Конан-варвар. Неизвестные хроники - Андрей Арсланович Мансуров
— Хватайся, и подтягивайся сюда! Быстрее, черти тебя раздери!
Садриддин так и сделал, решив что ненужные расспросы можно отложить и на потом, а пока главное — избежать этой новой, с гулом, рёвом и грохотом несущейся на них, опасности. Когда подтянулся до рук киммерийца, тот освободил мизерикорд:
— Держись! Что хватит сил — держись!
А и правда: держаться пришлось изо всех сил!
Накативший на них вал чёрной холодной воды оказался почти вровень с их головами: только-только вдохнуть, подтянувшись за очередным глотком к самому потолку!..
Правда, продолжался потоп не больше пары минут, внезапно истаяв, и утихнув. На полу остались лишь лужицы чёрно отблёскивающей ледяной воды, которая, впрочем, очень быстро — не то испарилась, не то — впиталась. Садриддин, у которого с непривычки к таким ваннам, зуб на зуб не попадал, выстучал ими:
— Ко-ко-на-н-н! Можжно с-сппу-ститься?
— Можно. Не соскользни: нога мокрая.
На спуск у юноши ушло куда больше времени, чем на подъём: руки тряслись, соскальзывали, и дыхание сбивалось.
Конан, выдернувший оба кинжала, и кошачьим мягким прыжком вставший на сырые плиты, протянул кинжал назад:
— Замёрз, что ли?
— А-а-га… У нас та-таких лед-дяных п-потоков даже в-в горных ручьях нетт!
— Эх, малец! Тебе бы побывать в Киммерии… У нас там в реках и ручьях вода такая даже летом. И мы в ней купаемся.
— Н-не может бытть!
— Ха! Ты сомневаешься в слове киммерийца?!
Садриддин поспешил заверить, что конечно же — нет! Просто ему с непривычки никак не согреть тело…
— Ладно, поприседай, помаши руками… Я прикрою пока.
Садриддин так и сделал, ощущая, как постепенно возвращаются тепло и подвижность к мускулам и суставам. Конан, наблюдавший в оба конца коридора, сказал:
— Зато теперь понятно, почему до сих пор нам не попалось следов и пыли. Вода — самый лучший их уничтожитель. Даже собаки после неё не могут взять след. Согрелся?
— Да.
— Ну, надеюсь, теперь тебе понятно, почему у нас так много еды с собой?
— Точно! На голодный желудок, да после ледяной ванны, я бы не то, что идти — ползти бы уже не смог от слабости! А без света, — Садриддин кивнул на плошку, которую успел передать варвару наверх перед тем, как подтягиваться, — давно погиб бы!
— Молодец. Трезво смотришь. На работу.
Ну, двинулись.
Коридор закончился внезапно.
В торце имелась, разумеется, очередная дверь.
— Эта — точно — в покои принцессы! Её делали по заказу Мохаммада шестого в мастерской усто Джалола: вон, его клеймо внизу!
— Отлично. Наконец-то хоть куда-то добрались. Ну, давай. Как в прошлый раз!
Однако из чёрного проёма никто не выскочил. Конан, впрочем, не спешил входить внутрь. Вначале он просунул в покои руку с плошкой, и долго и придирчиво рассматривал помпезно-шикарный интерьер.
— А ничего вкус у местных декораторов. Впечатляет. Покои — куда там многим королям!
— Конан! Так ведь Малика — любимая дочь нашего падишаха! Он её… э-э… баловал, и покупал всё самое роскошное и дорогое! В-основном, привозное!
— Да, вижу. Драпировки и занавеси — точно из Пунта. А кровать с балдахином — не иначе в Бритунии делали: отличный дуб. Не-ет, ты уж погоди! — могучая рука остановила порывавшегося было войти юношу, и Конан покачал головой, хмурясь, — Думаю, сейчас самое интересное и начнётся!
— Ч-что — самое интересное?!
— Ну как — что? Ловушки, капканы, волчьи ямы… Ну-ка, посмотрим.
Варвар, отойдя чуть назад, мечом выкорчевал из пола одну из чуть выступавших мраморных плит коридора. Садриддин смотрел молча, уже догадавшись, для чего напарник это делает. «Дурацких» вопросов за эти… Часы? Дни? — он научился зря не задавать.
Плита, брошенная умелой рукой, прогрохотала по мозаичному полу спальни, на полпути к постели вдруг исчезнув в открывшемся в этом полу огромном проёме!
Конан удовлетворённо крякнул:
— Есть одна!
Ещё три плиты, брошенные в разных направлениях, выявили ещё одну яму-ловушку, и поток — на этот раз тарантулов. Которых киммериец, смело вошедший в покой по тропе, проложенной уцелевшими плитами, опять подавил сапогами:
— Экие поганые твари! Не раздавишь так просто: панцири крепкие, как у черепах!
Садриддин, осторожно, бочком, вдвинувшийся в проём, осмотрелся. Осторожно перегнувшись через край, заглянул в ближайшую яму. Его передёрнуло: колья-лезвия с зеркально отполированными остриями и крючьями, словно ухмыляясь, ожидали свои жертвы на глубине пяти его ростов. Глянув же в дальний, самый тёмный, угол комнаты, юноша невольно вскрикнул, рука вскинулась в указующем жесте:
— Конан!..
— Вижу, не слепой. Однако раз гриф не кинулся на нас сразу, значит, его дело — вредить нам как-то по-другому… Сейчас спросим.
— ЧТО?! Ты собираешься…
— Да. Помолчи-ка. И — прикрывай. — Конан и правда, подошёл к грифу, настороженным взором следящим за людьми с насеста в виде узорчато-мозаичного шестиногого столика. Тыкать при этом носком сапога в пол перед каждым шагом киммериец не забывал:
— Приветствую тебя, о почтенная птица. Ты понимаешь меня?
Как ни странно, но ответ прозвучал сразу. Птица словно только вопроса и ждала, чтоб открыть свой страшный загнутый клюв:
— Привет и тебе, чужеземец. Я понимаю этот язык.
Однако продолжения не последовало, и Конану пришлось сказать:
— Прости за невежливость. Я имею в виду, извини, что мы не спросили твоего разрешения, чтоб войти в эти покои. Мы ищем принцессу Малику. Ты не знаешь, где она?
— Ничего, я не в обиде, что вы вошли без спросу. Потому что покои-то — не мои. Они как раз и принадлежали принцессе, пока она ещё жила здесь…
Но её забрал отсюда Ворух.
— Кто такой — Ворух?
— Ах, верно. Вы не можете знать его имя. Ворух — маг, захвативший этот дворец, и живущий здесь… Не знаю уж, сколько лет. Мне кажется, что уже несколько сотен!
— Но кто же ты? Раз не пытаешься напасть на нас, думаю, ты… Не с Ворухом?
— Нет, я — не с ним. Я — кормилица Малики, а в грифа превращена в наказание. За то, что попыталась защитить свою ласточку от грязного и наглого хама!
— Феруза-опа?! — глаза у Садриддина буквально полезли на лоб.
— Да, Садриддин. Не удивительно, что ты меня не узнал. А вот я тебя отлично помню. И серенады, которые ты пел под стеной сада, и верёвку твою глупую, которую стражники унесли, а я — снова выкрала, да через стену перекинула. Чтоб ты, балбес влюблённый, мог спасти свою шкуру, когда настал час обхода!
— Ах!.. Так это вы, Феруза-опа, тогда…
— Да, мальчик. Но смотрю, ты вырос в сильного и упрямого юношу. Да и напарник у тебя — настоящий воин! Вместе вы, может, и достигнете
