Вадим Панов - Последний адмирал Заграты
– То есть я могу ими пользоваться? – обрадовался алхимик.
– Пользуйтесь на здоровье, – великодушно позволил Бабарский. – Кстати, Мерса, а почему мы с вами до сих пор на «вы»? Можешь называть меня ИХ.
– Их?
– Не их, а ИХ. Это мои инициалы: Иоахим Христофор Бабарский. ИХ, понимаешь?
– Легко.
– А ты сейчас Энди или Олли?
– Олли.
– Я так и подумал, – кивнул Бабарский. – Ты, говорят, смышленее. Но платить вам обоим будем все равно, как одному. Я, кстати, суперкарго, так что за жалованьем будешь таскаться ко мне.
– То есть с тобой надо дружить?
– Со мной надо дружить совсем не потому, что я сижу на корабельной кассе, Олли. Это, знаешь ли, чистая механика: мессер сказал – я выдал. У меня множество других достоинств.
– Каких?
– И один-единственный недостаток – очень хрупкое здоровье. – ИХ закашлялся: – Во всем виноваты бурная молодость, легкомысленное отношение к жизни и целый букет наследственных заболеваний. Я даже летом ношу шерстяное белье.
– Сочувствую.
Бабарский прищурился. Нехорошо так прищурился – ему показалось, что Мерса насмехается. Алхимик же, сообразив, что фраза прозвучала не так, как нужно, поспешил сменить тему:
– Ты играешь на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Слишком резко, судя по вытаращенным глазам Бабарского.
– Я?!
– Рисуешь?
– А-а… – догадался ИХ. – Валентин грузил тебя геометрическим развитием личности?
– Я решил, что все офицеры «Амуша» в обязательном порядке имеют какое-то увлечение, которое…
– Я иногда стреляю, – перебил алхимика Бабарский.
«Ах да, ведь мессер – бамбадао».
– Это успокаивает нервы. У меня предрасположенность к депрессии.
ИХ глотнул чаю.
– Депрессия – это плохо, а мы говорили о твоих достоинствах, – припомнил Оливер.
– Главное мое достоинство в том, что ко мне идут за золотом, – с законной гордостью поведал суперкарго. – Появится, к примеру, у кого-нибудь нужда в деньгах, а тут я – Бабарский, всегда рядом.
– То есть ты – местный ростовщик?
– Не часто, – качнул головой ИХ. – Давать деньги в рост скучно, берут их идиоты, а я не люблю идиотов, и мессер не любит.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Это потому, что ты еще не освоился. И я тебе в этом помогаю. – Бабарский поерзал в кресле. – Понимаешь, Олли, мессер путешествует, ему весело и приятно. Базза управляет самым быстроходным цеппелем в истории и шляется по всему Герметикону, ему тоже весело и приятно. И всем остальным – тоже. Но цеппель – это серьезно. Нужно менять Философские Кристаллы, доливать королевский уксус, ремонтировать машины, закупать масло и гелий, платить вам, оболтусам, жалованье и премиальные… Денег требуется уйма, а кто на «Амуше» отвечает за деньги? За деньги отвечает Бабарский. А почему он отвечает за деньги? Потому что Бабарский не понимает, как можно путешествовать без прибыли. Ты следишь за ходом моей мысли?
– Ты не просто суперкарго, – усмехнулся Олли.
И удостоился дружелюбного взгляда.
– Когда-то я вел дела мессера на Линге. Не управлял имением, конечно – храни меня Добрый Маркус от этого навоза, – я вел финансовые дела. Меня даже хотели… гм… Впрочем, об этом тебе знать рано… Так вот, я веду дела «Амуша». Хочешь заработать сто цехинов?
– Сто?!
– А что, за шпионаж тебе предложили меньше?
Мерса вздрогнул, но сумел быстро взять себя в руки. И даже выдал смешок:
– Ты и об этом знаешь?
– Не знаю, – махнул рукой ИХ. – Но всех, кто начинает работать на мессера, пытаются купить. Надеюсь, ты не отказался?
– К счастью, они встретили меня, а не Энди.
– Ну и молодец. Вернемся к делам, а то я совсем замерз на ветру. – Бабарский покашлял, демонстрируя то ли наследственный бронхит, то ли пресловутое повреждение дыхательных слоев, и поднял меховой воротник цапы. – Сто цехинов за участие в небольшом мероприятии.
– Что нужно делать?
За сто цехинов наличными Олли был готов на многое.
– Держать рот на замке и быть алхимиком.
– Это я умею.
– Но ты должен быть алхимиком на серьезной встрече, тебе придется проверить на подлинность слиток золота. В лаборатории есть все необходимое.
– То есть Форце это делать приходилось?
– И не один раз.
– Кто еще пойдет?
– Только мы, Олли, только мы. Ты уж извини, но вы с Энди выглядите одинаково: безопасными кретинами – как раз то, что мне нужно. Никаких громил, никаких телохранителей, только двое скромных мужчин, поскольку в нашем деле доверие – важнейшая вещь.
Выглядело предложение очень даже подозрительно, однако Мерса, поразмыслив, вероятность подвоха исключил. Бабарский, конечно, тип скользкий, однако офицера «Амуша», даже новичка, он не подставит, мессера побоится. Ему действительно нужна помощь алхимика, и он действительно уверен, что вдвоем они справятся.
– Договорились, – кивнул Мерса.
– Молодец, Олли. – Бабарский вновь поерзал в кресле. – Времени у нас мало, так что слушай и запоминай…
Глава 6,
в которой к Мерсе присматриваются, наследный принц принимает неверное решение, Вебер путешествует по ночному городу, а Помпилио опаздывает
– Правильно ли я понял, мессер: адира Агата дает ужин в вашу честь?
– Совершенно верно, Теодор.
Валентин сдержанно кивнул – стекла пенсне неярко блеснули – и осведомился:
– Вы планируете быть заранее?
В ответе он не сомневался.
– Я люблю тетушку Агату, но у меня нет желания проводить в гостях больше времени, чем необходимо, – поразмыслив, ответил Помпилио. – Провинциалы назойливы, Теодор. Их интересуют светские сплетни и большая политика. О первом говорить скучно, а о втором – бессмысленно.
– Совершенно с вами согласен, мессер.
– К тому же кто-нибудь из гостей обязательно припомнит, что я холост, и мне представят шеренгу местных красоток, мечтающих о пышных балах и утонченных развлечениях. Целовать им руки я согласен, но общаться – храни меня Добрый Маркус!
Помпилио поцеловал медальон.
– Вы должны их простить, мессер, люди вашего положения нечасто навещают Заграту.
– Визит не должен превращаться в пытку.
– Совершенно с вами согласен, мессер.
– Вернемся к делам, Теодор, – предложил Помпилио.
– С удовольствием, мессер.
– Что мне надевать?
Они разговаривали в каюте адигена, большую часть которой занимала невысокая, но весьма широкая кровать в верзийском стиле: почти без спинки, зато с множеством подушек. Завершали обстановку две тумбочки и большое, очень мягкое кресло все в том же верзийском стиле. Помпилио только что принял душ и теперь, освежившийся, стоял перед большим зеркалом, рассеянно теребя пояс тонкого халата.
