Последняя Стража - Е. Емельянов

— А шрам тогда где, от когтей-то? Нету шрама. А все потому, что левый глаз у Кроуфорда в будущем, смотрит в то, что будет, и потому Одноглазого-то никто победить в бою и не может — он уже сто лет как знает, с какой стороны и как ты его ударишь.

— Магистр, — прервал их глупую болтовню Оливер, задумчиво глядя на дом старосты. — Многие Стражи убивают инженеров, но Кроуфорд среди тех немногих, кто убил магистра гильдии. И единственный, кто сделал это в одиночку, в открытом бою.

— Брехня. Нельзя повязанного с демоном в одиночку убить.

— Из арбалета стрелять надо, — кивнул Гранд. — Прям в жбан. И на одного магистра десятка три Стражей надо, не меньше.

— А вот он взял, и один на один вышел, — резко вскочил Оливер. — И победил.

Быстрым шагом он пошел прочь. Варенья больше не хотелось.

— Оли, ты чего? — услышал он окрик Гранта, но не обернулся.

Стремясь уйти как можно дальше и быстрее, Оливер налетел на массивную фигуру и, подняв глаза от земли, встретился с суровым взглядом отца.

— Я сказал тебе дрова наколоть, — тяжелая ладонь кузнеца в длинной перчатке легла на плечо Оливера. — Этим утром сказал, а дело уже к ночи идет.

Оливер покосился на отцовскую руку, огромную и крепкую, словно боевой молот, после чего невольно вспомнил про страшные ожоги, что прятались под перчаткой, и поежился.

— И я видел разбитое окно в доме старосты, вижу синяки на твоем лице, — отец сжал его плечо чуть сильнее, — и длинный порез на щеке твоей сестры. Но порубленных дров я так и не увидел.

— Пап, это же… — Оливер развел руки широко в стороны и пару раз безмолвно открыл и закрыл рот. — Последняя Стража. И какие-то дрова.

Отец нахмурился, но убрал ладонь с плеча Оливера.

— Мы поговорим обо всем, что ты натворил. Завтра.

Оливер невольно сглотнул и поспешил отойти, не испытывая свою удачу. Взгляд его замер на доме старосты, на окнах с закрытыми ставнями. Три настоящих Стража внутри этого дома готовились к бою с чем-то большим, чем слухи о Граничном лесе, пока он торчал тут, намазывая варенье на хлеб, споря с детьми и извиняясь за кучку дров.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Оливер подошел к зарослям шиповника, в которых прятался этим утром. Убедившись, что никто не смотрит, он нырнул в колючие кусты и незаметно проскользнул на задний двор старосты. В самом доме все окна были закрыты, но вот чердачное оказалось распахнуто настежь. Нужно лишь найти достаточно высокую опору, чтобы оттолкнуться…

— Ты чего тут делаешь? — раздался позади него шепот, громкий, как колокольный звон. Абби каким-то образом нашла его.

Оливер дернулся от неожиданности, повалив большую корзину с кучей грязной детской одежды, стремительно развернулся и поспешил закрыть сестре рот ладонью. В любой момент он ожидал, что из-за двери появится один из Стражей, но все было тихо, и в итоге Оливер с облегчением убрал руку, которую Абби уже успела в отместку всю обслюнявить.

— Твое какое дело, чем я тут занимаюсь? Давай, топай домой.

— Вот так, да? — надулась сестра. — За Стражами, небось, пришел подсматривать. Вот возьму и расскажу всем, что ты ночью у дома старосты отираешься. Вот прям щас.

Тем не менее она продолжала стоять на месте, с вызовом глядя на Оливера, и он отвечал ей своим самым суровым взглядом. Но потом припомнил тяжелую руку отца и сдался:

— Ладно, твоя взяла. Идем со мной, но чтоб тихо и потом никому. Ни единой душе, ясно тебе?

Абби в подтверждение своих слов прикрыла глаза и провела по одному из них сверху вниз кончиками указательного и среднего пальцев, как бы говоря: «да заберут боги мой свет, коли я солгала». Оливер хотел одернуть ее и напомнить, что Единый Бог старые клятвы не принимает, но в итоге просто кивнул и стал искать способ добраться до чердака.

Его взгляд обшарил лежащие вокруг доски, заклепки и прочие материалы да инструменты бондаря, и остановился на большой пустой бочке, в которой при желании мог бы поместиться он сам. Староста работал редко, но получал при этом ни много ни мало целое золотое кольцо за каждую такую бочку. Сам старик всегда говорил, что платили ему медью и нечего тут выдумывать, вот только Оливер сам видел, как тот прятал за щекой золотое кольцо, перед тем как заезжать в деревню. Лишь Леворукий знает, где староста нашел дурака, согласного золотом платить за такую ерунду; сам старик упорно молчал и хмурил брови на подобные вопросы.

Поставив бочку под чердачным окном, Оливер приставил к ней корзину с одеждой и забрался наверх. Пустая бочка сильно качалась, но стоять было можно, если не делать резких движений. Подсадив сначала Абби и дождавшись, когда она заберется внутрь, Оливер подпрыгнул и ухватился за карниз. Все мышцы с готовностью напомнили про драку этим утром, и Оливеру пришлось сжать зубы, чтобы не застонать и не выругаться. С трудом подтянув себя наверх, он ввалился внутрь, подняв небольшое облачко пыли, и быстро зажал себе нос и рот, чтобы не чихнуть. Все тело болело, и Оливер прислонился спиной к стене, дожидаясь, пока это пройдет.

— Ты как там? — спросила Абби, попытавшись нащупать в темноте его руку.

— Нормально, — отмахнулся Оливер. — Теперь иди за мной, но только шаг в шаг. Тут каждая вторая доска скрипит так, что на том конце деревни услышат.

Абби кивнула, и они осторожно двинулись вперед. Оливер усиленно напрягал память, пытаясь вспомнить правильные доски: прошел уже почти год с тех пор, как он крался по этому чердаку в последний раз.

— Восемь, десять, одиннадцать, пятнадцать, — бормотал он себе под нос.

— А ты откуда знаешь-то, куда ногу ставить?

— Мы с Грантом и Ноксом сюда лазили раньше, смотрели, как жена старосты с Уилли Дубиной голышом обжимались.

— Фу-у-у.

— Да с другой женой, с той, что потом была, недолго. Молодая которая, красивая.

— Та, что в Граничном лесу пропала?

— Да, она.

— Все равно фу. А чего, кстати, Уилли Дубиной-то называли? Он же не особо высокий был, тощий еще.

— Я откуда знаю? Тупой потому что был, как дерево, без понятия я. Его старшие девчонки так назвали, у