Александр Кулькин - Когда наша не попадала
– Щедрые вы люди, мореходы неведомого мне народа. И хоть похожи вы цветом кожи на предавших моё гостеприимство, но не пахнет от вас коварством. Ничем вы мне не поможете, и судьба мне пропасть в море, чтобы не могли захватчики хвастать отречением.
– Почему не можем? – искренне удивился Непейвода. – Вот доплывем, побьем, и будешь ты дальше царствовать.
– Сила у них великая, воинов – как песчинок на берегу, и верны им войска из-за страха великого. Спасибо за слово доброе, но не вернусь я обратно, потому что жалко своих девочек. Прощайте, друзья.
Долго стояли ватажники на корме, провожая взглядом плот, потом атаман спросил:
– Странное дело, и поэтому вопрос возник: правильно ли мы плывем? Что нам царство то порушенное и бледнокожие у власти?
– Правильно идём, атаман! – упрямо наклонил голову Володимир. – Хоть не было лжи в улыбках девичьих, и ничего, кроме усталости и боли, не чувствовал я в речах царя, но узнать надо. А вдруг это и есть Атлантида?
– Спасать и защищать? – улыбнулся Спесь Федорович, и дружный хор был ему ответом:
– Вот доля, достойная мужчины!
Поднимающее солнце светило в глаза ватажникам, и на близком берегу были видны только деревья, проступающие чёрными силуэтами в ослепительном свете. На носу ладьи, немного настороженно рассматривая приближающийся песок, стояли атаман и волхв. Все остальные гребли веслами, ветер прерывисто дул в лицо, но среди резких, незнакомых запахов ничего явно опасного не было.
– Ну, что чуешь, волхв?
– Не знаю, батько, – виновато пожал плечами Иван. – Учиться мне ещё и учиться. Что-то есть подозрительное, а что именно – сказать не могу.
Еще пара широких, от сердца, гребков – и подозрительное стало явным. Казалось бы, из песка встала шеренга людей с украшенными яркими перьями головами, звонко хлестнули тетивы, и берег скрылся за тучей белооперённых стрел.
– Табань! – закричал Гриць, но стрелы посыпались в воду, поторопились лучники. Только одна стрела, на излете, ударила Ивана в грудь и бессильно упала на палубу. Волхв нагнулся за ней, а разогнуться не успел.
– Мальчонку!!!! Стрелой!!! – от рёва возмущенного Геллера разгладились волны, затрещала выдираемая с корнем мачта и с деревьев градом посыпались плоды, листья, птицы и воины. Некоторые из них были с хвостами, другие с перьями. Хвостатые быстро убежали, а с перьями на головах начали строиться. Ладья дернулась вперёд и уткнулась в песок. Вслед за Володимиром ринулись остальные, деловито прихватывая с собой весла, скамьи и другие неотложно потребные предметы, удобные для объяснения жизненной позиции мореходов. Последним спрыгнул за берег атаман, успев скомандовать сусанину:
– Держи мальчонку, рано ещё ему.
Иван дернулся было, но был цепко удержан Грицем и успокоен хриплым басом:
– Не спеши, паря. Атаман знает, что делает.
– Так их там тьма, а наших совсем малость, – попытался вырваться волхв, но был сурово осажен:
– Ты, Иван, кто? Летописец! Вот и пиши, как боролися наши с войском бусурманским, а в драку не лезь, потому что Володимир счас им покажет явление пушистого зверя отдельно взятому войску.
Иван сник и уныло присел у обломка мачты: что же, писать – так писать. А на берегу Геллер занимался градостроительством. Как махнет мачтой направо – так улочка, как махнет налево – так переулочек. Остальные ватажники уточняли детали планировки будущего города победы. Время от времени из гула схватки доносились крики атамана:
– До смерти не бить! Михайло!!
– Ась?
– Отпусти это чудо пернатое! Сколько раз тебе говорить, не тронь бяку! Брось!
– Как скажешь, атаман, бросаю…
Очередной воин скользнул по дуге, оглашая воплями пляж, и с шумом упал в волны. Иван вздохнул и черкнул очередной рез на пергаменте. Армия сия ранее не видела пушного северного зверька, и знакомство с ним их разочаровало. Волхв покрутил в руках стрелу и опасливо потрогал пальцем костяной наконечник. Кормчий прищурился и сказал:
– Вот сейчас и для тебя работа будет. Вона из большой кучи кто-то руками машет. Говорить, наверное, хочет.
Иван шёл по хрустящему песку и ничего не слышал. Какое-то оцепенение напало на него, и кроме этого нудного звука чужой земли он ничего не слышал. Нет, конечно, кругом стонали, громко ругался атаман, шумно оправдывался Геллер, но слова скользили мимо волхва. Слишком дика была реальность, слишком непонятна была зверская агрессия воинов, всё это было не по-людски. Без разговоров, без ругани, сразу кидаться убивать – непонятно…
Богато украшенный перьями воин (даже странно, как они уцелели в этой свалке) нервно потер свою шею, смущенно взглянул на подошедших ватажников и, тщательно подбирая слова, почти прошептал:
– Моя не хочет больше драться. Моя хочет говорить.
– Говори, – равнодушно ответил Иван.
– Моя был неправ и поэтому хочет пригласить вас в столицу, к жрецам Сияющего.
С этими словами воин вновь потёр шею и с тоской в глазах оглянулся назад. Атаман забеспокоился:
– Эй, кто его по шее треснул? Вишь, как заплохело.
– Не помню, – хмуро огрызнулся Геллер, рассматривая мачту на предмет повреждений. При этом он качал головой и ворчал: – Что за народ?! Разве можно зубами хвататься за всё, что в рот летит? Опять теперь зубы выковыривать.
– Никто меня не бил! – попытался гордо выпрямиться военачальник, но охнул и вновь схватился за шею. – Только у нас сейчас наказание одно, секир-башка называется.
– Совсем… странный народ, – задумчиво прокомментировал Спесь Федорович, и оглянулся на ватагу. – Ну что, братцы, пойдём, побеседуем со жрецами?
Ватага согласно отозвалась дружным рёвом, кулаки по-прежнему чесались.
– Вот и ладненько, – Кудаглядов повернулся к командующему. – Собирай своих, тех, кто на ногах остался, да и пойдём потихоньку.
Перьеносец тоскливо огляделся: те, кто остался на ногах, стремительно разбегались, похоже, наказание касалось всех без разбора.
– Придётся идти…
Путь к столице был печален. Потрясённый волхв не смотрел по сторонам, командир побитого войска был не расположен к описаниям природных красот, а остальные… Остальные ворчали на жару, крикливых птиц и вслух вспоминали о спокойной, неяркой, но берущей за душу красоте родных лесов. Конечно, яркая красотка легко бросается в глаза, но приглядишься – и видишь всю её чужеродность и пустоту. А посмотришь на какую-нибудь скромную дивчину и вдруг с абсолютной ясностью понимаешь, что мир без неё тебе больше не нужен. Надо только внимательно смотреть и помнить, что не всё золото, что блестит.
Столица никому не понравилась. Слишком много камня, слишком выпячивались какие-то ступенчатые здания, увидев которые атаман сбился с шага и потрясенно присвистнул, спросив у оказавшегося рядом Лисовина:
