Иван Белов - Ненависть
— С жиру бесятся, — недоверчиво хмыкнул Лис и занес ботинок.
— Не трогай! — Кникер коротко взвизгнул, и бросился под ноги.
— Дались тебе, черепушки эти?
Кникер вопрос проигнорировал, сгреб богатство в кучу и спросил Клауса:
— Они точно еврейские?
— Я почем знаю? — удивился эсэсовец. — Не специалист, а на вид одинаковы. Бери все, озолотишься.
— И возьму, — упрямо заявил Кникер. Осмотрел каждый, три, похуже качеством, с видимым сожалением отложил в сторону, а оставшиеся два засунул в рюкзак, под смех и подначки. Народ двинулся к выходу, под каблуками затрещали обгорелые кости, Мага с видимым наслаждением вмял грудную клетку. Ни на кого кроме Руди, это место не произвело впечатления, как в музее побывали, бедном, унылом и скучном.
Мамчур, бормоча под нос, повел гурьбу дальше по незаметным тропинкам, среди елок пытающихся прикрыть преступления, творившиеся здесь несколько десятилетий назад. Люди ушли, а зло осталось, навеки затаившись в мрачных развалинах. Пройдут годы, последние следы лагеря исчезнут с лица земли, но запах смерти и горелой плоти останется навсегда.
За деревьями показались остовы зданий, длинные, кирпичные бараки, куски стен, накиданные в беспорядке бетонные блоки с неряшливой бахромой ржавых арматурных прутьев.
— Склады, — сообщил фельдфебель.
Крыша в первом бараке частично обвалилась, свет падал отвесно, заливая солнечными бликами кучи тряпья. Горы старой, сгнившей одежды свалявшейся в однородную массу. Пальто непривычных фасонов, пиджаки, истлевшие платья. Вдоль стены загородка из проволоки, до потолка набитая сморщенной, выцветшей, отсыревшей обувью. Тяжелые рабочие ботинки, высокие сапоги на толстой подошве, элегантные женские туфли на каблучке. Несколько тысяч пар. Рудольф шумно сглотнул, увидев крохотные, детские сандалии лежащие на самом краю. Все понятно без слов.
— Да тут настоящий магазин распродаж! — восхитился Лис.
— Жуткий хлам, — Мага поворошил тряпье стволом пулемета. — У нас на помойку лучше выкидывают.
— Эй, Кникер, глянь, вроде твой размерчик, — Лис выудил из кучи черное женское пальто с некогда пышным, меховым воротником. — Самому не сгодится, подаришь жене, очень экономично.
— Пошел ты, — огрызнулся Кникер, а у самого глаза так и бегали, еще бы, столько добра.
— А где примерочная? — дурашливо осведомился кто-то из наемников.
В ответ смех и новые порции циничного юмора.
— Зачем хранить это старье, фельдфебель? — негромко спросил Вольф.
— Первоначально планировали вывозить в Германию и раздавать неимущим слоям населения, — живо пояснил Мамчур. — А потом война кончилась и бедняков среди немцев не стало, нужда в рванине отпала. Вообще это самая приятная часть работы в трудовых лагерях. Скот пригоняли с вещами, многие думали на поселение едут, тащили самое ценное: одежонку получше, золотишко, фамильные ложки, прочую дрянь. Основную часть забирали на пересылке, но и нам нормально перепадало. Парни прямо по прибытию высматривали выродков с золотыми зубами, заводили в прачечную и выбивали челюсти молотком. Заключенные это называли «Стоматологический кабинет». Веселое время! — он на мгновение задумался, сладко зажмурившись. — Наивные, аж смешно. Помню, встали у нас в лагере газовые камеры на плановую профилактику. А начальство намудрило чего-то, и пригнали нам внеочередную партию, всякое отребье из под Набережных Челнов: бабы, детвора, больные, третий сорт. Пришлось держать их неделю, а еды нет, никто на лишние рты не рассчитывал. Жрать им, естественно, хочется, так бабка одна, подозвала меня и говорит: «Сынок, у меня тут иконка есть дорогая, ты мне миленький еды принеси, обменяемся», и мне показывает, а иконка маленькая, складень старинный, золотом и камушками отделан, где старая карга ее сохранила, ума не приложу.
— Принес еды-то? — поинтересовался Лис.
— Ага, как же, — оскалил редкие, мелкие зубы Мамчур. — В рыло заехал и складень забрал. Переборщил чуть, окочурилась бабка часа через два, а иконку я потом в Казани продал, деньги по кабакам и блядюшникам спустил до последнего пфенинга. Спасибо старухе, ее драная шубейка тоже до сих пор где-то лежит, кормит молей.
Руди замер в странном оцепенении, наемники, копошащиеся в вещах, вызывали брезгливое омерзение. Все здесь пропитано смертью, а из темноты, сгустившейся по углам, осуждающе смотрели тысячи неупокоенных мертвецов.
— Я нашел! — Мага, хозяйничающий в глубине склада, выволок туго набитый мешок. Вытащил нож, полоснул, и с недоумением извлек нечто похожее на паклю.
— Волосы, — пояснил Мамчур. — Обычные, человеческие волосы.
— Фу, вот дерьмо, — наемник отшвырнул русые пряди. — Ты хоть предупреждай, там такими мешками половина склада забита.
— Скотину брили перед газацией, — расплылся в улыбке Мамчур. — С паршивой овцы хоть шерсти клок, хотели матрасы для подводников набивать, но наступила эра синтетических наполнителей. Берите кому надо, подушки получаются первый сорт.
Желающих не нашлось.
— Герр гауптман, — обратился Клаус. — Переночуем в лагере? Стены, крыша, а люди устали.
Руди замер. Безумие оставаться среди мертвецов.
— Нет, — без раздумий отклонил предложение Вольф. — До темноты надо пройти еще километров семь. Мы и так задержались. Фельдфебель, заканчивай.
Наемники потянулись к выходу, оставив после себя разбросанные ботинки и ворохи одежды. Остались лишь вещи, их хозяева исчезли, стерты из памяти, у них нет даже могил, только общая яма в черном лесу и пепел, рассеянный по окрестным полям. Так Руди впервые увидел как выглядит цивилизационная миссия третьего Рейха.
— Как впечатления? — поинтересовался Стрелок.
— Ты специально привел нас сюда? — просипел Рудольф.
— Не без этого.
— Ты все рассчитал.
— Я паук, а ты маленькая мошка в моей паутине, — холодно улыбнулся бандит.
— Надо было убить меня на дороге у Эккенталя.
— Это слишком просто. Ты умер бы один раз, а теперь я буду убивать тебя ежедневно. Добро пожаловать в ад. Мы его создали.
Глава 11
Ночевали в старых развалинах, рядом с заросшей кустарником грунтовой дорогой, с севера прикрытой поросшей лесом, пологой горой под названием Липовая. Остатки кирпичных стен, посреди одинокой, лесной поляны изумрудной от первой, весенней травы. Пристанище на пути к понятной кажется лишь одному Дирлевангеру цели. Костров не разжигали, еду грели на портативных, газовых плитках. Разговоры не клеились, утомленные за день наемники расползлись по спальным мешкам. Поставили сигнальные мины, расчехлили приборы ночного видения и тепловизоры. На снаряжении не экономят, все самое современное. Головной дозор от охранения освободили, спи не хочу. Но сон не шел, сколько Руди не ворочался с боку на бок. Стоило закрыть глаза и перед глазами выстраивались длинные вереницы обнаженных людей, входящих в ворота газовых камер, и валил в небо столб черного дыма, воняющего паленым мясом и смертью. Кухня дьявола, где блюда подают горячими, и каждый кусочек — загубленная судьба. Мир перевернулся, все во что верил, тает как снег, превращаясь в воду, которая готовится поглотить тебя с головой. А ты уже не в силах сопротивляться.
