Андре Олдмен - Западня
— Я уже слышал об этой бестии с Волчьих Холмов,— сказал шариф, делая добрый глоток,— Все мы о ней слышали. Дошло до того, что женщины пугают неведомым злодеем своих детей. Но — у страха глаза велики. И мне кажется, я могу объяснить, в чем дело, не прибегая к потусторонним силам. Когда ты прошлый раз поделился своей бедой...
— Прекрасно помню,— воскликнул фермер,— ты пытался меня убедить, что в Волчьих Холмах вовсе никого нет! Моя ферма-де стоит возле дороги, и мало ли какая шваль могла залезть в сараи...
— Но послушай, Баткин, разве я не с полным пониманием отнесся к твоим словам? Разве не взял я отряд и не прочесал Волчьи Холмы до самого Темного Провала? И что же? Четыре раза мы прошерстили местность вдоль и поперек и никого не обнаружили. А в отряде было немало известных следопытов. Скажи, разве они упустили бы твоего злодея?
— Не знаю я,— потупился фермер,— а только это еще не доказательство...
Краска залила широкое лицо Партера. Никто доселе не подвергал сомнению его репутацию отличного охотника и следопыта!
— Может быть, ты и прав,— сказал он, сдерживаясь.— Может быть, и ерунда, что лучшие следопыты Либидума перевернули холмы сверху донизу и не нашли не только самого злодея, но и никаких следов его пребывания. Может быть. А только сам подумай, Баткин, неужели бы он ни разу не спустился сюда, к нам, вниз, и не попользовался бы кладовыми жителей форта? А?
— Не знаю,— повторил Баткин уныло,— что я, с ним кашу ел? Все, что мне известно, так только то, что кто-то беспрестанно грабит мою ферму!
Шариф крякнул и осушил кружку. Он с удовольствием бы погнал фермера пинком под зад, но Баткин, Нергал его задери, был одним из его выборщиков, которым вскоре предстояло подтвердить вотум доверия главе местной власти: ему, Партеру. Или не подтвердить. А у фермера были друзья, у тех друзей — собственные, и слух о бесчинствах какого-то неведомого разбойника мог весьма повредить репутации тарифа, отвечавшего за спокойствие в здешних краях.
Партер принял официальный вид и разгладил седые усы, придававшие его плоскому некрасивому лицу нужный оттенок мужественности.
— Ладно, какими доказательствами вы располагаете?
— Он всегда делает одно и то же!
— В прошлый раз вы обнаружили след неизвестного человека и отсутствие целого окорока, после чего со своими людьми организовали преследование похитителя, пока не увидели его скачущим верхом на прекрасном гнедом жеребце. Полагаю, что расстояние на тот момент между вами и преследуемым составляло не более полета арбалетной стрелы.
— Гораздо меньше! Мы были так близко, что рассмотрели в лунном свете его черные волосы и голую спину, покрытую шрамами.
— Но вы не стреляли?
— Нет, так как надеялись взять злодея живым и доставить на суд!
Партер задумчиво глянул на фермера:
— Ты давно в Боссонских Топях, Баткин?
— Третий год, месьор.
— Мог бы усвоить, что в Свободных Землях сначала стреляют, а потом думают о судопроизводстве. Всади ты стрелу между лопаток того ублюдка, и нам не пришлось бы скучать, решая твою проблему.
Он снова налил из кувшина и залпом осушил кружку.
— Хорошо, ты продолжаешь думать, что именно этот человек все обворовывает вас?
— Не сомневаюсь!
— Доказательства?
— Вчера я опять видел его едва ли не в ста шагах1
— В ста шагах?
— И при этом лицо его было освещено!
— Это очень важно, Баткин, постарайтесь его описать
— Думаю, шариф, это был Черный Джок.
Челюсть Партера поехала вниз, и из уголка рта потекла по подбородку тонкая струйка вина.
— Ты спятил,— хлюпнув горлом, выдавил старый воин,— Черного Джока убил этот псих Катль, ты помнишь...
— А только говорят, что Джок воскрес и прячется в Волчьих Холмах,— упрямо сказал фермер.
— Заткнись! — взревел шариф, опрокидывая графин и кружку.— Я никому не позволю марать мое честное имя и ставить под сомнение то, что говорю! Бэда Катль прикончил Джока, а я арестовал Бэду Катля и отправил в Тхандару! Губернатор Брант осудил молодца крошить камень в рудниках Немедийских гор, это все знают. Что ты болтаешь — Джок был мертвее мертвого, хассак вошел ему в правый глаз и раздробил череп! Как он мог уцелеть?!
Несчастный Баткин отпрянул, едва не упав с лавки.
— Да не я это придумал, шариф, видит Митра, не я,— забормотал он растерянно.— Стайв это, брательник двоюродный, он это решил, не сносить мне зубов до осени! Он этого парня возле сарая приметил, тот стоял себе под фонарем и зубы скалил. Стайв поднял тревогу, люди повыскакивали и бросились в погоню. Вор перемахнул ограду, там его конь дожидался, и махнул к Волчьим Холмам. Ребята мои за ним, и уже почти настигли, клялись, что видно было, как бешено тот скачет, но потом он вдруг так резко прибавил, что и след простыл. А только Стайв клялся матерью, что признал в скакуне Ситца, лошадь Черного Джока.
Ну, я, конечно, разозлился и поговорил с брательником. Словом, решили мы подстеречь черноволосого, кто бы он ни был, и устроили засаду на склоне. Слышим — спускается. Стайв на него прыгнул и почти что сбил с лошади, да гад этот кулаком ему так в лицо саданул, что разделал как отбивную. Мои парни на коней — и за черноволосым... Куда там: он рванул прямо в холмы и, зуб отдам, словно растворился в темноте.
Подхожу я к брательнику, он на земле сидит, нос зажимает и говорит мне: «Слушай, Бат, а ведь это Черный Джок был, не иначе...»
Шариф гулко захохотал. Потом велел жене принести еще один кувшинчик. Наполнив кружку и отхлебнув, спросил Баткина:
— Не помер брательник-то?
— Да нет,— ответил фермер, довольный, что вспышка шарифского гнева, кажется, миновала.— Чего ему сделается. Только губы стали что у коровы.
— Если так звездануть, не то что Черный Джок, сам Мардук может привидеться,— сказал Партер.— Но ты говорил, неизвестный преступник покушался на твою жизнь. Это как же?
— А волка подослал,— поежившись, молвил фермер.
Лицо тарифа приобрело цвет хорошо выбеленного полотна.
— Волка?
— Здоровенный волчина, белый. Никому не говорил, но вам, шариф, все поведаю. Стайв считает, что это волколак, а оборачивается им сам Черный Джок. Пошел я давеча по малой нужде, а он сидит. Я штаны расстегнуть не успел, да так и обомлел: руки опустились, стою ни жив ни мертв. А тварь сия (храни Митра наши души!) подходит и берет меня за причинное место зубами. И вижу глаза чудовища — бездонные, и искры в них полыхают... Подержал несильно, отпустил и был таков. Но что с вами, шариф? Мирта! Мирта! Шарифу плохо!
На вопли фермера в столовую вбежала жена Партера в сопровождении щуплого невзрачного человечка в сером балахоне и круглой шапочке. Шариф, закатив глаза, сидел, откинувшись на спинку кресла, усы его уныло обвисли, по щекам ползли зеленоватые пятна.
