Император-гоблин - Кэтрин Эддисон
Краем глаза Майя заметил, что Бешелар и Кала напряглись. Подданные, как правило, не перебивали императора, тем более таким раздраженным тоном. Майю это ничуть не задело, но он тоже насторожился.
Он постарался говорить бесстрастно:
– Мы не обвиняем вас во лжи.
– А следовало бы, ваша светлость. Потому что мы действительно солгали Ксору Джасанай.
Келехар прижал уши к голове, его хриплый сорванный голос звучал глухо.
Майя примерно представлял, как императору следовало бы вести себя в таких случаях, но он не хотел поступать с беднягой жестоко. Поэтому он очень тихо спросил:
– Зачем?
– Мы надеялись, что, если скажем Ксору Джасанай, будто служим у вас капелланом, она не станет открывать вам правду. Она пользуется правдой, чтобы надавить на нас, когда ей это нужно.
– Какой правдой?
– Правдой… – Его голос сорвался. – Правдой о том, почему мы отказались от сана священнослужителя.
Майя быстро обдумал ситуацию и обратился к телохранителю:
– Бешелар, пожалуйста, спросите у мера Айсавы, как сильно мы можем опоздать на заседание, чтобы не оскорбить членов Кораджаса.
Он встретился взглядом с Бешеларом и увидел, что воин понял намек.
– Да, ваша светлость, – ответил Бешелар, поклонился и вышел.
Келехар стоял, крепко прижав костяшки пальцев к губам.
Майя сказал:
– Мы понимаем, что вам не хочется рассказывать нам о случившемся, но…
Он сделал глубокий вдох и заговорил, отказавшись от придворных оборотов:
– Может быть, ты просто поделишься со мной?
В наступившей тишине Майя насчитал пять ударов сердца. Наконец, Келехар поднял голову и сказал:
– Ваша светлость, мы не заслуживаем такой чести.
– Я говорю не о чести, – устало вздохнул Майя. – Я говорю о сочувствии. Ты с великим состраданием относишься и к живым, и к мертвым, и я хочу проявить сочувствие к тебе в меру своих возможностей. Хотя, подозреваю, этого будет недостаточно. Если ты доверишься мне, я сохраню все в тайне и не использую это против тебя.
Келехар взглянул на Калу, и маг сказал:
– Я никому не расскажу. Клянусь.
– Моя история не так значительна, как ваш дар милосердия, – начал Келехар, переводя взгляд с Калы на Майю. – Она весьма проста: я уличил мужчину, которого любил, в убийстве женщины, которую ненавидел.
Повисла пауза. Майя не знал, что говорить, и Кала, судя по выражению его лица, тоже. Келехар нарушил молчание:
– Его звали Эвру Далар. Женщина, Осейан Даларан, была его женой. Она была… Когда я говорю, что ненавидел ее, я говорю серьезно, это так и было… И я ненавидел ее не потому, что дорожил им. Я видел, как она обращалась с Эвру…
Голос Келехара снова дрогнул, и он замолчал. На этот раз Майя даже не стал подыскивать слов, потому что понял: Келехару было необходимо выговориться.
– Мы были близки, Эвру и я, – сказал он. – Архиепископ даровал мне прощение, и я остался прелатом. Но я не… Как я могу продолжать называть себя священником, если не смог помочь ему?
Кала заговорил:
– Улис не…
– Я знаю это. – Келехар помолчал, взял себя в руки. – И все же я не смог ничего сделать для него. Главный священнослужитель города знал, что мы близки, и считал это мерзостью, поэтому отказался помогать ему. Эвру, обезумев от страха, ненависти и отчаяния, убил свою жену и сбросил ее тело в пересохший колодец. Он думал, что тело не найдут, и вопросы отпадут сами собою. Но семья Осейан Даларан имела большое влияние в том городе. Они использовали охотничьих кошек и мангустов. Животные нашли ее по запаху. Родственники принесли тело в храм Улимейре. Ко мне.
Я был Свидетелем Мертвых. Я сразу получил ответ. Она видела лицо убийцы, хорошо его знала. Я не смог солгать. Они спросили, я ответил, и Эвру обезглавили. Он даже не проклял меня перед смертью. Он знал, что я не способен поставить его жизнь выше своего призвания, своего долга.
Келехар закрыл лицо руками и отвернулся. Потом заговорил, не отнимая рук и не называя императора официальным титулом:
– Вы можете себе представить, какой грязной выглядит эта история, когда ее рассказывает…
Ксору. Он не назвал имя, но они поняли.
– Та, для кого это всего лишь очередной пикантный скандал, – мягко произнес Кала.
– Да, – согласился Майя. – Мы понимаем, почему вы не хотели, чтобы кто-то другой рассказал нам правду.
Бывший прелат хрипло усмехнулся.
– Ваша светлость, мы вообще не хотели, чтобы вы узнали правду. Мы – марнис. Если бы мы сами не отказались от звания прелата, нас, без сомнения, заставили бы это сделать. Архиепископ придерживается широких взглядов, но многие прелаты смотрят на нас так же, как и наш верховный священник в Авейо. Кто может их в этом винить?
Майя сам толком не знал, как относиться к этой проблеме. Прежде он не встречал таких мужчин, ничего не знал о них, если не считать замечаний Сетериса, в лучшем случае нелестных. Однако он научился откладывать размышления на потом. Он узнал, что Келехар не сделал никому зла, что он выполнил долг, предпочел его своей неестественной любви, и что за это ему пришлось дорого заплатить. И этого было достаточно. Он был Свидетелем Мертвых, и император нуждался в нем.
– Мы не можем принять вас в штат наших служащих, – сказал Майя. – Иначе будут говорить, что вы пристрастны в своем расследовании. Но мы побеседуем с Ксору Джасанай, если хотите.
– Ваша светлость, мы боимся, что эта беседа ни к чему не приведет. Если вы сообщите вдовствующей императрице, что пользуетесь нашими услугами временно, и что вам известно о нашем горестном прошлом, этого будет более чем достаточно. О большем мы не имеем права вас просить. Нам не следовало лгать.
Понимая, как нелегко было взрослому мужчине говорить такое мальчишке на пятнадцать лет моложе него, Майя, тщательно подбирая слова, сказал:
– Поскольку вы не совершили никакого преступления против нас, мы прощаем вам это. Примирение с вдовствующей императрицей мы оставляем на ваше усмотрение.
– Ваша светлость, – Келехар снова распростерся на полу, – мы бесконечно благодарны вам и отныне являемся вашим самым преданным слугой.
Он вышел, высоко подняв голову, и Майя почувствовал себя немного лучше.
Глава 20
Предложение часовщиков Джа’о
По правде говоря, Майя не жалел о том, что опоздал на заседание Кораджаса. Несмотря на помощь лорда Беренара, который оказался намного более терпеливым и мудрым учителем, чем Сетерис, Майя чувствовал себя так, словно пытался перегородить Истанда’арту при помощи пригоршни гальки. Он знал кое-что из истории Этувераза, но его знания нельзя было назвать систематическими. Их не хватало для того, чтобы воплощать в жизнь советы Беренара, который занимался политикой более пятидесяти лет. Майя уже не был полным невеждой, но все равно понимал не больше половины речей Свидетелей, а задавать вопросы не хотелось – ему казалось, что, признаваясь в невежестве, он обесценит усилия Беренара. Постепенно ему становилось ясно, сколь велика ответственность, возложенная на Свидетелей; он не желал отнимать у них драгоценное время, расспрашивая о том, что было давно известно всем присутствующим.
И он перестал задавать вопросы.
Ему было неловко, он злился на себя, но предчувствие очередного
