Всадник на белом коне (СИ) - Василий Горъ
— Не шуми. Не люблю, когда ты ругаешься.
— Прости, больше не буду! — пообещала она. Затем вжалась в меня всем телом и добавила: — А если ты меня как следует обнимешь, то замурлыкаю от счастья. И буду мурлыкать, пока не заснем…
…Не знаю, как долго мурлыкала Танька, но я отключился именно под этот звук и почти мгновенно. Проснулся так же быстро, но по будильнику, в темпе растолкал бессознательное тело подруги, прислушался к тишине в гостиной и рванул поднимать Эрику, заслуженно считающуюся самой махровой совой в нашей компании.
Она, конечно, среагировала на щипки и щекотку, но нахально заявила, что встанет только после «о-о-очень горячего» поцелуя. Спорить с ней было бессмысленно, так что я поддался на шантаж и получил возможность полюбоваться на страшно довольную девчонку, выбравшуюся из-под одеяла и отправившуюся приходить в сознание под холодным душем.
Во втором номере пришлось столкнуться почти с той же проблемой. Только будить не одну Вильман, а всю толпу. Хорошо, Настена с Джинг, как обычно, подорвались с кровати сразу после ускоряющих шлепков и помогли с остальными. Уступив мне почетную обязанность заказать очень ранний завтрак и, «заодно», спустить в машину чемоданы, собранные еще накануне. Пока мотался вниз-вверх, дежурная по этажу прикатила к номеру тележку с едой, и я, поблагодарив девушку за оперативность, вломился к голодной толпе, успевшей собраться за одним столом и уже вовсю подначивающей Рыжову.
Ну да, чисто теоретически для этого были все основания, ведь она единственной во всей компании вышла к завтраку топлесс. Но в присутствии персонального цербера, считающего, что перевозить Леру куда бы то ни было еще рановато, и старающейся минимизировать время контакта заживающих ожогов с одеждой, альтернативы такому виду не было и не предвиделось. В общем, пришлось вступаться, принимать все следующие удары на себя и параллельно отдавать должное кулинарным талантам поваров «Феникса». А после завершения трапезы еще раз пробегать по номерам, проверяя, не осталось ли в них чего-нибудь нашего.
В гараж спустились на четверть часа раньше, чем договаривались с тренерами. Чтобы без спешки разложить правое переднее сидение «моего» джипа и устроить на нем Рыжову в соответствии с ценными указаниями «главврача». Справившись с этим нелегким делом, усадили Эрику с Диной в машину к Тане, так как в нашей стало на одно место меньше. Затем организовали конференцсвязь, дождались Алферова и Батырова, еще раз обговорили новые правила движения и предельно плавно тронулись с места.
В этот раз девяносто километров между отелем и аэропортом преодолели за два часа с минутами. Зато уберегли «раненую» от неприятных ощущений. Да, с момента высадки из машин и до посадки в самолет ей пришлось немного потерпеть, но тут мы были бессильны. Зато договориться со стюардессой получилось без каких-либо проблем, поэтому и взлет, и посадку Рыжова пролежала горизонтально. Потом пережила прогулку по переходному «рукаву», мотания по коридорам терминала, общение с таможенником, прощание с тренерами и переход до лимузина, заказанного Татьяной сразу после получения еще одного электронного авиабилета. А в салоне здоровенной девятиметровой дуры, собранной на базе штатовского «Хаммера», легла, облегченно выдохнула и своим замученным видом спровоцировала Линь выставить мне ультиматум:
— Лера едет к нам. Чтобы не пугать маму своим состоянием и не мотаться через весь город на процедуры по два раза в день!
Я «возмущенно» выгнул бровь, выдержал небольшую паузу и возразил:
— Не к вам, а ко мне: вы с Настей постоянно тусуетесь у меня в квартире, а бросать гостью там, где никто не появляется неделями, как-то некрасиво.
— Денис, я и так доставила вам столько беспокойства, что готова провалиться сквозь землю! — залившись густым румянцем, виновато сказала Рыжова. И подарила еще одну возможность пошутить:
— Придется проваливаться вместе: сегодня я, наконец, нашел подарок, который может загладить хотя бы малую часть вины за ситуацию, в которую ты попала из-за меня. И даже приобрел. А вручить тупо забыл!
Коробочку в подарочной упаковке и с игривым бантиком положил Лере прямо на живот. После чего снова откинулся на спинку кресла.
Девушка сначала онемела, затем нахмурилась и попробовала что-то возразить. Но не тут-то было — толпа моих единомышленниц быстренько объяснила всю глубину ее заблуждения, затем заставила сорвать тоненький слой бумаги с рисунками на новогоднюю тему и зааплодировала, услышав потрясенный лепет:
— Часы «Тиссо»? Мне⁈ Денис, ты одурел?!!!
Эти же три вопроса горели в ее глазах всю дорогу до нашего дома, хотя часы уже заняли законное место на левом запястье, а красивая коробочка перекочевала в сумочку. Они же, вероятнее всего, беспокоили и во время процедур, на которые Рыжову загнала Джинг после того, как подняла в квартиру. Но я этого не видел и не чувствовал. Ведь сначала помогал Голиковой, Вильман и Бахметевой перегружать шмотье в тачки. Затем прощался, отвечал на вопросы невовремя позвонившего Борисыча и здоровался с дежурным охранником. А после того, как добрался до квартиры, лазил по Интернету и организовывал обед. В результате откликнулся на зов Леры, как только Кравцова с Линь умчались в соседнюю квартиру разбирать чемоданы. И невольно подобрался, увидев мрачную решимость в глазах обычно спокойной и приветливой личности:
— Денис, я уже большая девочка, давно не верю в альтруизм, а в людях разочаровалась еще в школе, поэтому не понимаю внутренней логики ваших поступков и пребываю в постоянном напряжении. Посуди сам: вы забили на отдых десять дней назад и все это время занимались мною и моими проблемами — по очереди дежурили рядом с кроватью первые несколько ночей, носили на руках, перестилали постель, кормили чуть ли не с ложечки, мотались в Мюнхен за травами и мазями, не позволяли сорваться в депрессию и так далее. Более того, Джинг не отходит от меня до сих пор, а ты даришь дорогущие подарки, привозишь домой и даже тут уступаешь свою кровать! В обычной жизни так не бывает, значит, есть какая-то причина, которую я не вижу.
Я засунул руки в карманы, прошелся по спальне, а потом развернулся к Лере лицом и криво усмехнулся:
— С верой в альтруизм и хорошим отношением к людям я, как и ты, распрощался достаточно рано. И за пять лет жизни в детдоме нашел одного-единственного человека, который не сразу, но заслужил мое доверие. Однако в начале осени этого года жизнь словно врубила режим компенсации — рядом со мной последовательно появились Настя, Джинг и Таня со своей шайкой-лейкой. Откровенно говоря, я до сих пор не привык осознавать, что на них можно положиться, но это не мешает моему внутреннему зеркалу отражать их тепло, заботу и нежность, добавлять свою благодарность и радоваться каждому счастливому дню. По этой же причине никто из нас не чувствовал особого дискомфорта из-за необходимости забить на катание — мы получали море удовольствия от игры в карты, шуточных пикировок, совместного просмотра фильмов и так далее. Ведь тут, в Москве, меня грузят с утра до вечера пять дней в неделю, и возможности отдохнуть, не думая о завтрашнем дне, появляются ой как нечасто. С выводами по поводу кровати ты тоже поторопилась — она будет твоей только днем, чтобы не дергать тебя лишний раз в случае прихода гостей. А ночевать придется в гостиной на диване. Ну, и последнее: решив помочь Таньке Голиковой, ты невольно влезла в интриги, закручивающиеся вокруг моего будущего боя с нынешним претендентом на пояс чемпиона промоушена, сильно пострадала, но показала себя настолько достойной личностью, что заставила себя уважать. А во время невольного заточения в номере приятно удивила добрым десятком черт характера, которые в наше время считаются анахронизмом. Таким образом, у истоков моей заботы лежит сразу два чувства — то самое уважение и чувство вины. Кстати, обрати внимание на последовательность, в которой я их перечислил: для меня, детдомовца, научившегося договариваться с совестью, задвинуть куда подальше чувство вины не такая уж и большая проблема. А с уважением куда сложнее: тем, кого я действительно уважаю, внутреннее зеркало всегда воздает сторицей!
Не знаю, что Рыжова углядела в моих глазах за время этого монолога, но задавать дополнительные вопросы или доказывать, что она чего-то там не заслуживает, не стала — сглотнула подступивший к горлу комок, вытаращила глаза так, как будто пыталась удержать наворачивающиеся слезы, и захотела скрыть ураган чувств, бушующих в душе, за немудреной шуткой:
— Не боишься, что привыкну?
— Боюсь разочаровать. И не только тебя… — без тени улыбки сказал я. — Чтобы не потерять остатки самоуважения. Поэтому приходится воевать с отстраненностью, недоверчивостью и цинизмом, давно ставшими частью моего «я».
Забавно, но эти четыре предложения словно сняли с плеч Валерии весь
