Император-гоблин - Кэтрин Эддисон

он и Ксетиро Кередин вращались в совершенно разных кругах, Нуревис не только зазывал дач’осмин Кередин на свои вечера; он старался, чтобы это выглядело совершенно невинно, приглашая также немногих общих знакомых. Майя был ему благодарен, но втайне ему хотелось, чтобы Нуревис не утруждал себя. Посетители салона Чавара разделились на два лагеря: друзья дач’осмин Кередин и друзья осмин Дученин. Майя испытывал неловкость, зная, что его не ждут ни в том, ни в другом лагере. Осмин Дученин не скрывала досады, а дач’осмин Кередин разговаривала с ним холодным официальным тоном. Возможно, она тоже сердилась на него. Когда он находился в другом конце комнаты, она хохотала со своими друзьями, и он боялся, что невеста, подобно осмин Дученин, высмеивает его. Майя пытался держаться на нейтральной территории, общался с Нуревисом и его друзьями, которые не могли бы связать двух слов, если бы речь зашла о политике. Они вели себя любезно, но чаще всего просто не замечали его; он слушал их непонятные разговоры об охоте, лошадях и моде и чувствовал себя почти в безопасности. Нуревис, выполняя обязанности хозяина, иногда беседовал с ним, но особую признательность Майя испытывал к мин Вечин. Никто не смог бы обвинить ее в стремлении всецело завладеть вниманием императора. Время от времени она останавливалась около него, избавляла его от навязчивых придворных, которые едва ли не силой пытались вытянуть из него разного рода обещания. Она разговаривала обо всем и ни о чем и не ждала развернутых ответов. Майе было легко в ее обществе, она была прекрасна; и еще ему казалось, что она флиртует с ним, но он понятия не имел, как реагировать. Рядом с ней он чувствовал себя почти нормальным, ему почти казалось, что его место здесь, что он – настоящий император.

Но однажды вечером, после того, как мин Вечин непринужденно отошла от него к другим гостям в третий или четвертый раз, к нему приблизилась дач’осмин Кередин. Она сделала реверанс, подметая пол лиловыми юбками с отделкой цвета бронзы, но когда она взглянула ему в лицо, он увидел, что она хмурится, и не слишком удивился, когда она бросилась в атаку.

Но ее откровенность поразила его.

– Ваша светлость, мин Вечин использует вас.

– Разумеется, – согласился Майя.

Девушка недоуменно приподняла брови, и Майя не смог сдержаться.

– Должно быть, вы считаете нас безнадежным тупицей, если думаете, что мы не смогли догадаться об этом без посторонней помощи. Спасибо, – ядовито произнес он.

У нее сделалось такое лицо, будто ее укусила диванная подушка.

– Ваша светлость, мы не хотели сказать… – Она замолчала, и на ее бледном лице выступил румянец. – Мы просим прощения. Вы правы, нам не следовало этого говорить.

Он подумал, что она сейчас поспешит уйти – он сам поступил бы так на ее месте, – но она не тронулась с места, хотя и опустила голову на несколько секунд. Майя молчал. Его гнев угас так же быстро, как и вспыхнул.

Когда дач’осмин Кередин подняла голову, он увидел в ее ярко-синих глазах блеск, которого не было прежде. Она заговорила быстро, отрывисто, новым, оживленным тоном:

– Поскольку мы уже уронили себя в ваших глазах, хуже не будет, если мы спросим: если вы знаете, что она использует вас, ваша светлость, почему вы продолжаете общаться с нею?

Эти слова не прозвучали как упрек; казалось, ей было действительно интересно.

Но у Майи не было ответа – по крайней мере, ответа, уместного в разговоре с невестой. Он беспомощно произнес:

– Она очень красивая.

– И достаточно умная, чтобы не пугать вас, – добавила дач’осмин Кередин.

Майя отступил на шаг. Ему хотелось возразить, но он был не в силах отрицать правду.

– Мы видим, что нам следовало бы поучиться у нее, – мрачно заметила дач’осмин Кередин.

Майя невольно ссутулился и прижал уши к голове. Сетерис говорил таким тоном, когда собирался дать ему пощечину или оскорбить. Но дач’осмин Кередин снова сделала реверанс – не изящный, как другие придворные дамы, но заученный, словно движение солдата, отдающего честь, и сказала:

– Ваша светлость, мы не хотели бы, чтобы вы боялись нас.

И, возможно, для того чтобы доказать свою искренность, она повернулась и отошла к своим друзьям.

Вскоре после этого Майя удалился к себе.

Глава 19

Горе Тары Келехара

Утро началось с проблем. Во время завтрака принесли письмо от Ксору Джасанай.

Майя давно понял, что Ксору обожала писать письма – возможно, потому что таким способом она могла отнимать у императора намного больше времени, чем при помощи аудиенций, а может быть, по какой-то иной причине, известной только ей самой. Майя не без труда сдержал тяжкий вздох, распечатал письмо и быстро просмотрел его – он уже научился это делать. Потом нахмурился и перечитал послание более внимательно.

– Ваша светлость? – насторожился Ксевет, чувствуя приближение неприятностей.

– Вдовствующая императрица, – объяснил Майя, – желает знать, по какому праву мы пользуемся услугами ее родственника в качестве капеллана, почему мы не включили его в список нашего персонала и не оплачиваем его труд, и самое главное – почему мы не сочли нужным проявить простую вежливость… Это слово подчеркнуто, как мы подозреваем, рукой императрицы. Проявить простую вежливость и предварительно уведомить ее о наших намерениях. – Он отвернулся, сознавая, что не может придать лицу нейтральное выражение. Ксевет не заслуживал, чтобы на него так смотрели. – Прежде чем отвечать на письмо вдовствующей императрицы, мы должны поговорить с мером Келехаром. Сегодня найдется время для аудиенции?

Ксевет порылся в бумагах.

– Да, ваша светлость, но вам придется сократить обеденное время.

– Хорошо, – ответил Майя и мрачно взглянул на Бешелара и Калу, проверяя, осмелятся ли они возразить. Телохранители промолчали, хотя оба нахмурились.

После обеда Майе полагалось присутствовать на заседании Кораджаса. А по утрам он давал аудиенции, рассматривал прошения, пытался действовать как император, хотя все это по-прежнему казалось ему спектаклем.

К счастью, настал момент, когда он смог покинуть Мичен’тэйлейан, но в Алкетмерете он чувствовал себя не намного уютнее. Кроме того, долг настиг его и здесь в лице пажа, который появился на пороге столовой и объявил, что Тара Келехар ожидает, когда его светлость будет иметь удовольствие принять его.

Слово «удовольствие» прозвучало настолько абсурдно, что Майя едва не рассмеялся в лицо бедному ребенку.

– Мы примем его в Черепаховой Комнате, – ответил он. Он не жалел о том, что пришлось встать из-за стола – он едва прикоснулся к еде, аппетита не было.

Когда Майя вошел в Черепаховую Комнату, Келехар распростерся перед ним на полу.

– Встаньте, пожалуйста, мер Келехар, – удивленно сказал Майя и только потом с неприятным чувством вспомнил недавний разговор со Свидетелем Мертвых. – Мы позвали вас не затем, чтобы бранить.

– Ваша светлость, – пробормотал Келехар, поднимаясь на ноги. Он не смотрел Майе в лицо, что было для него нехарактерно.

– Мы желали поговорить с вами, потому что получили довольно странное письмо от вашей родственницы, вдовствующей императрицы…

– И вы желаете знать, почему мы