаружит следы болезни, уж больно крепкими оказались староста с супругой. Как говорили аборигены, пахать на них было можно.
– А ваша приёмная дочь когда придёт? – как бы между делом спросил Ивейн, скрывая, что она его в первую очередь интересует. – Её тоже осмотреть требуется.
– Вот закончит со скотиной возиться и явится, куда денется, – проворчал староста, нежно поглаживая пальцы жены, слишком сильно впившиеся ему в руку.
Поймав слегка взволнованный взгляд женщины, Ивейн ей улыбнулся:
– Думаю, утром я уже смогу дать точный ответ, здоровы вы или нет. Но, кажется, вы оказались правы, и болезнь дочери обошла вас стороной. Вы уверены, что мне не стоит попытаться… хотя бы облегчить её участь?
– Не трать силы, – улыбнулся староста, вот только глаза его остались холодные-холодные, – мы богам не перечим, а то как бы они сильнее ещё не озлобились.
Ивейн не стал с ним спорить. Зима, их приёмная дочь, была ему гораздо интереснее неведомой болезни, которая к тому же может оказаться банальным психосоматическим расстройством. История уже знала случаи, когда здоровый человек угасал из-за слепой веры в то, что его прокляли, тем самым только подпитывая веру родни и соседей в чёрную магию.
Зима пришла уже в сумерках, когда староста с женой ушли. Ивейн даже нервничать начал, явится ли, не забыла ли. И только когда за окном замаячил её белёсый силуэт, он перевёл дыхание.
– Здрав будь, лекарь, – низко поклонилась она, войдя в горницу, и чинно сложила руки на переднике. В отличие от жены старосты Зима была спокойна, почти равнодушна: она не пыталась осмотреться тайком, не прятала глаза в смущении или страхе, только терпеливо ждала.
Под её взглядом Ивейн сам начал смущаться и нервничать, как на экзамене. Чтобы отвлечься и взять себя в руки, он потянулся за инструментами, жалея, что не может воспользоваться высокоточными датчиками: увы, закон запрещал демонстрировать аборигенам технику, и ему приходилось использовать такие древние приборы, как стетоскоп. И то, некоторые особо тёмные аборигены и на него с подозрением посматривали.
– Здравствуй, Зима. Как твоё самочувствие?
– Зимцерла.
– Что, прости?
– Не Зима, – терпеливо пояснила она. – Моё имя Зимцерла. Это только грубиян Карпош Зимкой кличет.
– Я запомню. – Ивейн кивнул и принялся ощупывать запястья девушки. – Какое странное имя для тебя родители выбрали.
– Это Агнешка меня назвала, мол, белая, как зимняя дева. А как родители звали, я не помню.
– Так давно у старосты живёшь?
– Да нет, – она пожала плечами, по знаку Ивейна стащив рубаху и повернувшись к нему спиной. – Лет пять или шесть, меня охотники девчонкой в лесу нашли. Рассказывали, я первые дни даже не говорила толком. Видать, попалась лешему, и тот так напугал меня, что со страха я всё позабыла.
– И ты не пыталась узнать хоть что-то о своих родителях?
Она вздрогнула – то ли от вопроса, то ли от прикосновения холодного стетоскопа к коже.
– Никто в окрестных деревнях ребёнка не терял, – сказала она сухо. – Богдан Наумович первым делом попытался родичей моих отыскать, но никто в округе никогда меня раньше не видел. Значит, родители мои или пришли издалека и в лесу погибли, или в лесу меня бросили.
– Ох, прости, мне не стоило спрашивать. – Ивейн вздохнул, больше от расстройства, что не удалось приоткрыть завесу тайны над странной девушкой.
Она казалась здоровой – куда здоровее аборигенов. Ритм дыхания, пульс – ничто не выдавало, что весь день она тяжёлой работой занималась. Да, она молода, конечно, но всё молодостью не оправдаешь. И у старосты, и у его жены Ивейн заметил на теле мелкие рубцы ветряной оспы – видать, несколько лет назад прошло поветрие, достаточно слабое, чтоб только несколько мелких шрамов на шее и руках оставить. Вот только на коже у Зимцерлы и малейших следов не было.
Пока она натягивала рубаху, Ивейн спросил как бы между делом:
– Когда поветрие оспы было, ты болела?
– Нет, – она качнула головой и туго перепоясала рубаху. – Меня стороной обошло. Да и не меня одну. Староста, как первые знаки хвори увидел, велел всем по домам сидеть, дальше дворов не выходить. Благо зима была, на воду снега натопить можно было. Так что дворы по западному краю деревни хворь обошла.
– Мудрый у вас староста и добрый, – кивнул Ивейн. Осталось только кровь собрать и надеяться, что его реактивов окажется достаточно, чтоб выделить маркеры, свойственные только станционникам.
В задумчивости Ивейн потёр затылок, привычно коснулся пальцами маленького шрамика над чипом, который всем детям на станции вживляли. Всем детям… а что, это идея! Конечно, у Зимцерлы может его не быть, если она родилась у учёных уже здесь, внизу, а они так и не смогли вернуться на станцию, чтоб её зарегистрировать, но верилось в такое не больше, чем в то, что кто-то мог потерять ребёнка и даже не попытаться по чипу его отыскать.
– Почти всё, – преувеличенно бодро воскликнул Ивейн, убирая пробирки с кровью. – Осталось только шею и череп осмотреть.
– Зачем? – слегка удивилась она. – Разве старосте ты его осматривал?
Ивейн на мгновение смутился и начал сбивчиво объяснять:
– Некоторые симптомы, понимаешь, могут проявляться только до определённого возраста. Костная и хрящевая ткань у взрослых уже под влиянием болезни не изменится, а вот у молодежи… – Ивейн смутился и окончательно замолк, не в силах больше нести такую чушь. Тем более и сама Зимцерла смотрела на него спокойно и ясно, словно насквозь его ложь видела.
Наконец она кивнула:
– Я поняла, – и снова повернулась к нему спиной, перекинула белую косу на грудь.
Ивейн осторожно отвёл в сторону выбившиеся пряди, с неудовольствием отмечая, как дрожат его пальцы. Руки скользнули по выпирающим позвонкам к ямке в основании черепа, и кожа девушки покрылась мурашками. Щекам тут же стало жарко, словно он не медицинский осмотр проводил, а возлюбленную ласкал, и Ивейн поспешно выкинул эти мысли из головы. Ему стоит думать только о чипе… и о том, что делать, если он и впрямь его обнаружит.
Под волосами и впрямь обнаружился маленький неровный рубец, куда более аккуратный и незаметный, чем на его затылке. Ивейн вздрогнул и задержал дыхание. Пусть он и надеялся найти на ней чип, но всё же это вызвало такую бурю эмоций, что ни одной мысли в голове не осталось.
То есть она со станции? Но почему её никто не искал? И как не засекли при обязательном сканировании? Почему позволили ей остаться внизу? Может, думали, что она здесь по своей воле?
Ивейн аккуратно, почти нежно обвёл кончиками пальцев очертания рубца, пытаясь нащупать под кожей края чипа. Вдруг это просто шрам? Нет, не может быть – но и на чип не слишком похоже. Может, какая-то старая, более крупная модель? Стоило ему надавить сильнее, как Зимцерла едва слышно вскрикнула, и Ивейн поспешно отдернул ладони.
– Всё в порядке, – поспешно сказал он. – С тобой всё хорошо.
– Спасибо. – Она обернулась, нервно потирая затылок, впервые за вечер сквозь ледяное спокойствие на её лице проступили эмоции – удивление и лёгкий страх. Ивейна слегка затошнило, когда он решил, что это он её напугал. – Было бы и впрямь нехорошо, если б я слегла вслед за сестрой, да перед самой Купалой.
Её взгляд прояснился, и теперь она снова смотрела на Ивейна с едва уловимой улыбкой. Он перевёл дыхание и улыбнулся ей в ответ.
– Не переживай, думаю, какой бы болезнь ни была, на ранних стадиях я смог бы с ней справиться.
Едва она ушла, Ивейн бросился к планшету, дрожащими пальцами ввёл команду на поиск других станционников в округе и даже почти не удивился, когда увидел на экране сигнал только своего чипа. Если бы всё было так просто, её давно бы нашли, так?
Погрузившись в размышления, он запер дверь, чтоб хозяйка ненароком не заглянула, выставил на стол реактивы
