Эпидемия - Евгений Юрьевич Лукин
— Простите, — говорит. — Мне пора…
И направляется к выходу из сквера. Некоторое время мы с ней движемся параллельными курсами. Кошусь украдкой. У девицы профиль грифа и подчеркнуто прямая осанка.
— Достала она вас? — не удерживаюсь я от сочувственного вопроса.
Медленный поворот головы в плоской черной шапочке с вуалеткой.
— Вы ее знаете? — осведомляется нечаянная попутчица.
— С сегодняшнего утра.
Величественный кивок.
— Завидую вашей выдержке… — не могу не признаться я.
— Такая работа, — равнодушно роняет она.
— А где вы, простите, работаете?
— В похоронном бюро.
Слава те господи! Я уж думал, у нее помер кто. Внезапно меня разбирает любопытство.
— Слушайте, а как сейчас хоронят? Что-то я в последнее время ни одной процессии не встречал…
Коротко пожимает плечами.
— Так же, как и раньше. Обрядность прежняя, изменился только способ доставки.
— Неужто телепортируют?
— Разумеется. Из дому теперь не выносят. Сразу на кладбище, а там уже отпевают… Вы просто так интересуетесь, или?..
— Просто так.
По-моему, она слегка разочарована.
— Ну а вот… катафалки там… — продолжаю допытываться я.
— Катафалки давно сданы в металлолом. Все, кроме одного. Если пройдете со мной полквартала, вы его увидите.
Мы проныриваем под кованой аркой и оказываемся на проспекте. Действительно, вдали на узенькой, как тротуар, проезжей части траурно то ли синеет, то ли чернеет самый настоящий катафалк с серебряными веночками на дверцах.
— Вы его берегите, — говорю я. — Не исключено, что мне на нем ехать.
Она останавливается и пристально смотрит на меня сквозь вуалетку.
— Ни разу не телепортировали?
— Ни разу.
— Тогда вы, пожалуй, и впрямь будущий мой клиент. Я как раз такими и занимаюсь… Кстати, не подскажете: где здесь можно перекусить поблизости?
— Не только подскажу, но и покажу. Я как раз туда и направляюсь.
* * *
Редкий случай: обедаю с сотрапезником. Более того — с сотрапезницей. Она, кстати, так и не сняла траурной своей вуалетки, что, впрочем, не мешает ей ни вкушать чахохбили под сырной корочкой, ни вести непринужденную беседу с возможным будущим клиентом.
Клиент (то бишь я) поначалу сомневается, уместна ли за столом болтовня на загробные темы, но вскоре понимает: вполне уместна. Маргарита Марковна (так она представилась) — профессионал, какие тут могут быть церемонии!
— А хоронить с помощью телепортации еще не пробовали?
— Как это?
— Н-ну… чем копать могилы, засыпáть… Взять и телепортировать гроб с покойником в землю!
— Да ну, глупости какие!
— Почему глупости?
Насмешливый взгляд сквозь крапчатую черную сеточку.
— Слушайте, вы даже не динозавр. Вы трилобит. Ни под землю, ни под воду вы ничего отправить не сможете — давление среды не позволит… И даже если бы позволило! Это же сначала нужно блямбу захоронить. На те же полтора метра. Ну и какой смысл?
Впрочем, вскоре разговор съезжает с кладбищенских мотивов на некоторые обстоятельства нашего знакомства.
— А к вам-то она чего привязалась? — недоумеваю я. — Ко мне — ладно! Видит, что я без телика… А к вам?
— А у меня телик в сумочке. Должно быть, не заметила.
— И как вам понравилась эта ее шиза?
— Насчет того, что телепортировавший остается в аду?
— Да… А на его месте возникает бес.
— Я похожа на беса?
Элементарная вежливость требует от меня признания в том, что она похожа на ангела, но как-то, знаете, язык не поворачивается. Ангел с профилем грифа? В черной вуалетке с мушками?
— Н-ну… если бы все бесы были похожи на вас, — изворачиваюсь я со всей возможной куртуазностью, — я бы не отказался очутиться в преисподней…
— И что вам мешает?
— Телика нет.
— Ну так приобретите. Мини-маркеты на каждом перекрестке…
Освещение в зальце приглушенное, поэтому бледно-золотистая вспышка, полыхнувшая в дальнем углу, кажется особенно яркой. Те посетители, которым случилось оказаться поближе к ее эпицентру, роняют ложки и вилки, принимаются протирать глаза. Взрыв возмущения:
— Что ж это за свинство такое? Предупреждать надо! Люди едят…
— На улицу выйти не мог? Хотя бы на лестницу! Додумался: прямо из-за стола…
— Да пьяный он, чего вы хотите?..
Прибежавший на шум официант связывается по сотику то ли с охраной, то ли с полицией, просит пробить номер нарушителя. Тот, выясняется, еще и не расплатился вдобавок.
— Видите ли, — дождавшись относительной тишины, доверительно сообщает мне Маргарита Марковна. — Я — католичка.
О господи! Что за день такой сегодня конфессиональный! Теперь еще и католичка!
— Так… И что?
— И все. Как я еще могла отнестись к этим ее фантазиям?
— И как же?
Отодвигает тарелку, улыбается.
— Пожалуйста. Вы, конечно, вправе сомневаться относительно меня, но мне-то самой точно известно, что я не бес. Я — это я. И я совершенно спокойна за наши с вами души… Видели цвет вспышки?
Я оглядываюсь на опустевший столик в углу.
— Он золотистый, — поясняет она.
— Та-ак…
— Он не густо-красный. Это не адское пламя, это пламя чистилища…
Сижу, не донеся вилки до рта. Чувствую себя последним идиотом.
— Каждый раз, телепортировав… — голос Маргариты Марковны внезапно обретает мечтательные, а то и мистические нотки, — …я ощущаю невероятную легкость, прилив сил, эмоциональный подъем… Как будто на исповедь сходила, и все мои грехи отпущены! Да вы и сами, наверное… Ах да! — спохватывается она. — Вы же еще ни разу…
Гляжу на нее и испытываю величайшую неловкость. Такой она мне казалась рассудительной, разумной, даже слегка циничной… И вот нá тебе!
— Хорошо вам… — выдавливаю наконец. — Но я-то православный!
— Никакой разницы! — с чувством возражает она. — Я побывала в чистилище — вы побывали в аду… То есть не побывали еще — могли побывать! В любом случае грехи будут мгновенно искуплены… выжжены…
— Да, но цвет-то пламени — золотистый!
— Н-ну… может, он и в аду золотистый…
— Минутку! — прерываю я ее. — В аду страдания — вечные!
— Совершенно верно! Но для Всевышнего, вы ж понимаете, времени не существует. Ему ничего не стоит уместить вечность в той доле секунды, за которую мы телепортируем… Вы разом отбыли свой срок!
— Пых — и безгрешен? — не удерживаюсь я от иронии.
Собеседница внимательно на меня смотрит.
— А вы в самом деле православный? — с подозрением спрашивает она.
* * *
С обеда я тоже стараюсь не опаздывать. Сворачиваю в наш переулочек и вижу у раздвинутых дверей родной конторы небольшое скопление народа в количестве трех человек. Долговязый Станислав Казимирович и двое незнакомцев в синих робах. И что-то становится мне слегка тревожно. Кажется, обсуждают наш морально устаревший фасад.
Подхожу.
— Целиком ничего менять не будем, — раздраженно втолковывает Стас. — Просто вместо дверей
