Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин
В палату ввалилась медсестра с фигурой ветерана ММА, взглянула на меня хмурым глазом и решительно пошевелила мясистым носом с бородавкой. Коротко кивнув на завывания врача, она удалилась, чтобы вернуться с медбратом, годившимся ей в сводные братья или там партнеры по армрестлингу, я так точно и не понял. Через минуту меня уже катили в глубины пахнущего больницей ада, дабы брать, брать, еще раз брать, но ничего не давать взамен, кроме страданий и потерь в самоуважении. Палатенцо суровым ангелом возмездия парила за каталкой, взяв зачем-то повышенную высоту. И, кажется, светясь больше обычного.
Пока везли, я уже чуток разогнал вертолеты и набрался смелости спросить, что у меня там с пулей в спине, но на очередном ухабе, выбоине или колдоебине, наличествовавших в больницах, каталка резко подпрыгнула вместе со мной, от чего я, подлетев, шваркнулся назад и аж хрюкнул, ощутив резкую боль в спине и, почему-то, в жопе. Ну не в самой, правая ягодица внезапно дала о себе знать, так что я притих в ожидании, пока довезут до реанимации или куда там меня тащщут.
— Юлия Игоревна! — предельно серьезным тоном квакнул альфа-коновал, — Вам придётся подождать здесь! Туда вход воспрещен!
— Нет, — равнодушно ответила парящая в воздухе полупрозрачная девушка, — Я от него не отойду.
Это «Владимиру Ивановичу» очень сильно не понравилось. Огорчился мужик изрядно, остановил процессию и начал на Юленьку авторитетно так орать. Выговаривать ей, что мол, хоть и знаменитость, и всё такое, но порядок нарушать нельзя, правила есть правила, и какой бы сякой она не была, она не смеет диктовать свои порядки в лучшей больнице Стакомска. Палатенцо слушала-слушала, висела-висела, а потом, когда усатый-бородатый сделал паузу, чтобы слегка расслабить горлышко и прояснить покрасневшую морду лица, моя милая соседка ладошки так свои одну к другой приблизила и пустила между ними свое сраное липиздричество с громким треском. А потом своим спокойным равнодушным голоском заявила, что имеет распоряжение от главврача, Анны Прокопьевны Полипенко, применить нелетальное электрическое воздействие на тех, кто попробует без разрешения этой чудесной женщины обследовать Изотова.
Санитары взбледнули, доктор сипло издал звук умирающего кабана и опух, а я, поёрзав на каталке, удовлетворенно ему сообщил:
— Я ж говорил, что она электричеством любит! Специально молчала, ждала пока вы приступите. А потом бы трахнула!
Ну, на самом деле Палатенцо просто так интерпретировала пожелание этой самой Полипенко, только и всего, только зачем им об этом знать?
Процессия медленно и печально покатилась назад, но не докатилась. На её пути глыбой, скалой и прочим своим шикарным 150-килограммовым телом воздвиглась огромная, широкая и толстая женщина с самыми длинными и шикарными рыжими волосами, что я вообще видел. В белом халате, конечно, это же больница. Перешитом с танкового чехла, скорее всего, но тут я мог ошибаться.
— Конюхов! — ласковым басом на полбольницы заявило это большое и рыжее, — Ну ты и падла мелкая!
— Анна Про-копьевна! — тут же взвизгнул мужик, потерявший заранее где-то 90 процентов альфасамцовости и сейчас уходящий в глубокий минус, — Я попрошу!
— Нет уж, гнида. Не попросишь! Я тебе такой волчий билет выпишу, что и в дворники не напросишься! На Колыме!
— За что?!
— Не придуривайся! Куда пациента тащил?! А ты, Юлька, куда смотрела?!!
— Наблюдала. Они еще ничего не успели…
— Да! Мы еще ничего не успели!!
— Может, хватит орать у меня над ухом! — не выдержал я, — Мать вашу! И так пулю поймал, и голова раскалывается, и вы тут еще!
Что интересно, все заткнулись, посмотрев на меня с видом «жопе слова не давали», но так, удивленно, мол, «оно разговаривает!». Однако, комментировать не стали.
— Конюхов, — неожиданно спокойным тоном рыжая врачица обратилась к своему визави, — Ты ж, дебил, ему бы капнимку отключил, да? Перед МРТ? Раздел бы пацана?
— Ээ… да, Анна Про…
— И тебе бы *****ц пришёл, недоумок, — широко улыбнулась докторица, тыкая толстым сарделькообразным пальцем в санитаров, — И Валованову с Ерохиной.
Те моментально побледнели, уставившись на меня как суслики на тигра. А главврач продолжала нагнетать, объясняя, что имела в виду. Мол, никакой вам, товарищи энтузиасты недоделанные, нормальной летальщины, а полноценная дурка, где сидеть остаток жизни на седативах, ловя лютые кошмары до конца своих скорбных дней. И всё потому, что у одного питерского выскочки в жопе не кругло, но шило имеется, а вышестоящих членов пососать тут нет, у неё, Анны Прокопьевны Полипенко, пардон, вагина, которая в дополнительном внимании не нуждается. Поэтому энтузиаст от врачебной практики идёт на три больших советских буквы, садится там поплотнее, а затем начинает вращаться и писать по собственному. Тогда она, так и быть, не будет усугублять. Ну а санитарам так просто строгий выговор за желание лизнуть новый член в их многотрудной жизни.
— И это вас еще Юлька не оприходовала! — потрясла очень пухлым кулаком рыжая, а затем, прошлась и по призраку. Мол, коза зловредная, прозрачная, могла бы просто херакнуть придурка бородатого возле кровати, знала же, что не он лечащий врач. Но нет, мы же призраки, мы ж будем инструкции побуквенно выполнять…
— Как меня заколебали эти танцы! — пожаловался я миру, закладывая руки за голову, — Везет же на убийц в белых халатах!
Мир явил толстую ручку с короткими пальцами, тут же пребольно щелкнувшими меня по носу.
— Ты чего старшим хамишь, сопляк?! Да еще и врачам?! — грозно вопросило меня круглое женское лицо, пытаясь выглянуть из-за круглого женского пуза, придавившего мне лоб своими двумя нижними частями.
— Клятва Гиппократа для вас всех пустой звук! — фыркнул я, не видя ничего перед глазами и немало этим не расстроенный, — Как там главное правило звучит? «Не навреди!». А вы вредите и вредите, вредите и вредите! Что за произвол? Я буду жаловаться!
Пятисекундная тишина была мне ответом.
— Так, Валованов, Ерохина, — наконец, выдавила главврач, убирая свое теплое и мягкое пузо с моего лица, — Везите этого п****на мелкого к главному входу. Там уже машина стоит. Совсем я с вами о времени забыла!
— Эй,
