Одиночество жреца. Том II - Александр Якубович
Граф де Шонц-Вилен только кивнул на это. Понимающе кивнул. Прощаться многие не любили, особенно так тяжело, как это было бы у меня и Орвиста. Так что лучше я просто кивну ему, когда буду выходить из святилища. Вот и все наше прощание. Думаю, старый друг поймет, а Эдит простит мне мою грубость. Что взять с эксцентричного барона? Точнее, тогда я уже буду просто эксцентричным простолюдином.
Муж Вилы собирался сказать что-то еще, но в этот момент в дверной проем просунулась голова одного из гвардейцев, и боец знаками дал понять, что мне пора.
— Ну! Вот и все! Прощайте, Арман! Хорошо поработали! — я, криво улыбаясь, похлопал графа по плечу и, не дожидаясь ответной дежурной любезности, накинув на плечи плащ, ведь в эту комнату я более не вернусь, двинулся на свой персональный эшафот. В зал главного святилища Семерым в Пите.
Внутри все обставили солидно. Статуи и алтари богов занимали тут не весь радиус, а только сектор в градусов тридцать — в дальнем от входа конце храма, так что на пустующих местах стояли трибуны для зрителей и гостей моей казни. Мне показалось, что их не разбирали еще с момента клятв Кая и Сании. Впрочем, трибуны были для пожилых гостей и женщин, остальные — основная масса вельмож — стояла на ногах. Людей собралось не мало. Помещение могло вместить до трехсот-четырехсот свободно стоящих человек, но так как пятачок в центре должен был быть чист, то в общей сложности в храме собралось около сотни человек, которые станут свидетелями «божественного правосудия». Круг, который отводился мне прямо напротив алтарей, находящихся на возвышении, был сформирован гвардейцами. До ближайшего бойца — метров пятнадцать. Освещалось все помещение естественным светом, проникающим внутрь сквозь узкие бойницы, которым помогали еще и масляные светильники.
«А были бы бензиновые, было бы светлее! Но это уже зависит от Орвиста», — подумалось мне.
Я занял отведенное мне место и прислушался к эмоциональному фону.
Они меня боялись и ненавидели. Кто-то больше боялся, кто-то больше ненавидел. Часть присутствующих вельмож — считали выскочкой и причиной множества проблем в королевстве, особенно, с торговыми гильдиями. Будто бы это я, а не Бренн, устраивал криминальные схемы в Клерии и подбивал людей злословить о молодой королеве, право-слово.
Некоторые мне сочувствовали — в основном, женщины. Многие из них помнили меня сильным и высоким мужчиной с диковинным посохом и золотой косой, а сейчас перед ними стоял осунувшийся однорукий простолюдин, чьи одежды больше бы подошли нижнему городу, чем суду богов, который будет вести сам король.
Эмоций де Гранжей я не чувствовал, хотя уверен, все трое были где-то тут.
Когда первая волна интереса к моей персоне спала и окружающие начали просто лениво разглядывать мою спину и обожженную голову — очень хотелось накинуть капюшон или поднять ментальные барьеры, но я теперь всегда был начеку — к алтарям, из другого помещения, вышел король и королева.
Кай Фотен был одет весьма просто — темный камзол, такие же штаны, простые туфли. Аккуратно собранные в хвост волосы. Под стать ему нарядилась и Сания. Простое цвета темной волны платье. Косички собраны на затылке в хвост, а из украшений — только серьги. Все же, у нас тут суд, а не празднование.
Наконец-то все действующие лица заняли свои места. Последним появился граф де Шонц-Вилен, который опять будет выполнять роль прокурора и обвинителя. Только на этот раз все будет по-настоящему.
Я поймал взгляд Сании. В нем читалось только одно: «мне очень жаль». Видимо, молодая королева пока не знала, что я для себя отверг приглашение ее брата, иначе я бы не ощущал огонек надежды, исходящий от девушки. А вот Кай Фотен был полностью в курсе моих планов уплыть на запад, и от короля исходила только мрачная решимость.
«Давай уже, не тяни. Тут дел на пять минут», — подумал я, глядя королю прямо в глаза.
Кай будто бы почувствовал мое настроение, медленно поднял руку и, ничего не говоря, дал Арману знак начинать.
Муж Вилы чуть прокашлялся, после чего начал зачитывать обвинение.
— Барон Антон Тинт! Согласно решению канцелярии и лично Его Величества, короля Клерии Кая Фотена Первого, да хранит его Матерь, вы обвиняетесь в преступлениях перед престолом и государством! Вам, барон Антон Тинт, вменяется следующее: самоуправство, неправомерные аресты, клевета, оскорбления представителей купеческого и аристократического сословий, неподчинение воле короля. Из-за ваших действий престолу и всей Клерии был нанесен ущерб, подорвано доверие между нашим народом и другими государствами! Ваше самоуправство нанесло непоправимый ущерб не только престолу, но и всему народу Клерии! Признаете ли вы совершение…
Дальше Арман стал по пунктам разбирать все мои действия, начиная с памятного погрома купеческих гильдий перед самым моим отплытием в Ламхитан. Я почти не слушал графа, просто смотрел перед собой и, скорее угадывая, чем реально слыша, о чем идет речь, каялся во всем подряд. Все равно приговор уже составлен и подписан, так что пусть вешают что угодно, мне плевать.
— Да, признаю, — в очередной раз громко и четко ответил я на обвинения, которые предъявлял мне граф де Шонц-Вилен от лица короля и государства.
Напряжение в рядах зрителей нарастало. Я чувствовал волны гнева смешанного со страхом. Да кто я такой вообще? Каким влияние на короля, какой властью в канцелярии я обладал, если мог сотворить столько преступлений, а меня покрывали?! Но нет! Герцоги заставили Кая Фотена присмотреться и вывести меня на чистую воду! Так ему! Ату его! Ату!
Наконец-то пришло время приговора.
— Барон Антон Тинт! — сказал громогласно король.
От голоса Кая, который разнесся по всему храму — монарх сидел в точке лучшей акустики купола — все присутствующие вздрогнули. Даже меня немного проняло.
— Так как ты был отмечен богом Войны и Солнца, сиятельным Палом, я посчитал, что не имею права решать твою судьбу. Твою судьбу решат боги. Повторяй за мной, барон, и молись о милости Семерых.
Я согласно кивнул и король начал.
— Я… Назови свое имя и титул.
— Я, барон Антон Тинт…
— Взываю о правосудии Семерых…
— Взываю о правосудии Семерых…
— Потому что был отмечен одним из вас как посланник богов…
— Потому что был отмечен одним из вас как посланник богов…
— А законы людские не могут быть выше воли вашей…
— А законы людские не могут быть выше воли вашей…
— Потому, призываю вашу мудрость. Рассудите меня и
