Боги, пиво и дурак. Том 4 - Ник Гернар
Так. Вот квадрат. Внутри — кривой треугольник, похожий на рот. Мелкая волна — в данном символе она означает жажду крови. Оно живое... Злое... Массивное...
В конце концов, если некоторые авторы своих главных героев убивают камнем по голове, почему мне нельзя попытаться прибить таким хитрым способом наших врагов? Чем не метод?
Готово!
Совершенно опустошенный, я толкнул получившийся конструкт в сторону наших врагов.
И через мгновение услышал истошный вопль Бобра:
— Всем в сторону!
— Мать твою!.. Оно летит! — выкрикнул Рыжий.
У меня похолодело внутри.
Что летит?..
Я же не заказывал ничего летающего!..
Подняв голову, я увидел здоровенный геометрически правильный силуэт, угрожающе пикировавший прямо на место сражения!
Все наши бросились врассыпную.
Грохот!
И сразу стало тихо.
Потому что оба врага оказались погребенными под огромной бетонной плитой, украшенной ядовито-зеленым граффити в два слова: «Жажду крови».
Тяжело дыша и широко распахнув изумленные глаза, все уставились на упавшую с потемневшего неба плиту.
И это...
Победа?
Да?
Я накрыл их плитой, и мы победили? Да это йо-хххо как круто!
Обнаружив в себе новые силы от гордой радости, я поднялся на ноги и поплелся к остальным.
— Ну, чего обомлели? Никогда не видели, как надгробия с неба падают? — с довольной улыбкой заявил я, приблизившись к месту событий.
— Отойди, — строго сказал мне Азра, отодвинув меня от плиты.
— Почему? — не понял я.
И тут услышал размеренное чавканье.
— Оно живое, — с ужасом в голосе проговорила Майя, тыкая пальцем на мое детище. — Присмотрись! Эта твоя плита надгробная дышит!
— Даня, если ты с Офионом когда-нибудь скорефанитесь и соедините свои извращенные фантазии — миру наступит полный звездец, — пробормотал Дин.
Глава 21. Что русскому хорошо, олимпийцу — смерть
Какое-то время мы молча стояли и смотрели на дышащую плиту. Приглушенное чавканье, доносившееся из-под нее, время от времени сменялось задорным хрустом, словно кто-то голодный руками разрывал вкусненькую курочку-гриль.
У меня аж слюноотделение усилилось, как у собаки Павлова. Я буквально почувствовал аппетитный аромат золотистой хрустящей корочки...
И на мой безумный аппетит не мог повлиять ни легкий рыбный душок от оставшихся ошметков слизня, ни туша вола, ни понимание того, что сейчас под плитой кое-кто, возможно, еще частично жив.
Вот это ты извращенец, Даня.
— Она... их жрет? — спросил у меня Азра, поглаживая ладонью все еще розовую свежевылеченную щеку.
Вместо ответа я только плечами пожал.
Потому что хрен ее знает, эту плиту. Может, жрет, а может как-то по-другому кости перемалывает.
— Ты ж призвал ее! Должен знать, — присоединился к разговору Бобер.
— Ты как будто нашего Даню не знаешь, — фыркнул Азра, покосившись на меня. — Не удивлюсь, если он вообще очередную собачку создал хотел!
— Звучит, вообще-то, немного обидно, — пробухтел я, чувствуя, как земля начинает уходить из-под ног.
Все-таки чудный символ российского панельного строительства отвампирил меня по-жесткому. Даже коленки слегонца подкашивались.
Пожрать бы... Хоть что-нибудь!
— А я вот не понял, мы типа победили, или типа нет? — негромко высказал свои сомнения Берн.
— Пойдем спросим, — ответила ему Майка, и мы все вместе двинулись к костру. Кроме Кассандры, которая сидела прямо на влажной, размоченной водными атаками земле, и, обнимая колени, тихо покачивалась из стороны в сторону. Она будто баюкала саму себя, глядя черными очами прямо перед собой.
Я остановился рядом с ней.
Азра, покосившись на нас, тоже замедлил было шаг, но Майя окликнула его, и наш жнец поспешил догонять остальных.
А мне вдруг пришло в голову, что в этой затяжной схватке нам всем немало досталось, но только Кассандра ни к кому из нас не бежала со всех ног из своего укрытия.
Только к Азраилу.
И то, как она бесстрашно и вместе с тем доверчиво шагнула в круг бесновавшейся смерти, тоже говорило о многом.
Да и Азра, едва осознав опасность для Кас, без малейшего промедления прервал атаку...
Может, это и не значило ничего особенного. Но мне почему-то упорно казалось другое.
Я присел рядом с девушкой.
— Эй, Кас? Ты как, нормально?..
— Не обращай внимания, — проговорила своим низким грудным голосом целительница. — Просто устала. Просто прихожу в себя.
Я придвинулся и обнял ее. Она не возражала.
— Давай, я помогу тебе добраться к телегам? — предложил я. — Мне кажется, тебе нужно прилечь и укутаться в шкуры — вон, вся дрожишь.
— Это ничего. Сейчас отпустит, и я сама дойду, — тихо проговорила девушка, обессиленно прильнув к моему плечу.
— Мне не трудно.
— Еще как трудно — вон, сам еле на ногах стоишь, — с тонкой усмешкой сказала она.
Я широко улыбнулся.
— Ну и что? Я мужик или где? Ты своих сил не считала, когда нас штопала. К тому же, — я понизил голос, будто сообщал что-то жутко секретное, — так я хоть под благовидным предлогом смогу добраться до наших запасов жрачки. А то вроде и уйти сейчас неудобно, а схомячить что-нибудь хочется аж до трясучки. М? Прикроешь мои постыдные тылы?
Она тихо, устало рассмеялась.
— Хороший ты, — сказала Кас с ласковой улыбкой.
— Напомни об этом Янусу, когда он в следующий раз захочет запихнуть меня куда подальше — буду безмерно благодарен!
Поднявшись, я помог встать Кассандре, и мы направились в сторону ее прежнего укрытия.
Время от времени я поглядывал через плечо в сторону костра. Лицо Януса оставалось сосредоточенным и строгим, так что по нему я никак не мог определить, как же обстоят наши дела. По виду Офиона вообще трудно было догадаться, о чем там идет разговор: змеи, к сожалению, безэмоциональные дубины и не умеют ни хвостом повилять, ни зубы оскалить. Хрен поймешь, что у него за настроение.
Зато настроение недобитого демона было очевидным — он снова очнулся и принялся сипло орать на всю рощу. Вот ведь горе.
Вскоре, отделившись от всех, к стаду быстрым шагом направились Шрам и Берн в своем порнушном плаще на голое тело.
Зверюга, судя по всему, потребовал очередную порцию попкорна — то есть, еще овечьих сердец.
Тем временем я довел Кас, укрыл ей плечи шкурой и, взобравшись на телегу, принялся развязывать мешок со съестными припасами. Ну а что? На самом деле пришел я
