Тьма в объятиях света - Елена Инспирати
Мой дорогой друг словно прочитал все это в моих глазах.
– Скажи, что из-за мужа, – предложил он все так же шепотом.
– Из-за Волкера. Они оба уехали и начали все с чистого листа. Сама понимаешь: всю жизнь они были друзьями, а тут им пришлось стать чем-то большим.
– Стоп, – Джой замолкла на несколько секунд, – почему я об этом ничего не знаю?! Я пропустила их свадьбу?!
– Не ты одна. Амелия просто исчезла.
– Ладно. – Джой сразу успокоилась. Она совершенно не походила на себя, словно включился какой-то блок. – Это ее дело.
Проблески прошлого урагана эмоций, неконтролируемого света даже в минуты вспыльчивости растворились, превратившись в туман. Сейчас Джой стала пресной, простой, пустой. В ней не было больше огня, не было любви, которую она могла подарить всему свету.
Они уничтожили все это в ней, слепив нечто «существующее для галочки».
– Кстати, а вы не думали переехать? – как бы между прочим спросила Джой.
– Нет, а зачем?
– Вы живете прямо на границе с темным миром. Вам не противно? Я бы не смогла жить с мыслью, что мой ребенок будет расти в такой опасной близости к этим тварям. Неужели вы об этом не задумывались?
– Мы… – Ком встал в горле.
– Меня в последнее время посещают мысли, что было бы неплохо их всех уничтожить. Ты только представь: больше никаких угроз и второсортных людишек. Только светлые, только идеалы. Начала бы я с Правителя и всех, кто приближен к власти. Мелких сошек перебить будет легче. – Джой вздохнула, как будто ей было плохо от того, что это лишь ее мечты. – Мне даже их детей не жалко. Темные вообще не имеют права размножаться. Убить всех, и дело с концом. А вдруг они еще и на нас нападут? А если начнут насиловать девушек? А если одна забеременеет? Светлая, беременная от темного. Абсурд! Это что-то отвратительное. Я б не смогла с этим жить, такой позор…
Больше я не могла ее слушать. Телефон сам выпал из рук, когда пальцы непроизвольно разжались. Всхлип, вырвавшийся из самой груди, пришлось заглушить ладонью.
Дэйв сказал Джой, что мне стало плохо. Подруга пожелала мне здоровья и не задала ни одного вопроса. А раньше…
Она бы не оставила меня без своей заботы и обязательно устроила бы допрос.
Она никогда не была настолько переполнена ненавистью, как сейчас.
До глубокой ночи я думала лишь о Джой, о том, как жесток светлый мир, раз творил с людьми такое. И плакала. Много и долго, не останавливаясь. Пытаясь заглушить таким образом хотя бы воспоминания о Брайене.
В итоге голова гудела, жгучая ненависть к обоим мирам разрывала легкие и ломала ребра. Оказавшись в самом центре несправедливости и не имея возможности сделать и шага без страха, я начала задыхаться.
Если бы не Ребекка, которая вовремя пришла, я бы действительно задохнулась в своем беззвучном плаче.
– Привет, – наконец сказала я, когда она закрыла за собой окно. – Какими судьбами?
– Я смотрю, что не зря пришла. Что с тобой происходит?
Я вкратце рассказала о Джой, делая акцент на фактах и лишая историю собственных эмоций. Но даже так мне стало немного легче: Ребекка была заинтересована в происходящем и, что еще лучше, искренне сопереживала. Ее участливость помогла мне понять, что я не одна. Что рядом со мной есть не только Дэйв, который чаще всего сдержан в своей поддержке, но и Ребекка. Девушка, общество которой раньше я считала просто невыносимым.
– Как думаешь, она вернется к нам? «Старая» Джой, – спросила я у нее.
– Ты хочешь услышать правду, или тебе нужны подбадривающие слова?
Как же очевидно она намекнула на то, что верить в лучшее в нашей ситуации значит быть идиотами.
Ребекка, заметив, как вновь налился безразличием мой взгляд, вдруг сказала то, что заставило меня застыть:
– Я видела Брайена.
Я резко повернулась в ее сторону и безмолвно попросила продолжить.
Немного неуверенно Ребекка достала из кармана штанов измятый клочок бумаги и протянула его мне.
– Он сказал, чтобы я вернула записку тебе. И чтобы ты больше никогда не смела повторять подобное.
Моя рука слишком предсказуемо затряслась вновь. Эти ощущения стали привычны настолько, что в спокойном состоянии я себя и не помнила. И когда записка оказалась у меня, по коже прошлась неприятная рябь, состоящая из тоски и гнета, под которым мы все оказались.
– Как он? – спросила я тихо, медленно теребя погнутые края бумажки.
– Ведет себя как скотина, выглядит идеально, но, – Ребекка сделала паузу, – чувствую я какой-то подвох. Я же видела все те мучения, через которые он проходил. А сейчас все оборвалось: его больше не пытают, он холоден и груб, и выглядит так, словно еще вчера не валился с ног от бессилия. И если раньше я хотя бы могла по одному взгляду понять, что он что-то удумал, то сейчас даже намека на его планы нет.
– Если честно, я думала, что он только от меня отгородится.
– Так ты уверена, что он все тот же?
Если бы я не сомневалась, то не прожигала бы взглядом чертову записку, не пыталась внушить себе, что он хотя бы бегло прочитал содержимое.
– Просто я, – продолжила Ребекка, – не помню, чтобы он когда-то настолько погружался в роль, если считать, что он притворяется. И он бы не оставил тебя напуганную с тонной вопросов, не сейчас точно.
– А если ему пришлось? – оправдывала его я.
– Он знает тебя, он бы просто не смог не оставить хоть какой-то знак…
Ребекка резко замолкла и слегка наклонилась ко мне. В этот же момент я развернула записку. Конечно, я совершенно не видела текст, но почему-то продолжала смотреть на лист. Смотрела и смотрела, пока под веками не начало жечь. Я не отрывала глаз, пока Ребекка сдержанно, но торопливо не произнесла:
– Ты должна это увидеть.
В следующее мгновение в моих руках оказался фонарик: Ребекка вручила его мне и сама накрыла лицо ладонями.
– Включи его, – подтолкнула она меня.
Я встрепенулась, зарядившись энергией, которая откуда-то взялась в темной, включила фонарь, и луч света упал прямиком на измятый лист бумаги. Сначала от волнения буквы плясали перед глазами, и текст не складывался в одно предложение. Пришлось напрячься, сфокусировать взгляд. И лишь когда мне удалось обуздать собственные эмоции, я обнаружила крошечную надпись, выведенную далеко не моим почерком.
– Невероятный, – прошептала я, после чего пришлось прикусить губу со всей силы, чтобы сдержать радостный писк.
Под моим коротким посланием,
