Все дороги мира - Даниил Рубинчик
Острова приближались, отчетливо виднелись разделяющие их водные рукава, но признаков жилья было по-прежнему не видно. Иннер круто ушел вниз, отчего у его спутника захватило дух, и приземлился на одном из островков у небольшой скалистой гряды. И только теперь Ломенар увидел дома морианов – невысокие, в один или два этажа. Лишь на первый взгляд они сливались со скалами: на деле вокруг изящных дверных и оконных проемов самых причудливых форм – если бы камень потек водой и затем вновь застыл – поблескивали гранями драгоценные камни всех оттенков от белого до темно-синего, змеились узоры и вились серебристые растения, неизвестные Ломенару. Он осторожно потрогал одно – узкие листья покрывал легкий пушок. Сразу вспомнилась лекция магистра естествознания на младших курсах Академии: «Небольшие волоски или равномерный пушок на листьях характерны для растений, встречающихся в наиболее засушливых местах, например, для сехавийского шенгила или хаммарского атрафа. С помощью пушка растения дольше удерживают влагу». Однако эти растения не походили ни на шенгил, ни на атраф, хотя, без сомнения, тоже предназначались для накопления влаги. И все дома либо стояли на самом краю берега, либо вырастали прямо из воды, повторяя линию скал, либо имели уходящий под воду пологий спуск без малейшего признака ступеней.
– Добро пожаловать. – Мортейн уже стоял на таком спуске, ведущем к одноэтажному дому.
Внутри дом оказался не менее удивительным. В каждой из трех комнат по полу вдоль стен и по самим стенам бежали ручейки, а под окнами приветливо журчали фонтанчики, местами переливаясь через края каменных чаш и в виде водопадиков присоединяясь к ручейкам. В доме тоже были растения: очень светлые, почти прозрачные, с большими резными листьями и гроздьями бледных цветов, похожих на колокольчики. Из мебели обнаружились только лавки, вырезанные в стенах полки и узкая кровать, застеленная мягкими серо-белыми шкурами неизвестного зверя.
– Я живу один, потому особой роскоши не ждите. – Хозяин выглядел слегка виновато. – Располагайтесь, а я пока поговорю кое с кем.
Вернулся он только после заката. Когда стемнело, Ломенару стала ясна роль светлых растений: они засветились изнутри голубовато-белым светом – стебли и листья чуть темнее, цветы ярче. Мортейн гостеприимно предложил ужин: жареную рыбу, клубни, отдаленно похожие по вкусу на картофель, и прохладный зеленоватый напиток вроде настоя из трав. Огонь он зажег тут же, в небольшом стенном очаге, надежно укрытом от влаги каменными дверцами. Еда оказалась сытной, но еще больше внимания привлекали тарелки и миски из странного, напоминающего ракушки, материала: они таинственно поблескивали в свете диковинных растений, и казалось, постоянно меняли цвет. Ломенару вспомнился день начала сезона Энергии в Виарене: тогда по берегам и над водой зажигались разноцветные фонари, и река Ротера тоже становилась разноцветной, живой, дышащей.
Мортейн заметил его интерес.
– Мы делаем посуду из панцирей оллинов, живущих под водой на границе света и тьмы. Они все не могут решить, какой цвет им больше нравится, поэтому стараются попробовать разные. Эта посуда не бьется и способна выдержать даже сильный жар. – Он помолчал немного. – Что же до дела, которое привело тебя, Ломенар, пока не скажу ничего определенного. Подожди немного.
После ужина много говорили. Мортейн оказался очень любознательным и с интересом расспрашивал друзей об их приключениях и о местах, где им довелось побывать.
– Когда-то и я стремился познать мир, – вздохнул он. – В молодости любил путешествовать, океан между Виэлией и Диомирой проплыл не раз, добирался и до Оссианды, хоть там порой и слишком жарко для нас. Там и познакомился с Амартэлем.
– А на месте Эммеры, выходит, так ни разу и не бывал? – удивился Ломенар. – Для вас же переплыть океан – как перелететь для тейнаров, не должно быть сложно.
– Понимаешь, дитя земли, океан на закат от Виэлии более живой и населенный. Многие морианы там живут не только на островах, но и в подводных городах, а к восходу едва ли ты найдешь больше, чем эти острова вдоль побережья. После гибели Эммеры океан в той стороне изменился – так рассказывают. Видно, слезы Альматил не пролились даром.
Зачарованный древней тайной, Ломенар долго не мог уснуть в ту ночь, а когда все же ему удалось, во сне он видел разрывающие небо ветвистые молнии, огромную волну, накрывающую сияющее побережье, а потом – ровную гладь океана под серыми тучами и медленно падающий слезами дождь.
Что-то прояснилось на следующий день. Незадолго до заката появился взволнованный Мортейн, позвал в дом двух друзей, сидевших на камнях у воды, и обратился к Ломенару:
– Радуйся, дитя двух народов! Путь на Эммеру есть. С первыми лучами солнца я отправлюсь туда еще с некоторыми из моего артина. На случай встречи с твоим отцом прошу дать мне на время твою ориану и сообщить что-то, о чем может знать Амартэль, но не известное посторонним. Не бойся, я знаю о ценности символа правителя клана и буду беречь ее, как жизнь друга.
Ориану Ломенар отдал, сообщив имена матери и деда, а также настоящие имена Филлит, Рунара и Этайна. Больше ничего о годах скитаний отца он не знал и про себя сомневался, что этого хватит; сомневался и в том, удастся ли морианам вообще найти Амартэля. Захочет ли могущественный амдар, давно покинувший обитаемые земли, вспоминать о расставаниях прошлого? И поверит ли он Мортейну?
Потянулись дни ожидания. Перед отъездом Мортейн попросил нескольких друзей приносить гостям еду, так что они не голодали. Попутно Ломенар, который всегда любил узнавать новое, стал изучать язык морских жителей. На островах нашлась всего пара морианов, кое-как изъяснявшихся по-амдарски (увы, Мортейн был далеко), так что обучение нельзя было назвать быстрым. Иннер покатывался со смеху, наблюдая за этим, но деятельно участвовал, так что к концу деканы оба немного понимали чужую речь. Морианы оказались довольно общительными, совсем не похожими на гордых скрытных тейнаров или отстраненных амдаров, хотя и мало знали о мире за пределами своего артина. Особенно Ломенар и Иннер сдружились с юношей по имени Улистэйр, одним из тех, кто кормил их. Первое время они общались в основном жестами, что не помешало Улистэйру позвать гостей сначала покататься на нирейнах, а потом послушать музыку воды.
Нирейны привели Ломенара в полный восторг. Морианы разводили этих крупных, с небольшую лошадь, животных ради мягкого меха и мяса – жестковатого, но сытного, а также использовали как ездовых. В лодки нирейнов не запрягали, морианы могли приказать воде отнести себя туда, куда необходимо, но для перемещений на небольшие расстояния нирейны годились. Внешне они напоминали знакомых полуэльфу по Виэлии бобров или выдр, имели массивное вытянутое туловище, круглую голову и длинные чуткие усы. Жили они прямо в воде, в загонах между островами, но часто плавали и в открытом океане, ловили рыбу, гонялись друг за другом или отдыхали на мелководье. И позволяли себя гладить и трепать за ушами. Погрузив руки в серо-белый густой мех, Ломенар вновь почувствовал себя ребенком, открывающим чудеса мира вокруг. Втроем с Иннером и Улистэйром они весело катались несколько долей, а потом, промокшие насквозь (нирейнам временами хотелось нырнуть), сушились у очага.
Также несколько раз они ходили слушать музыку воды. Ломенару, насмотревшемуся на музыкальные пристрастия тейнаров (не говоря уже о людях) и амдаров, было интересно сравнить виденное ранее с принятым у морианов. Струнные инструменты вроде лютни и арфы были и здесь, однако два инструмента не то что Ломенар, а даже Иннер встретил впервые. Один представлял собой полую трубку, плотно закрытую на концах, с мелкими камешками или песком внутри: музыкант встряхивал трубкой, вертел ее в разные стороны с разной скоростью, издавая звуки, похожие на шум дождя или бьющихся о камни волн. Второй инструмент напоминал лежащего на боку кита с несколькими отверстиями в спине: из них выстреливали водяные струи, и музыкант, зажимая отверстия пальцами, извлекал странные, нежные и пронзительные звуки. Весь этот необычный оркестр выстраивал медленную мелодию, местами однообразную, местами стремительную как водопад, но подчиненную единому ритму, и Ломенару чудились накрывающие его с головой ленивые волны, которые внезапно вздыбливались в бешеной скачке, кидая его в разные стороны и в конце концов выбрасывая на тихий берег, где он и лежал, обессиленный, а ласковые
