Штурмуя Лапуту - Юрий Павлович Валин
Укс постарался выдохнуть и расслабиться, протер рукавом узкое жало дротика.
— Э, пилот, ты слишком далеко не вздумай залетать, это же Сан-Гуанос, тут сапоги живо изгваздаешь, — с улыбкой предупредила Лоуд.
Тоже обеспокоена. Вот же… ситуация банальная, а сами ее и усложнили. Идиоты идиотские.
На пристани пылали десятки факелов, замер неровный строй плененных моряков, за их спинами и вокруг скопились смутные рясы, блестели наконечники копий и гизарм.
— Это переговоры! — объявил, выходя вперед, монах весьма склонный к ожирению. — Эта… которая у вас за капитана, пусть выйдет.
— Мне говори, — отрезал стоящий на мостике старпом Гюнтер.
— Ваша шлюха слышать должна! — рявкнул монах, нашивки которого в неверном свете факелов разглядеть не получалось, но наверняка немалый чин Великого Трибунала. — Вытолкните ее сюда!
Кэпша на мостике выступила из полутьмы, откинула капюшон.
Матовое лицо, темные и порочные губы, голова гладкая, безволосая — но столь безупречной формы, что именно эта нечеловеческая мраморная гладкость и казалась единственно верной, естественной и совершенной, — начала блестеть от капель дождевой воды, сияние это разливалось, затмевая свет фонаря на мачте, заиграло в огромных камнях капитанских серег.
Суровый монах довольно шумно вздохнул и крикнул:
— Великому Трибуналу нужен ваш корабль. Сейчас меняем капитана, охрану, делаем три рейса. Они неотложны! Никто не пострадает. Возвратитесь из рейсов с маслом, вернем вам демоншу, оплатим доставку товара как обычно. Получите благословение святого дона Рэбы. В противном случае начинаем поочередно обезглавливать заложников. До утреннего колокола они все умрут, и вина за их смерти ляжет на глупых упрямцев и бесстыжую грешницу-главаршу!
Капитанша «Генриетты» в вопросительном жесте подняла пустую ладонь — было видно, как барабанят по пальцам и кольцам частые капли дождя.
— Это все? — перевел капитанский вопрос старпом.
— А что неясного? — удивился высокопоставленный монах. — Про наши подвалы для упрямцев подробно рассказать?
— Это лишнее, — заверил, морщась, старпом Гюнтер. — Полагаю, капитану нужно подумать, а вам следует отпустить часть заложников. Это будет считаться проявлением доброй воли…
— Какой-какой воли⁈ — изумился опытный монах.
Видимо, капитан «Генриетты» обладала похвальной быстротой мышления и скоростью принятия решений. Резкий жест ладони — уже перевернутой, дерзко блеснувшей камнями перстней — отрицательный, повелительно накрывающей весь мир.
Повинуясь безмолвному приказу, связанные моряки как подкошенные рухнули на мостовую пристани. Мгновенно развернулись фальконеты на борту «Генриетты», мелькнули в дожде точки давно зажженных фитилей… Залп вышел чуть разрозненным, но мгновенным и разящим — картечь проложила изрядные просеки в шеренгах монахов…
…Предусмотрительная Профессор успела зажать ладонями уши — капюшон плаща и верные беруши страховали уязвимые органы земноводного слуха, но страховка уж точно не помешает. Лоуд от души выругалась, но Укс уже не слушал — прыгнул далеко на причал…
Пассажиры стояли в стороне от мостика и сходен, практически на самом носу корабля, и это было совсем не случайно. Фланг выглядел более удобным для контратаки, собственно, с флангами боевых построений так обычно и бывает…
Укс, держа тичон у бедра, проскочил по причалу. Пилот выглядел некрупным, не очень-то мощно вооруженным, практически неопасным. Обычно эта иллюзия здорово выручала. Сейчас же помогало еще и то, что был одет в рубаху, наскоро перешитую из рясы. Мешающий капюшон пришлось откинуть, но все равно — невзрачная тень, одна из многих…
…вот злобы скопилось на десятерых. Бывший боред и в обычные дни излишним добродушием не страдал, а сегодня нервы ссохлись и скрутились как старинная праща…
…Мечущиеся фигуры в промокших рясах. Вопли, разрозненный грохот мушкетов и аркебуз, вонь пороха, кислого пота и навозной жижи…
…Мгновенно вскрыт фланг строя, скользит пригнувшаяся фигура между ряс-теней, шипят в лужах упавшие факела — все смутно, зыбко, и вход в плоть удлиненного граненого наконечника кажется слишком легким, безвредным. Смрадные тени и чувствуют-то касание полированной стали с опозданием. В печень и в пах, под ребра и в почку — не оружие, касанье стальной указки… боль придет позже. Еще одна тень между прочих теней, непричастно скользящая сквозь хрипы, взывания к святому дону Рэбе, сквозь плеск луж под сандалиями и сапогами…
…— Мушкет! — орет Профессор с борта, как всегда излишне громко, поскольку уши у нее «в громком бою» запечатаны берушами.
… красноватый взблеск выстрела, свинцовый «орех» пули пронзает тьму и струи дождя, но Укса на прицеле уже точно нет. Он опять в стороне, в тени ряс и топочущих ног, рискующий быть сбитым в лужи, но почти невидимый…
… Грохот орудия — это со стены склада палят припоздавшие монашеские канониры, каменное ядро что-то сшибает в рангоуте’Генриетты'. На борту же фальконеты еще не успели перезарядить, там лихорадочно трамбуют заряды пороха, у сходен уже хрустят и лязгают скрестившиеся гизармы, копья, корабельные багры…
…Захваченные матросы лежат пластом, желая поглубже втереться, втиснуться в грязную воду — порой дивные вязкие лужи Сан-Гуаноса кажутся даже мелковатыми. Не то чтобы эти люди уж совсем беспомощны: ноги свободны, сильным матросским плечом можно сбить и крепкого осла. Но вскакивать со связанными руками заведомое безрассудство — вокруг до зубов вооруженные святые братья-ослы. Уже лежит бездыханным с разрубленным затылком один из матросов — нет, не пытался бежать, просто не повезло…
…— Туда уходим! — рявкает Укс, вздергивая на ноги коренастого корабельного плотника…
…Рычит ближайший монах, замахивается… встречный наконечник тичона достает его глазницу первым. Моряк кидается в ноги соседнему брату святого Рэбы, подсекает… остальные пленники, сориентировавшись, неуклюже пытаются встать, драпануть в обход. Руки им сейчас освободить не удастся — наручники корявы, примитивны, но это железо, и развинчивать грубые болты некогда…
…Укс успевает еще кому-то помочь, но это не дело. Сейчас дело — прикрыть от клинков и копий — слишком очевидны удирающие матросы…
… и пилот с дротиком сейчас очевиден. Не потому что стал выше, мощнее, импозантней, а потому что отвлекает на себя…
… еще быстрее, поярче и понаглее действия одинокого бойца, миг, когда можно, как говорят в Старом мире, «отвести душу», открыто отнимая жизни и калеча, заливая своей ненавистью всё вокруг…
— Всё выше и выше и выше… — орет Укс, орудуя тичоном. Не очень длинное древко, светлое, с неочевидной ребристостью древесных узоров, идеально лежит в руках. Таких древков
